«Тарас Бульба»: украинский миф против «русского мира» и польский вопрос посредине (Укрiнформ, Украина)

1 апреля, в день рождения Николая Гоголя, вспомним одну из самых известных его повестей, которой в прошлом году исполнилось 185 лет

Читать на сайте inosmi.ru
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В день рождения Николая Гоголя «Укрiнформ» вспоминает одну из самых известных его повестей, которой в прошлом году исполнилось 185 лет. Но делают это украинские пропагандисты не для того, чтобы почтить одного из самых известных своих земляков, а чтобы очередной раз плюнуть на северо-восток. Да и читать «Тараса Бульбу» лучше в переводах на украинский, где «русская земля» заменена «славной Украиной»…

У украинцев есть два самых известных Тараса — Тарас Шевченко и Тарас Бульба — герой одноименной повести Николая Гоголя (1809-1852). И если о первом мы знаем почти все, то о втором есть немало тайн, так же, как о его авторе, Николае Васильевиче Гоголе. Например, знаете ли вы, как «Тарас Бульба» — повесть об измене и любви, мужестве и суровости, превратилась в одну из первых агиток «русского мира»? А о том, что в Польше больше ста лет назад именно из-за «Тараса Бульбы» проходили антигоголевские манифестации? Что возмутило советских функционеров в опере Николая Лысенко «Тарас Бульба»?.. И как роман Генрика Сенкевича «Огнем и мечом» касается «Тараса Бульбы»?

Как казак Тарас Бульба превратился в защитника «русского отечества»

Знаменитая повесть Николая Гоголя «Тарас Бульба» впервые увидела свет в сборнике «Миргород» в 1835 года. Второй раз — в 1842 году, в четырехтомнике, первом собрании сочинений писателя. И это было существенно другое произведение. Если в первой редакции Тарас Бульба — разбойник и авантюрист, то во второй — поборник и защитник русского православия и Московии. Если в первой редакции еще упоминается «Украйна» — «спорное и нерешенное владение», то уже во второй редакции вместо «Украйны» выныривает, как чертик из табакерки, «южная первобытная Россия», казаки становятся ярыми русофилами, а Тарас Бульба говорит пафосные речи о «православной вере и царе».

В первой редакции Украина в окружении трех врагов — поляков, татар и московитов, а во второй — враги только поляки и татары, а Московия превращается почему-то в Россию и предстает в образе милого «отечества», которое самоотверженно защищают запорожцы. Гоголь пишет: «Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый ХV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников…». Но про какую Россию речь, если в ту пору российское государство официально именовалась Московией?..

Апофеозом имперского патриотизма стал предсмертный спич Тараса Бульбы («Что взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!»), которого в первом издании не было вовсе.

Гетманщина или «кацапия»? Невозможность выбора

Фактически, Николай Гоголь создал первую, очень яркую, почти лубочную, агитку «русского мира». Какими были мотивы подобного поступка, что заставило писателя пойти на откровенный флирт с властью — неизвестно. Возможно, он хотел угодить своему патрону, русскому царю Николаю I, а потому и так безоговорочно следовал провозглашенной в 1832 году министром народного просвещения России графом Уваровым триаде о «православие, самодержавии и народности»; возможно, он стремился избежать сложностей с цензурой при издании первого тома «Мертвых душ» — важнейшего для него произведения. Понятно только то, что метаморфозы с «Тарасом Бульбой» произошли так же, как они происходили и с самим Гоголем, который становился русским писателем, с каждым годом все больше удаляясь от украинской идентичности. Например, еще в 1833 году он писал в письме Михаилу Максимовичу, будущему первому ректору Киевского университета: «Бросьте, в самом деле, кацапию, да поезжайте в гетьманщину… Дурни мы, право, как рассудить хорошенько. Для чего и кому мы жертвуем всем. Едем!» (2 ноября 1833 г.) Представить, чтобы подобные строки были написаны в 1842 году, почти невозможно.

Польская славистка, исследователь российской литературы Эдита Бояновска в книге «Николай Гоголь: между украинским и российским национализмом» (переведена в 2013 году на украинский) пишет: «…в „Тарасе Бульбе" в редакции 1842 года достигается утверждение „великой" русской нации без единого этнического русского как персонажа… Это единственное прозаическое произведение, в котором Гоголь делает идеологию российского национализма неотъемлемой частью повествования и не обманывает его, как в „Мертвых душах", в простых анонсах следующих томов или скомпрометированных иронией отступлениях… Гоголевский российский национальный костюм пошит из украинской ткани: она сшита из этнокультурной специфики и исторической борьбы украинских казаков…»

Возвращение к первоисточникам. Бульба украинский

Повесть «Тарас Бульба» была по-настоящему народным произведением: до октябрьского переворота книга была среди лидеров как по числу изданий, так и по числу экземпляров. Она нравилась рядовому читателю, хотя и вполне соответствовала концепции официальной народности, поэтому ее публикацию частично спонсировало министерство народного просвещения России. Однако интересно то, что украинцы фактически игнорировали гоголевский великодержавный нарратив, воспринимая «Бульбу» исключительно как украинскую — антиимперскую — историю. Произведение Гоголя побудило изучать собственное прошлое и открывать собственную национальную идентичность. «Черная рада» Пантелеймона Кулиша была написана под впечатлением повести Гоголя.

Первые переводы «Тараса Бульбы» на украинский язык появились вскоре после выхода повести в сборнике «Миргород». Впрочем, они всегда раздражали великодержавные рецепторы российских шовинистов. Например, написанная в 1893 году Михаилом Старицким пьеса в пяти действиях «Тарас Бульба» по мотивам одноименной повести, сначала была запрещена цензурой. Власть увидела в ней воссоздание духа свободного казачества времен Запорожской Сечи. Конечно, разве могло пристальным цензорам понравиться, например, такое: «Прощавайте, товариство чесне! Хай живе славетна Україна поки… сонце…» Это предсмертные слова запорожского казака Мосия Шила. Зато у Гоголя запорожец даже с перерезанным горлом хрипит: «Пусть же стоит на вечные времена православная Русская земля и будет ей вечная честь!» Почувствуйте, как говорится, разницу…

Один из последних примеров, когда украинский перевод «Тараса Бульбы» вызвал настоящий скандал — это перевод в 2003 году Василия Шкляра. Тогда газета «2000» выступила с разгромной критикой, а посол РФ на Украине Виктор Черномырдин заявил, что «Гоголь такого не мог написать»… Старицкого в свое время тоже беспощадно критиковала газета «Киевлянин» — рупор монархизма «Юго-Западного края», и корифей украинского театра даже судился с репортером «Киевлянина» неким Александровским.

«Ой, не час, не пора»

«Тарас Бульба» Николая Лысенко — главная украинская опера. Но судьба этого величественного музыкального произведения была драматичной. Композитор, который много лет вынашивал замысел национальной оперы, и один только клавир писал почти десять лет, так и не увидел ее на оперной сцене. При царизме о постановке оперы на украинском языке даже речи не было. Лысенко предлагали помощь в постановке «Тараса Бульбы» и Николай Римский-Корсаков, и Петр Чайковский, но при одном условии — либретто должно быть написано на русском языке. Лысенко категорически отказался, а Старицкий, который был автором либретто, поддержал композитора. Премьера оперы состоялась лишь в октябре 1924 года в Харькове. В Киеве «Тараса Бульбу» поставили в 1927 году. Опера Лысенко претерпела как минимум три редакции, сделанные в 30-х и 50-х годах. Над музыкальной частью работали Лев Ревуцкий и Борис Лятошинский, а над текстовой — Максим Рыльский. Незадолго до премьеры в новой редакции 27 апреля 1937 года, Борис Лятошинский писал в письме Рейнгольду Глиеру: «„Тараса Бульбу" я, слава Богу, уже кончил. Я боялся, правда, что не я его, а он меня „кончит". Вышло 1002 страницы партитуры! Кошмар! » (19-20 марта 1937 года). По большому счету от Лысенко там мало что осталось. Между прочим, знаменитая увертюра к опере — лаконичная, впечатляющая, в которой очень гармонично сочетаются героизм и лиризм, и которая стала своеобразным музыкальным титулом Украины, была фактически написана Ревуцким и Лятошинским.

Советскому руководству также не понравилось и то, что нет сцены сожжения главного героя — Тараса Бульбы. «Почему это Лысенко оставил Бульбу живым, а не сжег его?» Композитор и действительно не захотел «сжигать» первого национального оперного героя. Он завершил оперу героической сценой взятия Дубно. И Тарас, и Остап у Лысенко остаются живы. Погибает только Андрей. Фактически это был хеппи-энд. Советские бонзы приказали переписать концовку. Поэтому последнее действие завершалась трагической гибелью Тараса и отступлением — поражением казаков, которые поют: «Ой не час, не пора».

В 1940 году Александру Довженко не позволили снимать по собственному сценарию «Тараса Бульбу», тогда как в том же 1940-м, российский композитор Василий Соловьев-Седой написал балет «Тарас Бульба». И это несмотря на то, что автор прямо говорит, что «…Бульба был чрезвычайно тяжел» и весил 20 пудов, а 20 российских пудов — это больше 320 кг!

Известно также, что Гоголь хотел назвать своего главного героя не Бульбой, а Кульбабой, но передумал.

«Тарас Бульба» в Королевстве Польском

Есть еще одна интересная история, связанная с «Тарасом Бульбой». Эта повесть вызвала огромное возмущение поляков и была воспринята ими исключительно как инструмент имперского шовинизма. В 1850 году ее перевел польской Петр Гловацкий (псевдоним Федорович), но поляки отказывались печатать и читать произведение, которое восприняли как антипольское. Польские критики называли повесть Гоголя «фарсом, далеким от исторической правды». Их возмутило изображение Гоголем поляков как чрезвычайно, почти патологически жестоких людей, способных на любые зверства; возмутились они и тем, как Гоголь изобразил польку-шляхтянку: «красавица была ветрена, как полячка»…

Известно, что Гоголь, когда писал «Бульбу», опирался на «Историю русов» Григория Конисского, но, как заметил Пантелеймон Кулиш, скорее не на оригинал, а на подделки (списки), которых тогда было немало. Именно в них можно было прочитать о том, «как шляхтичи в медных быках сжигали казаков или как ксендзы запрягали в телеги украинских женщин, и другие байки, от которых кровь в жилах коченеет».

Постепенно украинец Гоголь стал вторым по значимости — после Пушкина — официальным великорусским писателем. Российская царская власть всячески популяризирует творчество Гоголя, задействуя все имеющиеся тогда рекламные механизмы — открытки, портреты, массовые издания в мягких обложках и т.п. Кроме того, насаждая русификаторскую и ассимилятивные политику на территории Королевства Польского, «Тараса Бульбу» включили в учебную программу польских гимназий — польские дети вынуждены были читать повесть на русском. Это вызвало огромное сопротивление польского юношества. Учителям давали прозвища «Тарас Бульба», а молодежь даже выходила на антигоголевские манифестации, во время которых рвала портреты писателя. Царизм, продвигая идею «русского мира», в 1902 году, решил с помпой отметить 50-ю годовщину со дня смерти Николая Гоголя, но поляки бойкотировали правительственные мероприятия. Это было для них настоящим вызовом и безобразием, ведь чтить память Мицкевича и Юлиуша Словацкого на официальном уровне запрещалось.

К слову, Гоголь хорошо знал польский язык, был знаком и с Мицкевичем — не раз встречался с ним за границей, так же, как и с другими поляками, которых после подавления Ноябрьского восстания 1831 года находилось там немало. Семья Гоголя по материнской линии имела польские корни, а предки по отцовской линии получили шляхетский статус за борьбу против московитов. Однако после переезда в Петербург польскую часть своей фамилии — Яновский — Гоголь отбросил и о польской ветви предпочитал не упоминать.

Именно «Тарас Бульба» побудил Генрика Сенкевича к написанию романа «Огнем и мечом» (1884), который стал своеобразным ответом на унизительный для национальных чувств образ поляков в повести Гоголя. «Огнем и мечом» был фактически запрещен на Украине и воспринят примерно так же, как и «Тарас Бульба» в Польше. Можно вспомнить полную горечи фразу Богдана Лепкого о том, что «…От Богдана и от Яремы легли среди нас большие черные тени». После появления «Огнем и мечом» польские и украинские дети, ученики Бережанской гимназии, смотрели друг на друга уже другими глазами, а мир юношеской дружбы разбился вдребезги… «Огнем и мечом» с польского на украинский не переводился более ста лет. И только в прошлом году вышло полное издание «Трилогии» («Огнем и мечом», «Потоп» и «Пан Володыевский») Генрика Сенкевича, что стало заметным событием в культурной жизни Украины.

«Тараса Бульбу» не издавали в Польше до нынешнего века. Как отмечают польские историки Гжегош Пшебинда и Ян Тазбир (и не только они), повесть Гоголя во многом о том, «как гетманско-крестьянская Украина воюет с шляхетской Польшей, а выгоду от того имеет царская Московия».

Наш Гоголь

Писатель уровня Николая Гоголя выходит за рамки чисто национального. Он — гений мирового масштаба. И попытка «присвоить» его, похожа видимо на то, как в «Ночи перед Рождеством» нечистая сила хотела похитить и присвоить луну: та все равно ускользнула. Ее предназначение — светить всем… Так же и с Гоголем. Он — ничей, и одновременно каждого и «наш». Его произведения, в том числе и «Тарас Бульба», вызывали и будут вызывать противоречивую критику и требовать нового прочтения, переосмысления и новых интерпретаций. Поэтому «битва за Гоголя» будет продолжаться.

В письме Варваре Репниной от 7 марта 1850 года из Оренбурга Тарас Шевченко писал: «Я всегда читал Гоголя с наслаждением (…) Перед Гоголем нужно благоговеть как перед человеком, одаренным глубочайшим умом и нежнейшей любовью к людям! (…)… наш Гоголь — истинный провидец сердца человеческого».

А Юрий Шорох (Шевелев) утверждал, что «…неотразимо ясно: источник нашей прозы — Гоголь».

Обсудить
Рекомендуем