Стэнфорд — Стратегическим императивом недавних саммитов, проведённых президентом США Джо Байденом в Европе, было формирование единого ответа Запада Китаю. Спустя три недели после этих встреч стало очевидно, что он добился успеха.
США, Франция и Германия сегодня, по сути, на одной стороне. Каждая из этих стран признаёт, что нужна широкая международная коалиция, чтобы убедить Китай прекратить своё агрессивное поведение. Китайская позиция стала совершенно очевидной после выступлений председателя КНР Си Цзиньпина в ходе июльских празднований столетия Коммунистической партии Китая. Он предупредил, что любые попытки помешать подъёму страны приведут к тому, что «головы разобьются в кровь о Великую стену из стали».
В Азии стратегический императив администрации Байдена заставляет её делать больший акцент на четвёрке демократических стран Азиатско-Тихоокеанского региона (так называемый «Квад»): Австралия, Индия, Япония и США. В конце июня США и Япония провели совместные военно-морские манёвры, чтобы подготовиться к любой китайской агрессии против Тайваня. А в Европе НАТО и Евросоюз сделали Китай одной из главных тем политической повестки, хотя ранее пытались избежать «внерегиональных» обязательств.
Хотя Байден добился ощутимого прогресса в формировании широкого консенсуса по поводу Китая, он только лишь приступает к самому трудному элементу этой политики: убедить президента России Владимира Путина в том, что дистанцирование от Китая отвечает интересам национальной безопасности его страны. Впрочем, привлечение Путина на свою сторону уже сегодня стало задачей с явно высоким приоритетом. После саммита с Байденом как президент Франции Эммануэль Макрон, так и канцлер Германии Ангела Меркель призвали к перезагрузке отношений Евросоюза с Россией.
Да, конечно, предложение исправить отношения ЕС с Россией было встречено почти истерическими протестами со стороны Нидерландов, стран Балтии и Польши. В ответ на эти театральные выходки Меркель поспешила разъяснить, «что подобные переговоры с российским президентом не являются призом за заслуги».
Если Меркель старалась принизить их значение, то лишь потому, что начавшийся вой протестов был совершенно предсказуем. Резкие сдвиги в стратегической политике поначалу редко встречают понимание. Когда 50 лет назад президент США Ричард Никсон установил отношения с коммунистическим Китаем, он спровоцировал целый ураган недовольства среди американских союзников, при этом Япония возражала даже сильнее, чем сейчас эстонцы, латвийцы, литовцы и поляки.
Но сегодня дипломатическая инициатива Никсона вспоминается как один из великих стратегических прорывов послевоенной эпохи. Политика «открытия Китая» вытекала из того факта, что Никсон и Мао Цзэдун стали видеть в СССР величайшую угрозу для своих стран. Установив между собой дипломатические отношения, они смогли заставить Советы (которые только что совершили вторжение в Чехословакию, а затем устроили короткую, но очень жестокую пограничную войну с Китаем) пересмотреть свою агрессивную политику.
Всё это сработало. В последующие годы СССР резко сократил количество войск, размещённых вдоль границы с Китаем, и заключил важнейшие соглашения о ядерных вооружениях с США.
А теперь вернёмся в настоящее. Путин — человек бескровной реальной политики, если подобная в принципе существует, и у него есть несколько причин для сотрудничества с Байденом. Многие из этих причин столь же убедительны, как и те, что мотивировали Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая благосклонно отнестись к инициативам Никсона. Прежде всего, Россия сегодня находится в большей изоляции, чем когда-либо находился СССР, и поэтому она попала в опасную зависимость от Китая. Главным бенефициаром путинского антагонизма с Западом, наблюдающегося в последнее десятилетие, стала не Россия, а Китай. Путин мог бы повернуть вспять процесс скатывания страны в экономический застой и стагнацию, избавив экономику России от изоляции, в которую её поместил Запад.
Подобно многим представителям российского истеблишмента в сфере безопасности, Путин понимает, что его страна получает очень мало выгод от связей с Китаем Си Цзиньпина. Китай по всему миру активно инвестирует в компании и инфраструктуру (в основном в рамках излюбленной инициативы Си Цзиньпина «Пояс и путь»), но в Россию попадают лишь крайне незначительные суммы китайских денег, хотя ей они отчаянно нужны для компенсации последствий западных санкций.
Кроме того, хотя руководство Китая об этом никогда не упоминает, оно недовольно кражей Россией китайских территорий в XIX веке в не меньшей степени, чем империалистическим хищничеством Запада. А поскольку западный империализм в основном отступил, именно продолжающаяся оккупация Россией исторических китайских территорий больше всего бросается в глаза простым китайцам.
Например, город Владивосток, с его огромной военно-морской базой, стал частью России лишь после 1860 года, когда цари построили там военную гавань. А ранее этот город был известен под маньчжурским названием Хайшэньвай. Когда в прошлом году Россия устроила празднования в честь 160-летия города, это вызвало взрыв негодования у ультранационалистически настроенных китайских пользователей интернета.
Есть также и демографический аргумент, который Путину следует учитывать: вдоль протяжённой сибирской границы живут шесть миллионов россиян, а с другой стороны — 90 миллионов китайцев. Многие из этих китайцев регулярно пересекают границу, чтобы торговать в России (а многие — чтобы в ней остаться).
Целью налаживания Никсоном отношений с Мао никогда не было превращение Китая в бастион прав человека и демократии, и точно так же стратегия Байдена/Макрона/Меркель не призвана в одночасье превратить путинскую Россию в свободное общество. Западные лидеры не питают никаких иллюзий. Несмотря на все выгоды от улучшения отношений с Западом, Путин не порвёт с Китаем, если подобный сдвиг будет создавать хоть малейшую угрозу его власти или личной безопасности. Путинский режим не может брать на себя столь серьёзные риски, потому что он слишком хрупок и опирается на откровенный авторитаризм.
Если Запад хочет, чтобы Россия дистанцировалась от Китая, ему придётся принять Путина таким, какой он есть — со всеми недостатками. Хотя он не улучшит ситуацию с правами человека, его можно было бы, по крайней мере, убедить признать международно-согласованные нормы для киберпространства, а также прекратить открыто угрожать соседним странам. Такого рода сделки более чем возможны, и их может быть вполне достаточно, чтобы предупредить упрямого Си Цзиньпина о стратегических опасностях его собственных региональных и международных агрессивных действий.
Мелвин Б. Краусс — почетный профессор экономики Нью-Йоркского университета