Под влиянием пропагандистского поединка, а также остатков пропагандистских нарративов, которые остались в памяти со времен холодной войны, очередной молниеносный подъем «Талибана»* в Афганистане общественность, уставшая от американского имперского присутствия в мире, восприняла с восторгом. В 80-х американская администрация запустила нарратив об Афганистане как «могиле империй», чтобы преподнести конфликт в Афганистане, в который вмешалась советская армия, как фатальную и последнюю интервенцию «империи зла». По иронии судьбы теперь этот нарратив обернулся против самой американской империи. Заголовки мировых СМИ в духе «Вхождение „Талибана" в Кабул — онлайн» сублимируют современное понимание войны публикой как еще одной игры в целой череде ей подобных. Для потребителя медиа-контента нет существенной разницы между Олимпиадой и вступлением талибов в Кабул.
В поисках простых для понимания сценариев потребитель нарратива исходит из собственных убеждений и потом лишь мельком останавливается на контенте, с которым сталкивается. Если зритель настроен оптимистично и антиамерикански, то трагические картины, которые американская империя оставляет после себя в Афганистане, он обязательно считает предзнаменованием скорого падения западной империи зла. Предположим, что зритель так же недолюбливает Соединенные Штаты, но настроен пессимистически и считает эту политическую структуру непобедимой. В таком случае американский уход и не уход вовсе, а хаос не хаос. Нет, все это тщательно продуманное представление, и даже после этих ужасающих картин США выйдут победителем. Империи, как правило, не пользуются популярностью, поскольку вмешиваются в ход исторических процессов многих обществ по всему миру. Малочисленные искренние сторонники империй в основном являются их же гражданами.
Динамика имперской игры сводится к преимущественной поддержке ее ядра. Это означает, что периферийные части империи, которые попадают под эксплуатацию, не обязаны любить своих оккупантов, и от них ожидают только послушности. Однако центр империи очень важен, поскольку действия империй нацелены именно на обогащение и развитие центра. Американские граждане, которые по идее должны поддерживать империю, сами негативно отреагировали на последствия вывода войск из Афганистана. В среднем, согласно всем релевантным опросам общественного мнения, процент граждан, которые одобряют работу президента Джозефа Байдена, и тех, кто придерживается противоположного мнения, практически одинаков: 48,2 против 48%. В январе текущего года эта разница была намного больше, причем в пользу Байдена: 55,5% против 36. Если все это представление, то режиссер спектакля очень подпортил собственную позицию в театре. Даже Дональд Трамп снова появился на политической арене, чтобы позлорадствовать или, говоря современным языком, потроллить «спящего Джо», как он называет своего противника на спорных выборах, прошедших в прошлом году.
США действительно переживают самый серьезный кризис со времен гражданской войны. Этническо-расовый состав американского общества постепенно меняется, и за прошедшие годы процент белых граждан США сократился с 63,7 до 57,8%. В абсолютных числах это падение достигло почти 20 миллионов. Параллельно с сокращением числа белых американцев меняется и структура городского и сельского населения. В начале XXI века соотношение достигло пяти к одному в пользу городского населения, а это существенное изменение по сравнению с 1960 годом, когда соотношение было два к одному. Два этих параметра ясно говорят об изменении ценностной оси в американском обществе. Поселки и малые города, как и традиционное протестантское белое население, образуют костяк консервативной Америки, а жизнь в больших городах и принадлежность к другим этносам неминуемо влечет за собой поворот к либеральному взгляду на общество. Консервативное большинство осознает свое вымирание, и это выливается в рост его агрессии. Либеральное меньшинство понимает, что крепнет с каждым днем, и начинает навязчиво пропагандировать собственные ценности.
Тот факт, что Соединенные Штаты Америки — империя, а не национальное государство увеличивает опасность внутренних ценностных конфликтов между двумя почти равными и непримиримыми частями общества. Империя вынуждена устраивать долгосрочную оккупацию других народов, которую она пытается преподнести своим гражданам как освободительные войны. Поэтому американские «войны» и длятся так долго, ведь по сути они ими и не являются. Речь идет о продолжительном присутствии в определенных частях мира, которые имеют для нее геостратегическое или экономическое значение. Когда одна из таких «войн» становится непопулярной настолько, что угрожает основам империи в ее центре, империя объявляет о победе и выходит из конфликта.
Уход из Афганистана должен был произвести оздоравливающее воздействие на американскую империю. Гражданам дали понять, что прекратятся траты их налоговых денег на регион, который их нисколько не интересует. Предполагалось, что в Кабуле будут, по крайней мере какое-то время, править американские квислинги, и все будет отлично. Однако победа талибского движения дала противоположный эффект — ощущение горького поражения и понимание, что империя потратила более двух триллионов долларов, по оценкам «Форбса», на то, чтобы талибы в Афганистане стали сильнее и популярнее, чем до американской интервенции.
Ловушка интервенционистской парадигмы
Западная часть европейской цивилизации с самого начала своей государственной мысли опиралась на римско-эллинистическую концепцию демонизации «другого», внешнего врага. Первой дихотомией стала «эллин или римлянин против варвара». В Средние века добропорядочные католики противопоставлялись неверным (мусульманам) или схизматикам (православным). Значение религии на Западе падает, но классическая концепция «цивилизованный европеец против дикаря» снова актуальна. Все контрасты вобрала в себе скрыто идеологическая оппозиция якобы нейтральных «добра и зла». Добро воплощают (нео)либеральные ценности, а зло — традиционные (вне зависимости от существования самых разных традиций по всему миру). Нет никакого духовного различия между американцем, который в 1920-х линчевал негров, думая, что он, белый человек, представляет не только высшую, но и в нравственном плане избранную расу, от неолиберала, который в 2020 году поддерживает войны и оккупации, чтобы афганские женщины были освобождены от закона и правил общества, в котором выросли. По-прежнему царит идея о том, что только Запад всегда воплощает неоспоримое «добро», некую модель, которую весь остальной мир должен принять. Эти идея не что иное как мессианский комплекс, который в политическом плане выливается в интервенционизм, что и приводит к образованию империй. Интервенционистский образ мышления — неотъемлемая часть европейской цивилизации. Для европейца невыносимо, когда кто-то другой отстаивает ценности противоположные его ценностям, как и невыносима мысль о том, что у этого другого вообще есть право на них.
«Женщины в Афганистане находятся в ужасном положении и нуждаются в освобождении», — так думают европейцы, включая даже таких, как сербы, которых ради навязывания ценностей и единственной политико-экономической модели подвергли прямой вооруженной агрессии. Зачем афганским женщинам освобождение, и почему европейцев должны волновать заботы народов других цивилизаций, которые построили общество на исламских принципах, существенно отличающихся от христианских и постхристианских? Уместнее задать вопрос: а какой иностранный интервент освободил европейских женщин? Разве не способствовали этому автономные общественно-политические процессы? Разве европейские общества не менялись сами постепенно, или они изменили свои убеждения под давлением какой-то империи? Возможно, когда-нибудь и другие цивилизации, помимо европейской: исламская, китайская, индийская и многие другие — изменятся, приблизившись к европейской ценностной позиции. Но какое право имеют европейцы принуждать их к чему-то подобному? Это не только нравственно-философский вопрос, но и острая реальная проблема, поскольку интервенционизм приводит к навязыванию стандартов Европейского Союза и НАТО, к стремлению транснациональных институтов полностью лишить государства их суверенитета. Причитая над ценностями другой культуры, которую мы плохо знаем и понимаем, мы навлекаем насилие на собственное общество, так как ЕС и США завтра в России или Сербии будут освобождать гомосексуалистов или трансгендеров, как в 1999 году освобождали бедных албанцев от «геноцида».
Позиция Москвы
У дипломатии есть два уровня: открытый, тот, который на поверхности и который озвучивается в заявлениях и официальных декларациях высших государственных функционеров, и тайный, когда контакты и переговоры поддерживаются и ведутся вдали от глаз общественности. Само шариатское радикально исламистское талибское движение участвует в той же игре. С одной стороны, его представители лукавят и обманывают мировую общественность, прикидываясь более демократичными и либеральными, чем 20 лет назад, но на деле продолжают устанавливать полный контроль и закон шариата. Например, турецкое государственное агентство «Анатолия» уже опубликовало материал под названием «Талибы не такие, какими были 20 лет назад». «Экспортный» вариант талибской дипломатии, таким образом, нашел у турок отклик, и это говорит о том, что официальная Турция пытается выстроить отношения с новыми властями Афганистана. Представители Европейского Союза поступили иначе. Они заявили, что признают победу «Талибана» и вынуждены вступить с ним в переговоры, чтобы избежать миграционного кризиса. Однако Брюссель не признает легитимность его власти. Мы видим, как неолиберальный Европейский Союз, который яростно навязывает свои ценности балканским народам, столкнувшись с угрозой для собственных интересов в Афганистане, уже не выдвигает требований. Мол, сначала освободите афганских женщин, а потом мы предложим вам что-нибудь, чтобы вы не отправляли миллионы мигрантов в Европу.
Первый вопрос в сфере международных отношений: какие государства готовы будут признать талибское движение легальной и легитимной властью Афганистана? Исходя из этого, можно будет понять, с какими государствами талибы успели достигнуть договоренности. Несомненно, труднее всех признать талибов будет западным государствам. Россия находится в щекотливой ситуации. С одной стороны, наладить теплые отношения с талибами ей мешают идеологические причины, так как идеология исламского фундаментализма представляет серьезную угрозу для безопасности и территориальной целостности Российской Федерации. Поэтому не удивительно, что президент Чечни Рамзан Кадыров, будучи противником радикального ислама, выразил опасения и призвал проявить осторожность в отношениях с талибами. С другой стороны, России трудно поднять в ООН вопрос о снятии с «Талибана» клейма террористической организации, поскольку это выглядело бы так, как будто официальная Москва каким-то образом его поддерживает или как будто ей безразлично, что формируется шариатское политическое образование. Это ударит по репутации России в мире. В-третьих (это, возможно, самое главное), неясно, как талибы поведут себя после стабилизации их режима в Афганистане. Талибское движение, как этническое пуштунское движение, не надеется распространить свою идеологию в бывших советских республиках Средней Азии. Точно так же в 90- е у чеченских салафитов не получилось распространить свои идеи в Дагестане из-за этнических различий (хотя ислам не признает различий между нациями, в реальности ситуация иная). Но талибы могут предоставить полигон для подготовки террористов, этнических выходцев из Центральной Азии и Кавказа. А это потенциальная угроза для России.
Именно поэтому Россия на официальном уровне действует очень осторожно, не превознося победу «Талибана», не выставляя их в позитивном свете, но на практике она пытается наладить эффективные связи с новым режимом в Кабуле. Представитель МИДа РФ Мария Захарова уже недвусмысленно заявила, что российские официальные лица не делали заявлений, в которых одобряли смену власти в Афганистане. Они просто констатируют факты. Тем не менее спецпредставитель президента России по Афганистану Замир Кабулов заявил, что члены «Талибана» более расположены к диалогу, чем представители свергнутого проамериканского правительства и что они более надежны, чем «кабульский марионеточный режим». Прежде Кабулов говорил, что талибы не связывают никаких планов с сопредельными с Афганистаном государствами и не представляют угрозы для союзников России в Средней Азии. Причем в день вступления отрядов талибов в Кабул представитель президента России находился в городе и делал успокаивающие заявления. В частности, он охарактеризовал ситуацию в Кабуле как «абсолютно мирную». Все это указывает на то, что Россия, в отличие от большинства западных государств, пытается заключить некий договор о ненападении с талибами. «Вы не трогаете нас и наших партнеров, а мы не трогаем вас». В пользу этого говорит и то, что Россия, в отличие от большинства западных стран, не эвакуировала свой дипломатический персонал из Афганистана.
Некоторые аналитики связывают российское влияние в Афганистане с китайским. Поскольку у России нет никаких политических и экономических видов на Афганистан, и она заинтересована только в вопросе безопасности, нет причин, чтобы Россия противилась стабилизирующему влиянию Китая в этом государстве. К такому выводу эксперты пришли, потому что Китай и Индия — традиционные конкуренты, как и Индия и Пакистан, а по логике враг моего врага — мой друг. Китай и Пакистан будут действовать в Афганистане сообща. На самом деле китайское влияние под большим вопросом, так как коррупция бывшего режима в Кабуле делала невозможным всякое сотрудничество с Китаем. Например, в 2008 году Китай получил концессию на разработку медных рудников в Афганистане, но ее до сих пор так и не начали, поскольку клановая коррупция и талибская угроза делали эту инвестицию невыгодной. На бумаге Афганистан располагает рекордными запасами лития, превосходящими даже боливийские, и, кроме того, может стать важным инфраструктурным звеном для китайского «Нового шелкового пути». Однако на практике очень трудно реализовать какой бы то ни было проект в этой разделенной и нестабильной стране. Не будем забывать, что Пакистан очень насолит Соединенным Штатам, если станет помогать Китаю в этих проектах. Скорее всего, Афганистан, как и прежде, останется отдаленной черной дырой, и единственное, что будет интересовать Россию, это чтобы нестабильность, которую влечет за собой идеология радикального ислама, не преодолела высокие горные вершины в северных областях и не расползлась по пустынным долинам Средней Азии.
* запрещенная в РФ террористическая организация — прим. ред.