Бен Уоллес (Ben Wallace) — первый за 29 лет министр обороны, кто смог сделать такое заявление. Перед тем, как заняться политикой, он служил в рядах Шотландской гвардии в Германии, Белизе, Северной Ирландии и на Кипре. По его словам, опыт службы позволяет ему иначе смотреть на свою работу: в данном случае он осознает, насколько непредсказуемым может быть отход.
«Не было никакого смысла обманывать общественность в процессе, — сказал Уоллес во время нашего разговора по Zoom, состоявшегося после того, как последний самолет покинул Афганистан. — Когда Герат пал, это было немного шокирующе. Некоторые из этих больших городов исторически сопротивлялись «Талибану»*. Когда они пали буквально без боя, я подумал, что все кончено. Помню, в июле я утверждал: что бы мы ни думали, все кончено, и мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы ускорить свои действия».
За несколько дней до падения Кандагара, это произошло 13 августа, Уоллес принял решение послать 600 военнослужащих в Кабул, чтобы провести операцию «Pitting», миссию по эвакуации, которую впоследствии окрестили «Dunkirk by WhatsApp» (Дюнкерк по WhatsApp) из-за того, что многим звонили на мобильные телефоны.
Примерно в то же самое время министр иностранных дел Доминик Рааб (Dominic Raab) был в пятизвездочном отеле в Греции, но Уоллес слишком дипломатичен, чтобы отметить это. В свою очередь Рааб винит в унижении в Кабуле провал военной разведки. Так кто виноват? «Я уже слышал мнение о провале разведки, — говорит Уоллес. — История учит нас, что дело не в провале разведки, а в ее ограничениях. Когда распался Советский Союз, когда рухнула Ливия, когда случилась эта ситуация в Афганистане, разведка не подвела. Она просто была ограничена, как и всегда в самом конце».
«Я знаю, что во время учений самый сложный военный маневр — это планирование вывода. Во время моего обучения было так: когда взрывать мост?» Уоллес рассказывает, что три года в должности министра обороны столь же полезны, как и его опыт в армии, когда речь идет о понимании глубины неопределенности: «К сожалению, в мое время были бесконечные террористические атаки».
А что насчет неоткрытых писем членов Парламента о попавших в затруднительное положение афганцах? В Уайтхолле ищут виновного. Уоллес защищает операцию Министерства обороны, говоря, что поддерживал контакт с «практически всеми», кто был в его собственном списке (так называемая схема политики переселения и помощи афганцам). «У нас у всех много входящих в электронной почте, мы уже проанализировали свои и отправили аналитиков военной разведки в Уайтхолл, чтобы помочь с этим, — рассказывает Уоллес. — Мы обнаружили, что в среднем каждый получил по четыре письма от группы членов Парламента. Я фактически дошел до того, что стал узнавать перечислявшиеся имена, потому что многие писали об одних и тех же людях. Было много повторов».
Что касается произошедшего теракта, недавно появившиеся в Америке сообщения заверяют, что командование США хотело закрыть ворота аэропорта, но не сделало этого ради Британии. В ответ на это Уоллес заметил, что узнает «заявления, но не факты, факты неверны. Обе стороны, а также и другие, хотели и дальше пользоваться Эбби-Гейт».
Неприятные сюрпризы идут и из дома, и из-за границы. Если вы следили за действиями Уоллеса только в Твиттере, то вас можно простить, если вы думаете, что он провел половину своего времени разбираясь с операцией «Ковчег» (попыткой бывшего морского пехотинца Пена Фартинга (Pen Farthing) вывезти кошек и собак из своего приюта в Кабуле вместе с сотрудниками. За этим последовала словесная война, Уоллеса обвинили в том, что он заблокировал самолет, который должен был их спасти.
Уоллес, очевидно, до сих пор раздражен из-за этого. «Я не заблокировал рейс, — говорит он. — Я очень ясно сказал, что не буду ставить животных выше людей». По его словам, проблема была не в самолете, а в толпе, которая рискует своей жизнью, собираясь у аэропорта. «У некоторых уходит по 96 часов, чтобы прорваться, отвезти сумки в отель, чтобы их обработали, а потом отвезли в "чистую зону". Проблема не в самолетах. Критика тех, кто борется за права животных, часто сводится к тому, что мы просто должны были пропустить чартерный рейс — и волшебная палочка проявила бы себя. Пен Фартинг и животные прорвались бы, но мы, такие злые, остановили самолет! Дело было не в этом».
По словам Уоллеса, Великобритания оставила лишь некоторые машины, в то время как США оставили самый большой в мире парк вертолетов Black Hawk. «Не думаю, что я бы сильно волновался о том, что Талибан станет поддерживать целый парк воздушных машин», — говорит он, поскольку это «чрезвычайно дорого, требует высокой интенсивности и просто только на словах». Однако, отвечая на соответствующий вопрос, он признал, что больше беспокоится о вероятности того, что оборудование будет передано сомнительным наемническим организациям. «Риск в том, что они передадут их кому-то вроде Группы Вагнера. Вот почему мы должны невероятно внимательно относится к подобной передачи технологий. Думаю, это реалистичная возможность». Группа Вагнера — это военизированная организация, поддерживающая тесные отношения с Кремлем, Министерство обороны часто говорит о ней как о противнике.
А что насчет его недавнего обзора оборонной политики? Как после афганского отступления обстоят дела? Уоллес утверждает, что обзор был оправдан в тот момент, когда предлагал более гибкую армию. «Если Америка примет решение склониться больше [в сторону Тихого океана и Китая], перед Западом, Европой, Великобританией и другими странами встает вопрос: пойдем ли мы за ними? Или мы заполним пустоту? Или и то, и другое?»
В 2007 году Великобритания приняла решение построить и развернуть два авианосца (сейчас они сопровождают американцев в Тихом океане). Многие военные считали это решение абсурдным перенапряжением сил для страны, которая до сих пор не признает себя мировой державой. Уоллес смотрит на это иначе. «Я считаю, вопрос в том, как понимать мировую державу, — говорит он. — Очевидно, что Великобритания — не супердержава. Но супердержава, которая не готова упорно работать, — также, наверно, не супердержава. Великобритания — это явно не глобальная сила, это просто крупная сила».
Между тем Великобритания может работать с другими. «Я считаю, что будущее внешней политики во всем мире будет больше связано с двусторонними, чем трехсторонними альянсами в зависимости от проблемы. Так, Западная Африка больше относится к Франции или Великобритании, Восточная Африка, может быть, тоже».
«Великобритания не могла сформировать массовую армию 50 лет, если не дольше». В конце холодной войны, как рассказывает Уоллес, он был рядах Британской армии Рейна. «Это всегда было частью масштабных международных усилий, так что, я думаю, наши оборонные документы на совершенно верном пути». По словам Уоллеса, Великобритания все еще имеет «в своем распоряжении огромный диапазон инструментов: от мягкой до жесткой силы, экономической, научной и культурной мощи».
Военное вмешательство продолжит играть свою роль. «Некоторые африканские страны рискуют превратиться в несостоявшееся государство». Если предотвратить их падение, говорит он, других конфликтов можно избежать. «Что нужно, так это вооруженные силы, которые могут укрепить устойчивость [африканских] правительств так, чтобы ситуация не усложнилась и не привела к настоящей борьбе, — говорит он. — Главным образом, я считаю, что этим мы и должны заниматься в мире». Важный вопрос в том, захочет ли утомленная вмешательствами общественность, чтобы британские силы поддерживали африканские правительства.
По словам Уоллеса, ООН была примечательна своим отсутствием в Афганистане и не только. «Если ООН не для того, чтобы помогать несостоявшимся государствам, то тогда для чего?» Тот же вопрос и относительно Восточной Африки. «Борьба с коррупцией, дерадикализация, образование — все то, под чем ООН подписалась в Алжирском соглашении, не было выполнено. Вы не остановите терроризм и не обеспечите безопасность, если не разберетесь с другими вещами».
Европа также столкнулась со сложным вопросом. «Мы отреагировали на вызов Америки увеличить расходы на оборону. Я считаю, что на самом деле тут вопрос к Европе: готова ли она подтвердить слова делами? Справедливости ради, Дональд Трамп в этом вопросе был честен. Между тем, чтобы воспринимать Америку как должное, и тем, чтобы от нее зависеть, есть разница. Думаю, исторически мы воспринимали Америку как должное, а это значит, что сейчас нам нужно увеличить финансирование. Премьер-министр инвестировал самую крупную со времен холодной войны сумму, и мы продолжим это делать. Посмотрим, что сделают другие».
Следующая проблема — стойкость. «Будь то Украина, Южно-Китайское море или поддержание международного права — проблема для Запада заключается в решимости. Есть ли у нас решимость, вот в чем вопрос». Как и Тони Блэр, Уоллес не любит фразу «вечная война». «Я считаю, что отстаивать ценности, в которые веришь, защищать свои интересы — это вечное обязательство. Оно нескончаемо, так что будьте готовы».
Недавно он посетил корейский военный мемориал в Сеуле, отмеченный фразой «свобода не свободна». «Совершенно верно, свобода не свободна. Конечно, мы надеемся, что ее защита не потребует жизней наших мужчин и женщин. Но когда твой противник постоянно бросает тебе вызов, ты должен постоянно отстаивать то, во что веришь, и постоянно защищать это. И так будет всегда».
Учитывая, что президент Джо Байден на этой неделе объяснил, почему он решил не продлевать «бесконечную войну» или «бесконечный выход», сложно не рассматривать слова Уоллеса как отклонение от американского подхода. Но если США больше не могут брать на себя такие долгосрочные военные обязательства, то может ли Великобритания?
* — террористическая организация, запрещенная в России