Принято считать, что худшие враги получаются из лучших друзей. Надо ли Китаю помнить об этом в отношениях с Россией?
Сегодня вражда между партнерами кажется маловероятной, особенно после того, как президент Владимир Путин во всеуслышание похвалил Пекин на Российской энергетической неделе. Однако, вопреки согласию в публичных заявлениях, китайско-российское сближение не в состоянии скрыть нарастающего раздражения российских элит в адрес Пекина.
Эту перемену отметил профессор Александр Лукин в своей статье в Washington Quarterly. Перспективы китайско-российского сотрудничества он рассмотрел еще в 2018 году в своей книге «Китай и Россия: новое сближение». Сейчас же Лукин признает откровенно: «Любые грядущие перемены в политике США как сдерживающий фактор для дальнейшего российско-китайского сближения окажутся слабее озабоченности Москвы все более напористым поведением Китая». Кроме того, он предполагает, что «пик российско-китайского сближения, вероятно, пройден».
Такая точка зрения — не редкость ни среди западных ученых, ни прозападных российских экспертов. Однако Лукин не принадлежит ни к одной из этих категорий, и его биография придает его аргументам особый, символический вес.
Лукин работал в МИД СССР и советском посольстве в Китае, а также был вице-президентом Российской дипломатической академии. Ни одна из этих должностей была бы невозможна, будь Лукин прозападным либералом. Напротив, его прошлые посты говорят о том, насколько глубоко он вхож в российскую дипломатическую элиту. В серии интервью Московского центра Карнеги с ведущими китаистами Лукин оказался одним из немногих экспертов, которые могли по праву сказать, что их работы регулярно читает высшее российское руководство.
Кроме того, Лукин пользуется большим авторитетом и в Китае. Он получил медаль от бывшего президента Китая Ху Цзиньтао за «выдающийся вклад в развитие российско-китайских отношений», а также медаль Шанхайской организации сотрудничества в связи десятилетием организации за свою роль в ее создании и развитии. Наконец, Лукин — профессор кафедры Чжэцзянского университета. Опять же, все эти почести предполагают, что Лукин не только активен в китайских дипломатических кругах, но и занимает дружественную позицию.
Российская торговля и инвестиции в регионе меркнут по сравнению с китайскими, но при этом обе великие державы приветствуют процветающую Среднюю Азию, где будет меньше терроризма и экстремизма. Однако в последнее время экономические и военные институты Москвы, созданные для реинтеграции Средней Азии с Россией после распада Советского Союза, ослабляет стремительный рост китайской мощи.
Экономически Китайская инициатива «Один пояс, один путь» затмевает Евразийский экономический союз (ЕАЭС) под руководством России. Вопреки договоренности об увязке двух проектов, Пекин и страны Средней Азии предпочитают вести переговоры на двусторонней основе, подрывая лидирующую роль России в ЕАЭС. По мнению научного сотрудника Центра исследований безопасности при Цюрихской высшей технической школе Бенно Цогга (Benno Zogg), по сравнению с экономической мощью Китая, «особенно объема инвестиций в инфраструктуру в рамках инициативы „Один пояс, один путь", Россия со своими жесткими, протекционистскими и политизированными евразийскими проектами бледнеет».
В этой связи примечательно отсутствие на онлайн-конференции «Один пояс, один путь» в июне 2020 года главы российского МИДа Сергея Лаврова, — он отправил вместо себя посла по особым поручениям. Представителя столь низкого ранга на конференцию «Один пояс, один путь» Россия направила впервые. Ранее в двух предыдущих саммитах участвовал сам Путин. Отсутствие Лаврова может объясняться продолжающимися противопандемическими мерами, но может косвенно намекать и на недовольство Москвы Пекином.
Что еще важнее, изменилась и исходная предпосылка, что основную ответственность за безопасность в Средней Азии несет Москва. В настоящее время Пекин не только предлагает среднеазиатским государствам оружие и военную подготовку, но и направляет туда китайских солдат. Выстроенная Китаем военная база в Таджикистане предназначена для защиты национальных интересов в Синьцзяне, а не для снижения роли России в Средней Азии. Однако, по словам Александра Габуева из Московского центра Карнеги, ни Пекин, ни Душанбе не консультировались с Москвой насчет базы, хотя Таджикистан — военный союзник России с 1992 года как член Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) под руководством России. Молчаливое согласие Москвы может сигнализировать о том, что ее решимость противостоять Пекину в Средней Азии поблекла. Роль Москвы в сфере безопасности в Средней Азии по-прежнему выше, чем у Пекина, но ее превосходство слабеет.
При этом мягкая сила России в Средней Азии по-прежнему повсеместна в силу естественных исторических связей и языкового преимущества. В Средней Азии популярны российские телешоу и поп-культура, тогда как с современными китайскими артистами местная публика практически не знакома. Что еще важнее, за последние два года в Средней Азии было проведено более 40 кампаний против «китайской экспансии». По данным «Среднеазиатского барометра», 35% киргизов и 30% казахов отрицательно относятся к Китаю и его политике. Эти факторы помогают поддерживать в Средней Азии российское влияние.
Однако китайская дипломатия, заточенная на образование, может изменить этот сценарий в долгосрочной перспективе. Пекин запустил десятилетний образовательный план для членов Шанхайской организации сотрудничества, куда входят четыре из пяти государств Средней Азии. По плану, будет предложено 30 000 государственных стипендий, а 10 000 преподавателей и студентов [сети] Института Конфуция будут приглашены в Китай.
Похоже, этот подход приносит свои плоды. Согласно исследованию Джулии Ю-Вэнь Чэнь (Julie Yu-Wen Chen) и Соледад Хименес Товар (Soledad Jiménez Tovar), студенты среднеазиатских университетов верят в крепнущее влияние Пекина по сравнению с Москвой, и большинство из них считает, что Китай приносит Средней Азии больше пользы, чем вреда. Нива Яу (Niva Yau) сообщает, что в некоторых киргизских школах обязательные бесплатные уроки китайского предлагаются уже с пятого класса, при этом многие опрошенные ученики воспринимают Китай положительно. Сегодня этот сдвиг кажется незначительным, но его геополитическое влияние может оказаться далеко идущим и глубоким.
Иными словами, у российских элит есть основания для беспокойства насчет динамики китайского влияния в Средней Азии. Однако, как отметил Лукин, давление США и Запада на Россию — гораздо более мощная политическая мотивация, чем растущая сила Китая. Таким образом, в краткосрочной перспективе внешняя политика России едва ли изменится. Однако в долгосрочной перспективе для российского самосознания и внутреннего национализма может оказаться принципиально неприемлемо, если России в Средней Азии будет отводится роль младшего партнера. В конце концов этот регион олицетворяет собой славное прошлое России как сверхдержавы.
Если же Китай в будущем превзойдет США как главная мировая сверхдержава, то глобальная расстановка сил резко изменится, что скажется и на внешней политике России. В этом случае все ставки отменяются. Выдающийся русский интеллектуал ХХ века Дмитрий Лихачев считал Россию исторически непредсказуемой нацией, которой всегда были присущи резкие перемены.
Юань Цзян — докторант Технологического университета Квинсленда, Австралия