Чжао Лун: российско-китайское сотрудничество на Дальнем Востоке не боится посторонних помех и провокаций (Хуаньцю шибао, Китай)

Министры иностранных дел России и Китая снова встретились во время только что завершившегося саммита G20 в Риме. Сергей Лавров заявил, что главы двух государств в последнее время часто взаимодействуют друг с другом, в результате чего отношения между Москвой и Пекином достигли рекордно высокого уровня. Нет сомнений в том, что китайско-российскиое взаимодействие стало образцом дружеских отношений между странами, но при этом отчуждение и провокации со стороны Запада никогда не прекращались. Сотрудничество в области развития Дальнего Востока — это одна из тем, которыми в течение долгого времени манипулирует Запад.

После распада Советского Союза из-за политической и экономической трансформации страны и его отстающего «микроклимата», связанного с упадком отраслей и систем, Дальний Восток долгое время оставался вне приоритета финансовой помощи центрального правительства и международных инвестиций. С 2012 года правительство России ежегодно издает систематическую стратегию развития, стремясь построить экспортно-ориентированную экономику и ускорить модернизацию промышленности. В этом процессе Китай и Россия также добились высокого стратегического уровня кооперации и дополнительных преимуществ, и в рамках «Программы сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири Российской Федерации и Северо-Востока Китайской Народной Республики» достигли существенных результатов. Тем не менее, так называемая «теория китайской угрозы» никогда не исчезала, превратившись в важный инструмент Запада для создания препятствий и провокаций против китайско-российского сотрудничества на Дальнем Востоке.

Одна из них — это злобная спекуляция слухами об «иммигрантской угрозе». По особым историческим причинам и географическому расположению, хотя Дальний Восток занимает площадь 6,56 миллиона квадратных километров (примерно 41% от общей территории России), его население составляет всего 8,35 миллиона человек (примерно 5,6% от общей численности населения России). Обширные природные ресурсы, большой скрытый потенциал транспортной и производственной инфраструктуры сталкивается здесь с препятствием в виде скудных человеческих возможностей. Предотвращение отъезда местного населения и ограничение иммигрантов стало проблемой номер один, мешающей развитию Дальнего Востока.

С начала XXI века в связи с постепенным ростом числа китайских рабочих и фермеров на Дальнем Востоке западные СМИ начали широко продвигать новости о том, что «земли Дальнего Востока захватываются китайскими фермерами», и призвали «ответить на угрозу "мирного вторжения" китайских иммигрантов», чтобы «предотвратить превращение Дальнего Востока в азиатские Балканы». Эти высказывания были поддержаны некоторыми российскими СМИ, политиками и учеными.

Вторая проблема — это намеренное преувеличение «экономической экспансии» Китая. В 2015 году Китай и Россия четко заявили о своей политической воле к совместному продвижению интеграционного процесса на евразийском континенте, и Китай также стал ключевым партнером экономического развития Дальнего Востока. Однако, в то время как китайские предприятия, фонды и технологии помогают развитию Дальневосточного региона, некоторые российские СМИ поддерживают западных провокаторов, которые заявляют, что «суть проекта "Один пояс, один путь" — это геополитическое видение Китая соседних стран», намеренно сгущая краски и заявляя, что «Один пояс, один путь» должен заменить Евразийский экономический союз (ЕАЭС).

Третья проблема — усиление агитации за «внешний баланс». Дальний Восток близок к Азиатско-тихоокеанскому экономическому кольцу, и Россия открыта для построения взаимовыгодных партнерских отношений со всеми странами региона. Однако западные СМИ злонамеренно интерпретируют это желание разностороннего сотрудничества как меру по «снижению чрезмерной зависимости от Китая».

Четвертая проблема — это вскрывание «исторических шрамов». Еще в 2005 году Китай и Россия обменялись ратификационными грамотами «Дополнительного соглашения о российско-китайской межгосударственной границе на ее Восточной части», чтобы полностью решить все пограничные вопросы, оставшиеся в наследство от истории. Однако западные СМИ продолжают «поджаривать остывший рис» (Образное выражение, означающие «поднимать один и тот же вопрос вновь и вновь». — Прим. ИноСМИ.) по китайско-российским историческим вопросам, связывая территориальные изменения, вызванные серией неравноправных договоров, таких как «Айгуньский договор» и «Пекинский трактат», с нынешним участием Пекина в развитии российского Дальнего Востока. Они используют «национализм» для разжигания противоречий между китайскими и российскими интернет-пользователями.

В целом, различия в экономическом развитии Китая и России, а также расхождения в политической и корпоративной культуре, общественном мнении и пропаганде привели к психологическому разрыву на российском общественном уровне, который стал питательной средой для различных «теорий угрозы», «теорий экспансии», «теорий исторических шрамов» и «теорий сдержек и противовесов». Западное общественное мнение, которое фабрикует антикитайские высказывания, и некоторые российские СМИ, ученые и политики, которые популяризируют их в массах, явно надеются использовать это в личных целях.

Однако автор считает, что под руководством отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия России и Китая в новую эпоху и оптимистичной дипломатии глав двух государств все эти помехи не изменят основных взглядов общественности на укрепление сотрудничества в области развития Дальневосточного региона, а также не подорвет стратегический консенсус двух стран в деле сопряжения стратегий для активизации развития китайского Северо-Востока и российского Дальнего Востока.

Во-вторых, с точки зрения целей обе стороны подчеркивают совпадение стратегий развития и дополнительные сравнительные преимущества. Для Китая и России важность сотрудничества в области развития Дальнего Востока заключается не в однонаправленном инвестировании или привлечении капитала, и не в простом увеличении объема двусторонней торговли, а в содействии всестороннему согласованию политики и проектов для возрождения китайского Северо-Востока и развития российского Дальнего Востока. Используя их соответствующие сравнительные преимущества стороны стимулируют реализацию двух больших стратегий «Северо-Восток — Дальний Восток».

В-третьих, обе страны следуют принципам взаимного уважения и взаимовыгодного сотрудничества. С одной стороны, Китай уважает задачи и сроки выполнения плана России по развитию Дальнего Востока и участвует в консультациях в соответствии со списком российских предложений; Россия же реализует конкурентоспособную налоговую и административную льготную политику и использует передовой международный опыт для привлечения китайских инвестиций. С другой стороны, обе стороны придают большое значение потенциальным «вторичным дивидендам» от сотрудничества в области развития Дальнего Востока. Например, за счет строительства международных транспортных коридоров «Биньхай № 1» и «Биньхай № 2» и инфраструктуры Северного морского пути будет создана трехмерная транспортная сеть в Северо-Восточной Азии, в результате чего затраты на логистику в регионе будут сокращены, и появится возможность исследовать высокоширотный коридор между Азией и Европой, сделав сотрудничество между Дальним Востоком и Арктикой хорошей площадкой для сотрудничества в Северо-Восточной Азии.

Однако стоит отметить, что Китаю для сотрудничества в области развития Дальнего Востока по-прежнему требуется избегать трех ошибок.

Во-первых, нельзя узко интерпретировать политику России «ориентация на Восток» как «ориентации на Китай». После событий на Украине в 2014 году Россия активизировала «разворот на Восток», пытаясь использовать развитие Дальнего Востока для привлечения крупных экономик Азиатско-Тихоокеанского региона и построения всеобъемлющей и разнообразной модели сотрудничества. Благодаря ее усилиям Япония, Южная Корея и Индия в той или иной степени приложили руку к развитию региона. Необходимо понимать, что Китай — не единственный вариант развития российского Дальнего Востока, и двустороннее сотрудничество Москвы и Пекина в регионе не является «эксклюзивным». Вместо этого, эффективно используя преимущества китайско-российского политического взаимного доверия, мы должны активно участвовать в международной конкуренции и сотрудничестве через различные китайские компании, подчиняясь международным рыночным стандартам.

Во-вторых, нужно избегать неуместных требований и слабых мест в обязанностях и обращать большое внимание на разницу между программой развития центрального правительства и реализацией ее на местах, а также на разницу между правительством и предприятиями в планировании развития. В стратегическом плане развития Дальнего Востока правительство Российской Федерации подчеркивает приоритетность повышения материальных условий жизни народа, органы местного самоуправления стремятся к притоку капитала и талантов, а связанные с ними предприятия ценят максимизацию прибыли.

Поэтому при участии Китая в освоении Дальнего Востока в соответствии с различными требованиями следует уделять внимание оптимизации узловых временных промежутков кооперации и списку проектов. В соответствии с новыми изменениями в российской реорганизации Дальнего Востока и Департамента развития Арктики, правительство России планирует согласовать идею объединения сотрудничества «Дальний Восток + Арктика» и реализовать координацию распределения ресурсов для разработки арктических водных путей, освоения нефти и газа и развития Дальневосточного региона. В то же время планируется усилить осознание китайскими компаниями экологической и социальной ответственности, заставить их надлежащим образом следовать «низкоуровневым маршрутом» во время «выхода на российский рынок», взять на себя инициативу по проведению пропаганды в обществе, чтобы сформировать положительное восприятие российской общественностью китайских предприятий, капитала и технологий.

В-третьих, следует избегать «верховенства политики» и исследовать системы оптимизации проектов и оценку эффективности. «Трудноизлечимые болезни», такие как формализм, бюрократия и канцелярщина, долгое время мешали развитию Дальнего Востока и оптимизации деловой среды и даже косвенно привели к отсрочке в строительстве ключевых китайско-российских трансграничных инфраструктур, таких как железнодорожный мост Тунцзян (Китай) — Нижнеленинское (Россия) и автомобильный мост Хэйхэ (Китай) — Благовещенск (Россия). В рамках сотрудничества «Северо-Восток — Дальний Восток» мы должны и дальше разбираться в сравнительных преимуществах и недостатках гомогенизации обеих сторон, усиливать оптимизацию проектов сотрудничества, формулировать совместные механизмы точек контроля и системы оценки эффективности для крупных проектов и обеспечить повышение качества и эффективности сотрудничества «Северо-Восток — Дальний Восток».