В советском государственном гимне социалистический союз воспевался как «нерушимый». Тем не менее, ровно 30 лет назад тогдашний президент России Борис Ельцин вместе с лидерами Украины и Белоруссии подписали соглашение о создании Содружества независимых государств. Это и стало концом Союза Советских Социалистических Республик.

Эти события разворачивались в изолированном от остального мира месте — в охотничьей резиденции, предназначавшейся для советской элиты и находившейся в белорусском лесу. Как написал в своей новой книге «Крах: распад Советского Союза» (Collapse: The Fall of the Soviet Union) историк Владислав Зубок, ранее гостями этой охотничьей резиденции были президент Кубы Фидель Кастро и лидер Восточной Германии Эрих Хонеккер. Зубок написал, что к воскресенью, 8 декабря, «там собралось около 160 журналистов, заинтригованных происходящим».

И их присутствие было более чем оправданным. Это было одно из тех событий, когда журналистам действительно выпала возможность сделать первый набросок истории. С момента начала реформ в рамках перестройки в середине 1980-х годов, советские и иностранные корреспонденты получили беспрецедентную свободу в том, чтобы писать об СССР. И им не могли отказать в местах в переднем ряду во время финального акта.

Перестройка представляла собой политическую линию, которая, как рассчитывал советский лидер Михаил Горбачев, должна была оживить умирающую советскую систему. Вместо этого перестройка привела к окончательному краху системы, и точка в этом процессе была поставлена холодным воскресеньем, 8 декабря 1991 года.

Горбачев не ждал, что дорога впереди будет легкой. Однако, как пишет Зубок, он мог бы лучше подготовиться. Вместо этого, по мнению историка, Горбачев «сознательно проигнорировал уроки, которые казались очевидными для тех, кто много читал об истории мира и России». Множество консервативно настроенных представителей советской политической элиты остерегались перемен. А вместе с перестройкой в страну пришла «гласность» — фактически разрешение на беспрецедентные общественные обсуждения тех проблем, которые одолевали советскую систему.

Журналисты получили возможность освещать такие темы и события, которые прежде находились под жестким запретом. По сути, Горбачев позволил журналистам продвигать его «дело». И журналисты охотно взялись за это. Журналист и специалист по истории СМИ Иван Засурский написал в своей книге 2004 года под названием «СМИ и власть: Средства массовой информации постсоветской России»: «С разрешения генерального секретаря журналисты атаковали партийный истеблишмент».

В тот момент оптимистичный настрой был характерен для репортажей как советской прессы, так и иностранной. Это была эпоха «конца истории», как сказал бы Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) — эпоха, когда он и многие другие воспевали то, что, как им казалось, происходит, а именно «неоспоримую победу экономического и политического либерализма».

Уир впервые приехал в Москву в 1986 году, то есть спустя год после того, как к власти в стране пришел Горбачев. Он приехал в Советский Союз в качестве корреспондента коммунистической газеты Canadian Tribune. То есть его нельзя было назвать естественным сторонником тех, кто с энтузиазмом воспринял крах советского социализма. Тем не менее, он запомнил тот момент как «удивительное время».

Конец коммунизма послужил началом моей собственной карьеры в освещении международных новостей. Я поехал в Москву в качестве продюсера информационного агентства Visnews (позже Reuters Television). И я прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот мир, в котором я вырос, стремительно меняется у меня на глазах. Холодная война, в которой столкнулись противоборствующие блоки советского коммунизма и американского капитализма, подходила к концу.

Разногласия в интерпретации истории

С того момента прошло уже 30 лет, и я много думаю о взаимоотношениях между журналистикой и историей. Я часто вспоминаю, как быстро испарились чувства воодушевления и оптимизма в отношениях России с Западом. Последствия распада Советского Союза ощущаются до сих пор — в частности, в конфликте России с Украиной и той конфронтации Кремля и Запада, которая стала результатом этого конфликта.

Отчасти эта конфронтация объясняется различающимися интерпретациями истории Второй мировой войны. Если вы еще не читали, я настоятельно рекомендую вам прочесть отличную статью, написанную в 2020 году Андреем Колесниковым — экспертом по внутренней политике России в Фонде Карнеги за международный мир — под названием «Наше темное прошлое — это наше светлое будущее».

Я бы сказал, что сейчас мы переживаем такой момент, когда журналистам как никогда прежде необходимо четко понимать, каким образом история используется для продвижения политических интерпретаций текущих событий. История оказывает влияние на современный политический и журналистский дискурс как внутри Запада, так и в отношениях между Западом и Россией. Именно поэтому мы в Лондонском университете, где я преподаю на факультете журналистики, создали новую специальность — «Журналистика, политика и история».

Подумайте о движении Black Lives Matter и о той дискуссии, которую оно породило, — дискуссии касательно наследия империи и рабства. Или о том, как противоположные стороны дебатов вокруг Брексита использовали роль Великобритании во Второй мировой войне. Подумайте также о той жесткой критике, с которой Владимир Путин выступил в 75-летнюю годовщину окончания той войны, написав в статье, опубликованной в журнале The National Interest: «Исторический ревизионизм, проявления которого мы сейчас наблюдаем на Западе, причем в основном в отношении к теме Второй мировой войны и ее исхода, опасен».

Сегодня, спустя 30 лет после распада Советского Союза, отношения России с Западом хуже, чем в любой другой момент после окончания холодной войны. В июне 2021 года, комментируя текущий эпицентр высокой напряженности между Россией и Западом, то есть ситуацию с Украиной, Путин подчеркнул, что «русские и украинцы — один народ, единое целое». Между тем главы внешнеполитических ведомств Соединенного Королевства и Соединенных Штатов продолжают заявлять о своей поддержке суверенитета Украины.

Существует две радикально противоположные интерпретации далекого и недавнего прошлого, что в свою очередь отбрасывает тень на текущие события. Именно поэтому любой, кто стремится сделать первый набросок истории, должен хорошо разбираться в этой самой истории.