В сегодняшних спорах господствует зеленая повестка дня, но сами по себе экологические вопросы не новы: 30 лет назад зеленая революция разрушила Советский Союз.

Массовые экологические протесты в Прибалтике вылились во всенародное восстание против московской власти в регионе. В результате три балтийских республики первыми откололись от СССР.

Зеленые протесты в Закавказье и Средней Азии тоже посеяли семена последующих националистических восстаний.

Силу этих протестов Политбюро недооценило: оно не считало защиту окружающей среды политическим вопросом и совершило роковую ошибку, откладывая решительные меры до тех пор, пока не стало слишком поздно.

Волна протестов 1986 года поднялась после чернобыльской катастрофы, которая поколебала веру миллионов простых граждан в коммунистическую систему.

Рано утром 26 апреля 1986 года взлетел на воздух один из реакторов Чернобыльской АЭС. Сочетание несовершенной конструкции реактора и ошибок нерадивых инженеров повлекло за собой скачок напряжения и взрыв. Ликвидаторы залили реактор бетоном, но ущерб уже был нанесен: наружу вышло минимум 5% радиоактивной зоны реактора.

Несмотря на масштаб катастрофы, — двое рабочих погибли сразу, 28 вскоре после аварии, а группы аварийного реагирования заболели лучевой болезнью, — в национальных новостях о гибельном инциденте сообщили лишь через два дня. На самом деле о катастрофе мир предупредили рабочие шведской атомной электростанции за тысячу километров от места аварии. Это они первыми зафиксировали высокий уровень радиации от радиоактивных частиц, выпавших с осадками с юго-востока.

Чернобыльская катастрофа произошла более чем за пять лет до распада Советского Союза в конце 1991 года. Однако вполне возможно, что именно она ускорила крах коммунистической системы, выявив те ее недостатки, на которые уже нельзя было закрывать глаза. Катастрофа впервые заставила многих советских граждан сравнить качество технологий собственной страны с Западом. Судьба десятков тысяч рабочих, брошенных в Чернобыль на ликвидацию катастрофы и получивших опасные дозы радиации, вызвала новые вопросы о некомпетентности системы и ее безразличии к здоровью людей.

Спустя годы тогдашний генеральный секретарь КПСС Михаил Горбачев написал, что Чернобыль вполне мог оказаться «истинной причиной распада Советского Союза». Он назвал его «историческим поворотным моментом», который «открыл такую свободу мнений, что в том виде, в каком мы ее знали, система уже не могла существовать».

Так выросло массовое антиядерное движение, вышедшее далеко за пределы областей, пострадавших от последствий катастрофы. Придав новые силы инакомыслию против режима, оно посеяло семена позднейших массовых протестов с призывом к независимости республик.

Первая советская атомная электростанция была построена в Обнинске к юго-западу от Москвы в 1950-х годах, а к моменту чернобыльской катастрофы имелся план строительства еще десятков. Однако вслед за катастрофой вспыхнули массовые протесты в городах по всей стране, и планы были отменены.

Антиядерные протесты 1980-х были далеко не первым «зеленым» инакомыслием в Советском Союзе. Некоторые ученые в ранние годы коммунизма были одними из самых выдающихся экологов в мире, но малейшие возражения против массовой индустриализации 1920-х и 1930-х годов были раздавлены Сталиным. Однако уже в 1950-х и 1960-х подобные опасения вновь высказывались во всеуслышание.

Разграбление обширных и нетронутых земель Сибири ради лесозаготовок, гидроэнергетики, горнодобывающей промышленности и тяжелого машиностроения становилось все более болезненным вопросом. Одним из недостатков коммунистического правительства было заблуждение, что раз Россия огромна, ее природные ресурсы, в том числе земля, безграничны. Такой подход привел к чудовищно расточительной политике и загрязнению планетарного масштаба. Например, северный промышленный город Норильск стал самым грязным в мире.

Но когда дело дошло до загрязнения Байкала, советские люди не стерпели. Для них ресурсы были отнюдь не бесконечными, и им приходилось как-то мириться с нанесенным уроном. Экологический ущерб Байкалу, самому глубокому озеру в мире, где содержится до 20% всех запасов пресной воды планеты, встревожил как экологов, так и местных жителей. Мало того что озеро и его берега были сильно загрязнены лесозаготовками, так туда еще и с 1950-х стекали стоки Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Из-за загрязнения священного места для бурятского народа и дорогого сердцам многих россиян люди превозмогли страх репрессий и поднялись на масштабные протесты еще в 1970-х и 1980-х годах, требуя запретить промышленную деятельность на его берегах.

Советские власти гордились масштабными проектами вроде плотины Братской ГЭС, на тот момент крупнейшей в мире, пока в 1966 году ее не обогнала Красноярская ГЭС, которая, в свою очередь, уступила пальму первенства Саяно-Шушенской ГЭС. Но и их критиковали экологи. Тому же Залыгину удалось остановить еще один крупный проект на Оби. Конструктивному диалогу о развитии гидроэнергетики способствовала книга Валентина Распутина «Прощание с Матёрой», где рассказывается о переселении деревни на берегу Ангары для строительства дамбы.

Однако несмотря на это, зрели планы строительства все более крупных плотин. Проект плотины на Катуни и еще одной гидроэлектростанции в горном Алтайском крае, впервые предложенный в 1960-х годах, возродился в конце 1970-х с новой силой. Плотина затопила бы 11 200 квадратных километров земли. Однако против проекта поднялась кампания ученых, журналистов и даже правительственных чиновников.

Хотя законы об охране окружающей среды в Советском Союзе вполне себе существовали, им, как правило, уделялось второстепенное внимание по сравнению с выполнением производственного плана. Когда предприятия штрафовали за загрязнение, — нередко потому, что от этого страдали другие предприятия, — деньги просто тасовались из одной государственной компании в другую, и никто не страдал финансово, как при капитализме. Еще в 1958 году в своей книге «Владимирские проселки», комментируя штраф одному загрязнявшему экологию предприятию, русский поэт и писатель Владимир Солоухин писал: «Получается нелепая история: с одного текущего счета деньги перечисляются на другой текущий счет, но ни рыбе в реке, ни людям, живущим около реки, от этого не легче».

Ярче всего советские соображения, что экономика превыше экологии проявились в гибели Аральского моря, самой ужасной антропогенной катастрофе в мире. Когда было принято решение отвести реки, впадающие во внутреннее море, на орошение хлопковых полей Средней Азии, подразумевалось, что выращенный хлопок окажется дороже рыболовной промышленности Арала. Но при этом не учитывалось ни разрушение окружающей среды, ни гибель деревень и городов на обширной территории вокруг: море отступило, оставив после себя загрязненный песок, который разносился ядовитыми пыльными бурями и от которого даже обширные регионы Узбекистана и соседних стран страдают по сей день.

Лишь в последние годы Советского Союза власти начали менять свою позицию, сделав экологию настоящим приоритетом. Но было уже слишком поздно.

Народное недовольство неуклонно крепло: за первыми массовыми экологическими протестами в 1986 и 1987 годах последовали еще более масштабные протесты в 1989 году и позже, когда гнев по поводу окружающей среды переплелся с другими вопросами и возникла взрывоопасная ситуация, с которой правительство в Москве так и не справилось.

Экономические и политические реформы эпохи гласности лишь ускорили этот процесс. При прежних режимах массовые протесты и экологический активизм не допускались. А протесты, в свою очередь, стимулировали создание движений по национальным, правозащитным и другим вопросам и ускорили распад Союза, — как это произошло в странах Восточного блока, где коммунизм рухнул в 1989 году.

В странах Прибалтики людей толкала на улицы одна экологическая проблема за другой. В Латвии сотни тысяч приняли участие в протестах против строительства огромной Даугавпилсской ГЭС, которая затопила бы скалу Стабурагс, увековеченную в латышском национальном эпосе «Лачплесис» (В действительности скала ушла под воду в 1965 году при строительстве Плявиньской ГЭС и создании водохранилища — оба крупнейшие в Прибалтике; — прим. ИноСМИ).

Затем, в апреле 1988 года, более 15 000 человек собрали протесты против строительства Рижского метрополитена. Латвийский клуб защитников окружающей среды вывел людей на улицы, назвав проект экономически несостоятельным и экологически рискованным. На кадрах с протеста видно, как огромная толпа скандирует «Метро — нет!» и несет плакаты на латышском и русском, на одном из которых метро сравнивается со СПИДом.

В Литве «зеленое» движение дало мощный — по мнению некоторых, даже ключевой — импульс национальному движению «Саюдис», которое добилось восстановления независимости страны в 1991 году. Оно тесно переплелось с этнокультурными мероприятиями и защитой окружающей среды.

«Я бы сказал, что „зеленое" движение сыграло ключевую роль в восстановлении нашей независимости, поскольку позволяло действовать под политически невинными лозунгами защиты окружающей среды и так далее. Именно так появилось национальное движение „Саюдис", которое в дальнейшем привело к независимости», — считает Зигмас Вайшвила, бывший заместитель председателя «Жямины», организации по охране окружающей среды при Академии наук страны, в 1991 году подписавший Закон о восстановлении независимости.

До этого, летом 1988 года, по инициативе Каунасского клуба защиты национального наследия «Атгая» (основанного в 1987 г.), был организован марш протеста, посвященный наиболее болезненным экологическим проблемам — в особенности строительству АЭС в городе Игналина.

«„Зеленые" протесты способствовали развитию национального самосознания и укрепили решимость бороться за независимость, хотя последнее произошло уже позже», — говорит Вайшвила.

В 1989 году в Литве прошел антивоенный марш мира к призывом к Советской армии уйти. По его словам, в течение года пикеты проводились на заводах, загрязнявших окружающую среду, военных и других объектах, а экологические дискуссии «явно» стали частью политической повестки дня.

По всей Прибалтике экологические протесты предвосхитили массовое восстание против владычества Москвы. 23 августа 1989 года около двух миллионов человек объединились в живую цепочку между тремя столицами. Причиной послужило разоблачение секретного протокола к пакту Молотова-Риббентропа между СССР и Германией, по которому Прибалтика отошла к Советскому Союзу. Верховный Совет Литовской ССР обвинил Москву в насильственной оккупации трех государств и потребовал восстановить суверенитет. Чуть более двух лет спустя — после неудавшегося переворота в августе 1991 года в СССР — прибалтийские государства провозгласили независимость.

В Закавказье горячей точкой стала АЭС Мецамор близ Еревана. Еще ближе к городу находился химический завод «Наирит» где в апреле 1990 произошел выброс ядовитого газа хлоропрена. В результате десятки людей были госпитализированы, и многие в столице жаловались на дурное самочувствие. Это вызвало новые протесты, но завод закрыли лишь временно. Позже протесты против Мецамора, «Наирита» и других экологических проблем в городе, — где и без того наблюдалось сильное загрязнение воздуха из-за перенаселения и промышленности, — переросли в волнения в Карабахе 1988 года. Даже ключевые лица были одни и те же — например, активист Хачик Стамболцян, впоследствии возглавивший арцахское движение.

По Азербайджану прошли массовые протесты против вырубки деревьев в лесу Топхана в Нагорном Карабахе — на территории Азербайджанской ССР, в основном населенной этническими армянами, — ради строительства алюминиевого завода с управлением в Ереване. Сочетания экологического ущерба и националистического соперничества с Арменией хватило, чтобы люди повалили на улицы.

По соседству грузинское зеленое движение тоже зародилось в 1980-х. Активисты проводили кампании против строительства Закавказской железной дороги, гидроэлектростанции Худони и полигона Советской армии в монастырском комплексе Давид-Гареджа.

Волна протестов после Чернобыля стала поворотным моментом в распаде Советского Союза, но задолго до нее аналогичный урон был нанесен значительной территории нынешнего Казахстана за десятилетия ядерных испытаний под Семипалатинском (ныне Семей). Всего за 40-летний период до 1989 года на Семипалатинском испытательном полигоне прогремело 456 ядерных испытаний. По данным ООН, воздействию радиации подвергся 1 миллион человек, а врожденные пороки и онкологические заболевания в районе встречаются чаще, чем в остальной части страны. Это привело к созданию движения «Невада-Семипалатинск», названного в честь полигонов в Казахстане и США. Движение под руководством писателя Олжаса Сулейменова поддержали тысячи человек.

Отголоски экологических протестов конца 1980-х не умолкли даже с распадом Советского Союза. В Литве в 1990 году четыре члена «Зеленого движения» и сам Вайшвила вошли в Восстановительный сейм. Другие организаторы протестов с обретением независимости тоже занялись политикой. «Зеленые» были хорошо представлены в первом парламенте независимой Грузии, а в Казахстане Сулейменов долгое время пробыл в оппозиции, пока не получил должность посла.

С распадом Советского Союза Казахстан и остальная часть Средней Азии отказались от ядерного оружия, и Нур-Султан играет важную роль в движении против ядерного оружия. Казахстан — один из крупнейших производителей урана в мире, но сам от ядерной энергетики отказывается, ища другие источники энергии, хотя это и непростое решение.

Сегодня многие правительства региона по-прежнему придерживаются авторитарных взглядов, и любые протесты — дело рискованное. В отличие от прекратившихся в начале этого года антиправительственных протестов под руководством борца с коррупцией Алексея Навального, демонстрации против экологических проблем, — к примеру двухлетние протесты против огромной свалки на русском Севере, — не только доказали свою стойкость, но и добились более благожелательного отклика властей.

Как и в советское время, окружающая среда остается мощным объединяющим фактором, с которыми власть имущим приходится считаться.