The Times (Великобритания): не презирайте меня, но я не хотел бы, чтобы в моем доме жил украинский беженец

Я ничего не имею против украинцев. Напротив. Как и многие другие, я восхищаюсь их мужеством, и меня огорчает та тяжелая ситуация, в которой они оказались. Каждую неделю, в 8 утра по четвергам я с радостью встречаю у себя дома украинку по имени Светлана. Светлана помогает нам убирать в доме, однако она уже успела стать для нас кем-то вроде друга семьи. Она присматривает за домом, когда мы уезжаем на отдых. Однако я не стану подавать заявку на то, чтобы приютить у себя кого-то из соотечественников Светланы. Существует огромная разница между тем, чтобы волноваться о судьбе незнакомого человека, и тем, чтобы жить с ним под одной крышей в течение полугода. Если посмотреть на "шкалу благотворительности", то между этими двумя крайностями есть много такого, что мы можем сделать.

Я не стану притворяться и говорить, что у нас нет места. У нас четыре спальни, из которых заняты только две. Третья спальня используется лишь время от времени – когда мой храп вынуждает супругу выпроваживать меня с нашего брачного ложа. Четвертая комната – это кабинет, который можно легко превратить в спальню, – это периодически случается, когда к нам приезжают гости. За последние 30 лет у нас было четверо "постояльцев", которые жили в нашем доме достаточно продолжительные периоды времени, от нескольких месяцев до нескольких лет, а также множество других гостей, которые могли остаться у нас на несколько недель. Некоторые из них платили нам какую-то символическую арендную плату, другие этого не делали. Только с одним из тех "постояльцев" мы расстались на враждебной ноте, но я не могу отрицать, что больше всего мне нравятся такие периоды, когда под моей крышей живет только одна семья – моя собственная.

Самыми долгими тремя неделя были те три недели, когда мы принимали у себя моего партнера по обмену из Германии. Это было в 1979 году, и мне тогда было 14 лет. Вторым самым долгим периодом было время, когда годом ранее у нас жил мой партнер по обмену из Франции. Я ненавидел немецкого мальчика, и мне нравился мальчик из Франции, однако его присутствие я тоже выносил с большим трудом – то есть то, насколько вы ладите, не имеет практически никакого значения. Появление кого-то чужого человека в твоем личном пространстве, в твоей жизни, в твоих повседневных занятиях, в отдыхе – это слишком. В некотором смысле с Николя было даже тяжелее, чем со Штефаном, потому что нам казалось, что мы должны постоянно зависать вместе и болтать. Очень скоро у нас закончились темы. Я даже помню, как однажды я спросил его, завтракают ли люди во Франции.

Когда вчера я читал рассказ моей коллеги Эммы Дункан (Emma Duncan) о том, как она приютила у себя парня из Судана, я испытывал неподдельное восхищение ее щедростью. Однако я содрогался, когда в моей памяти возникали картины того, как мы пытались вести высокопарные беседы с незнакомцем, преодолевая языковой барьер. Я особенно боялся того, что в разговоре внезапно могут всплыть какие-нибудь неприятные моменты, касающиеся разницы во взглядах и ценностях: к примеру, когда-то кто-то говорит, что они глубоко религиозны, или что они любят группу Black Lace, или что женщины должны сидеть дома и готовить еду. Однажды мой сын пригласил к нам на выходные своего приятеля, который спустя всего несколько часов после приезда показал себя завзятым антисемитом.

А что если эти люди окажутся скучными? Много лет назад мы с супругой пригласили к себе на несколько ночей польского парня – давнего друга ее семьи из далекого прошлого, которому, однако, она из чувства долга не смогла отказать в ночлеге, когда он с нами связался. Тадеуш был достаточно мил. Но он оказался ошеломительно скучным. Каждая минута в его компании превращалась в час.

Вполне возможно, Тадеуш был обо мне точно такого же мнения. Такое же мнение обо мне может сложиться и у потенциального гостя из Украины. Никому из нас не стоит рисковать.

***

Я согласна с Робертом. Поскольку у меня есть две свободные спальни, на этой неделе меня уже дважды спросили, собираюсь ли я поселить у себя украинских беженцев. И не надо стыдить меня в попытке заставить это сделать. Если бы я хотела, чтобы в моем доме жили незнакомые люди, я давно нашла бы квартирантов. И я не считаю нужным каким-то образом объяснять мое решение. Этого вообще не нужно делать.

"Кем-то вроде друга семьи". Люди, которые называют своих горничных "друзьями", таким образом лишь оскорбляют их. Вы же не ждете, что ваш друг будет мыть ваш туалет – даже за деньги. Пусть ваша горничная сама решает, кто ее друзья.

Обещание принять у себя дома незнакомого человека сроком на полгода – это очень серьезное обязательство. Я восхищаюсь всеми теми, кто так поступает, но я надеюсь, что они очень хорошо все обдумали.

Поскольку я не склонен относиться к сложившейся ситуации легкомысленно, я могу предположить, что скоро мы будем наблюдать массу картин в духе "собака – это на всю жизнь, а не только на Рождество". Людям необходимо очень хорошо все обдумать и не поддаваться всеобщему сиюминутному порыву.

У меня есть место, но я прихожу в ужас от мысли о том, что мне придется делить его с совершенно незнакомыми людьми неопределенно долгое время – будьте уверены, шестью месяцами никто не ограничится. Я начинаю сильно нервничать, когда мои родственники или друзья остаются у меня больше, чем на пару ночей. Личное пространство очень важно для меня – я думаю, меня многие поддержат. Я не стану чувствовать себя виноватым за то, что я не предложил временное жилье семье беженцев. Спасибо вам, Роберт, за вашу честность. Благотворительность может принимать самые разные формы.

Странная и опасная идея – позволять незнакомым взрослым людям жить у себя дома. Хорошо, если вы живете один, а если у вас есть семья?