Новый исторический момент истины для Запада (The Atlantic, США)

Защитники Запада имеют обыкновение с тоской смотреть в прошлое, сетуя на то, как низко пали сегодняшние лидеры. Там, где раньше Америка и ее союзники строили новое, создавали государственные институты и побеждали в войнах, теперь они стремятся только удержаться на старых позициях, сохранить то, что у них есть, и избежать конфликтов.

Такие ностальгические настроения нетрудно понять. Сразу после Второй мировой войны Европа лежала в руинах, а ее промышленность и инфраструктура были почти полностью разрушены. Без американского вмешательства под советский контроль могла бы попасть гораздо большая часть континента. Но в течение нескольких лет Соединенные Штаты профинансировали восстановление Европы, взяли на себя обязательства по ее защите и подтолкнули европейцев к тесному союзу. Это была выдающаяся эпоха.

Эти огромные перемены были не просто результатом объединения лидеров того времени. "Люди делают историю, но они делают ее не так, как им нравится", — писал Карл Маркс. Вместо этого они делают это в конкретных окружающих их обстоятельствах. В конце войны обстоятельства изменились, глобальная власть сместилась, что позволило тогдашним лидерам совершать великие дела. Возможно, что сегодня происходят аналогичные изменения, хотя трудно ожидать, что они приведут к чему-то значительному.

После Второй мировой войны основная угроза безопасности демократии почти в одночасье переместилась с Германии на Советский Союз. И это изменило все. США поняли, что для того, чтобы справиться с новой реальностью, Германию — или, по крайней мере, ту часть Германии, которая находилась под контролем союзников, — необходимо перестроить в качестве оплота против Советского Союза. Однако перспектива реиндустриализации и перевооружения Германии вновь разожгла извечные опасения французов. Традиционно для решения этой проблемы Франция вступала в союз с Великобританией. Но в 1950 году Франция совершила исторический прыжок в неизвестность, объявив о первом шаге к экономической интеграции с Германией и заложив таким образом фундамент сегодняшнего Европейского Союза. Теперь, когда США гарантировали европейскую безопасность, Франция могла перестать держать свой страховой полис в Великобритании и объединиться с Германией так, как ранее считалось просто невозможными.

Советская угроза удержала США в Европе. А присутствие США на континенте создало условия для европейского объединения. С 1950 года основные принципы этого порядка безопасности не изменились. Американская мощь гарантировала безопасность Запада, позволив европейским демократиям сплотиться. В 1990 году, когда советская угроза исчезла, США не отказались от этой гарантии безопасности, а расширили ее на восток, еще больше укрепив свою гегемонию.

В каком-то смысле начавшаяся в феврале российская спецоперация на Украине, похоже, укрепила основы этого американского порядка. НАТО теперь кажется более сплоченной, демократии Европы и Северной Америки работают вместе, чтобы противостоять экспансионизму Москвы, и многие укрепляют свои оборонные возможности. Однако, если взглянуть на мир шире, то можно понять, что основополагающая реальность изменилась, как и после Второй мировой войны. Сегодня, даже когда Россия угрожает границам НАТО, далеко на востоке замаячила новая, гораздо более крупная угроза порядку, возглавляемому США: Китай.

Возможно, Пекин сейчас и не стремится к мировой революции, как это делал Советский Союз, но он стремится к региональному господству, контролю над глобальными торговыми путями и над Тайванем. Его авторитарная модель государственного капитализма служит вдохновляющим примером противникам демократии. И по мере роста своего могущества Пекин уже начал рассматривать Вашингтон и его союзников как факторы, ограничивающие его мощь.

Действительно, полное понимание причин начала российской военной операции на Украине невозможно без учета геополитической обстановки, в которой она происходит. Россия полна решимости в своем стремлении вернуть себе утраченное влияние в Европе отчасти из-за своего союза с Китаем и расчетов на то, что американская мощь слабеет.

На самом деле, подъем Китая бросает вызов Западу. Там, где Советский Союз представлял прямую угрозу только для Западной Европы, Китай угрожает либерально-демократическим протекторатам Америки на другом конце света: Японии, Южной Корее, Австралии, Новой Зеландии, Тайваню и другим. Теперь больше не имеет большого смысла думать, что Запад состоит только из двух сторон Северной Атлантики. Если сегодня и существует "коллективный Запад" — то есть свободный мир, завязанный на США, — он простирается от Западной Европы до Дальнего Востока и Австралазии.

Чтобы представить себе этот мир, достаточно взглянуть на тех, кто ввел санкции против России за ее спецоперацию на Украине — ту группу, которая выходит за пределы Европы и включает Австралию, Японию и Тайвань. Но как оказывается, нет же ничего институционального, что связывало бы этот мир воедино, кроме реальности американского могущества. Подобно Священной Римской империи, которую когда-то перестали считать Священной, Римской, и Империей, западный союз сегодня не является ни Западным, ни Союзом.

Таким образом, как и в конце 1940-х годов, главная стратегическая угроза западному миру сместилась, создав целый ряд новых проблем. Государства, выступающие против американского порядка, чувствуют себя сильнее. Однако, в отличие от 40-х годов, западные институты практически не меняются, чтобы соответствовать новой реальности. Старый порядок был сконструирован так прочно, что, кажется, заключил в тенета своих защитников, которые не в состоянии сгенерировать энергию, амбиции или силу воображения, чтобы построить что-то новое.

Сейчас часто говорят, что если бы ведущие военные державы западного мира — США, Великобритания и Франция — проявили больше приверженности своей глобальной миссии, мир был бы безопаснее и упорядоченнее. Если бы они вмешались, чтобы на деле осуществить "красную линию" Барака Обамы в Сирии, или собрали бы более широкую коалицию, чтобы наказать Путина за предыдущие действия на Украине, США по-прежнему доминировали бы в мире, а их противники были бы слишком напуганы, чтобы даже выглянуть из своих убежищ.

Существует множество вариантов этого утверждения. Обозреватель New York Times Брет Стивенс писал, что самая большая проблема для Соединенных Штатов заключается в том, что они потеряли веру в себя. В нашем журнале The Atlantic бывший госсекретарь Хиллари Клинтон заявляла, что виной всему ослабление американской демократии внутри страны. За пределами США бывший премьер-министр Великобритании Тони Блэр вспоминал тот период, как характеризовавшийся "сильным центром, когда, по крайней мере, во внешней и оборонной политике, мы, как правило, вынуждены были следовать по разумному пути консенсуса".

Проблема со всеми этими вариантами заключается в том, что они не предлагают объяснение того, почему Запад потерял веру в себя и стал настолько очевидно недееспособным. Плохие лидеры не появились из ниоткуда, так же, как и избиратели не стали вдруг глупыми.

С начала нынешнего века США и их союзники проиграли одну войну, потерпели неудачу как минимум в одной другой и стали свидетелями того, как рухнула финансовая система, ориентированная на Америку, что привело к огромным потерям для простых избирателей, многие из которых видели, как их предприятия и целые отрасли банкротятся, а их заработная плата съеживается. Тем временем главный внешнеполитический расчет Запада — на то, что торговля и взаимодействие с Китаем и Россией сделают эти две державы либеральными, позволят им демократизироваться и занять свое место в международном порядке (во главе с США) — рухнул под тяжестью этих абсурдно-утопических предположений. Более того, политика, которая привела к этим неудачам, поддерживалась до сих пор еще существующим политическим консенсусом, который, по мнению Блэра, Клинтона и других, теперь необходимо полностью восстанавливать для защиты мощи Запада.

Эта общественная дискуссия устрашающе похожа на дебаты 60-х и 70-х годов, когда Америка катилась все дальше и дальше в бездну Вьетнама, убежденная, что может исправить любые допущенные ошибки, если только проявит больше патриотизма. Война во Вьетнаме была поддержана обеими нашими политическими партиями, как и войны в Афганистане и Ираке спустя десятилетия. То же самое относится и к политике нормализации торговли с Китаем. А теперь оказывается, что вся эта политика способствовала появлению того мира, который существует сегодня, и антипатии большей части мирового сообщества к свободной торговле, глобализации и военному вмешательству за границей. Вы не можете винить избирателей в том, что они потеряли веру в систему, которая обманула их и обогатила страну, которую западные же лидеры теперь называют главной угрозой глобальной демократии.

Призывы к США просто обрести заново веру в себя основаны на заблуждении, что если они это сделают, мир каким-то образом сможет вернуться к тому основанному на правилах порядку, который существовал до Дональда Трампа и Брексита, Владимира Путина и Си Цзиньпина, когда Американская мощь не подвергалась сомнению, а Западные демократии были разумными и эффективными.

Правда состоит в том, что тот порядок, который дал нам Трампа и Брексит, как раз и способствовал подъему Путина и Си. Мир, который сегодня противостоит Западу, существует не потому, что у Запада было мало веры в себя, а потому, что ее у него было излишне много.

В мае 1950 года министр иностранных дел Франции Робер Шуман объявил о намерении интегрировать производство угля и стали во Франции с производством в Германии, выведя его из-под национального контроля обеих стран. Этот проект был детищем Жана Монне, которого сегодня считают отцом-основателем Европейского Союза. Шуман сказал тогда, что такой шаг был необходим из-за растущих угроз демократическому миру. "Мир во всем мире не может быть обеспечен без созидательных усилий, пропорциональных опасностям, которые ему угрожают", — заявил он.

Опасности шли с востока. Поддерживаемые Советским Союзом коммунисты захватили власть в Чехословакии в 1948 году, добивались успехов в других странах. В США нарастало давление, требующее коллективного европейского ответа на кризисы на континенте. Монне утверждал, что единственный способ остановить историю франко-германской ненависти от повторного прихода — это устранить изначальный источник напряженности — промышленную мощь Германии. Франция не могла просто реквизировать немецкую добычу угля и производство стали, поэтому Монне предложил сделать их европеизированными под управлением новой Высшей власти, которая заботилась бы об интересах Европы в целом, а не конкретно Германии или Франции.

Гениальность этого предложения заключалась в том, что оно создало политическую инновацию по необходимости, но сделало это таким образом, что революционная идея превратилась в живой, дышащий институт. Сама по себе эта мера была недостаточно крупной для того, чтобы тогда стать большой политикой: Монне предлагал не создание Соединенных Штатов Европы, а сотрудничество между Францией и Германией лишь в области угля и стали. И все же его идея была основана на радикальной концепции: "наднациональности". Внезапно, согласно плану Монне, национальные интересы становились как бы общими интересами, и поэтому мощь и богатство Германии не становились реальной угрозой для Франции.

Однажды зародившись, эта идея превратилась в то, чем сегодня является Европейский Союз, в котором экономическая мощь Германии управляется через общий рынок, с общими правилами и общей валютой, установленными общим институтом. Германия — бесспорный лидер ЕС, самая крупная, богатая и производительная экономика на континенте, но Франция и Германия остаются ближайшими союзниками.

Сегодня этот урок европейской революции XX-го века может многому научить демократический мир в целом, когда он сталкивается с новыми вызовами XXI-го века. Урок для западных лидеров состоит в том, чтобы найти подобное сочетание прагматизма и идеализма на основе разумного анализа глобального баланса сил. И снова Запад должен выводить политику из необходимости — необходимости защитить поддерживаемую США либеральную демократию от угрозы, исходящей от авторитарных противников. Но что это за идея, которая может вдохнуть жизнь в такую ​​политику?

Очень многие из обсуждаемых в настоящее время идей имеют собственный набор проблем. Например, наиболее очевидная силовая тактика, которую Америка может предпринять для сдерживания подъема Китая, — это попытаться расколоть формирующийся альянс Поднебесной с Россией. Многие европейские дипломаты давно ожидали, что для этого США попытаются перезагрузить отношения с Москвой в своего рода "обратном Никсоне", беря за образец успешную политику бывшего президента по отделению Китая от России 1970-х годов. Но такая политика, о которой еще можно было рассуждать всего несколько месяцев назад, теперь кажется почти невозможной.

Альтернативой может быть принятие реальности этой новой "авторитарной Оси" и попытки защитить от нее западные демократии. Проблема заключается в том, что чем больше Запад строит демократический союз против Китая и России, как предлагает президент США Джо Байден, тем больше Запад укрепляет тот самый китайско-российский альянс, которого он боится. И если мир погрузится в новую холодную войну, Запад будет вынужден подружиться и с другими явно недемократическими режимами, как это было в прошлой войне. Индия, Турция и Саудовская Аравия — два сомнительных демократических союзника и проблематичный друг-автократ — демонстрируют невозможность построения манихейского мира (манихейство или манихеизм — религиозное учение, возникшее в III веке в государстве Сасанидов на территории современного Ирака. Названо по имени своего основателя — Мани с добавлением эпитета "живой" — Прим. ИноСМИ) по типу "добро против зла" в виде демократии против авторитаризма.

Другие предлагаемые политические решения включают уход Америки из Европы, чтобы позволить США сосредоточиться на своей конфронтации с Китаем, предоставив ЕС возможность иметь дело с Россией. Критики этого курса говорят, что любой такой уход не обязательно подтолкнет Европу к заполнению пустоты, вместо этого он может привести к тому, что ЕС сам развалится на части.

Менее радикальное предложение состоит в том, чтобы США стали центром диаграммы Венна (диаграмма Венна — схематичное изображение всех возможных отношений нескольких подмножеств универсального множества – Прим. ИноСМИ), где пересекаются два круга Европы и Азии. Это такая офшорная сбалансированная схема, которая опирается на две стороны мира, гарантируя глобальную стабильность. Она позволяет Европе взять на себя инициативу на Западе, в то время как на Востоке создается новый, более сплоченный союз. Некоторые аналитики даже говорят о "НАТО Востока". Проблема здесь состоит в том, что в Азии сейчас, похоже, мало интереса к собственному НАТО, мало желания видеть США приверженными идее обороны других стран, и мало веры в то, что Европа действительно выступит вперед в защите мировой демократии.

Существует масса причин того, почему каждая новая политическая идея, выдвигавшаяся за эти годы, окончилась ничем. И все же остается совершенно ясно, что если не создавать ничего нового, для того, чтобы соответствовать меняющейся реальности, то это может привести к еще большему росту мощи Китая.

Возможно, в США Жана Монне знают не очень хорошо, но в европейских столицах его внимательно изучают. Его великая проницательность заключалась в том, чтобы игнорировать искушение масштабных перестроек, отдавая предпочтение небольшим, легко организуемым и политически осуществимым шагам. Почему то же самое не может произойти сейчас? Мощь Китая основана на его огромном экономическом потенциале, поддерживаемом интеграцией страны в мировую экономику. А вот что касается западного мира — Америки, Европы, Японии, Австралии и других стран, то экономически их мало что объединяет по сравнению, например, с теми узами военного сотрудничества, которые существуют в НАТО.

Эта та самая экономическая дыра, которая должна быть заполнена, если Запад хочет чего-то добиться всерьез. Должны стать доступными более мощные экономические инструменты, с помощью которых свободный мир сможет защитить себя. Одна идея, предложенная мне Стивеном Вертхеймом, экспертом по внешней политике США в Фонде Карнеги за международный мир, заключалась в создании новой группировки, которая могла бы мобилизовать западные ресурсы для защиты более мелких союзников, подверженных экономическому давлению Китая. Такая организация могла бы управлять фондом, например, для защиты от внезапных угроз из Пекина. Со временем этот блок может разрастись, чтобы сделать сделки с китайскими компаниями менее привлекательными в областях, чувствительных для основных интересов Запада, таких как оборона, природные ресурсы и новые технологии.

Любое такое предложение опирается на то, что Монне считал величайшим качеством политического лидера: великодушие. Это требует, чтобы США, ЕС, Япония, Великобритания и другие страны отложили экономическую конкуренцию, как это сделали Франция и Германия в 1950 году, и создали институт, основанный на идее, которая в значительной степени сегодня является фикцией: идее "Запада".

Чтобы работать, такая общность должна быть построена не только на простом альтруизме большого ради малого, но и на личных интересах. Если США действительно видят в Китае угрозу демократическому порядку, в их интересах построить что-то, что защитит и укрепит этот самый порядок. НАТО этого не делает, AUKUS— договор о подводных лодках между Австралией, Великобританией и США — этого не делает. Даже самая близкая к этой идее группа G7 недостаточно делает для этого, не приняв в свои ряды Южную Корею, Австралию и Новую Зеландию. Углубление экономического сотрудничества западного мира никак не означает подавления одной страны другой. После 1950 года, освободившись от страха перед экономическим успехом друг друга и получив военную защиту США, Германия и Франция пережили экономический бум.

В конечном счете, любая новая организация или структура — какая бы она ни была — создается для расширения возможностей западного мира в его соперничестве с Китаем и должна отражать реальность глобального баланса сил в том виде, в каком он существует сегодня. Она должна строиться на общих интересах, а не на утопическом идеализме. Поступить иначе означало бы повторить ошибки последних 20 лет, когда высокомерные утверждения о триумфе универсального либерального порядка червями вгрызлись в реальную политику, приводя к катастрофическим последствиям.

Раздумчивый взгляд в прошлое может иметь свою ценность, если только он не приводит к ностальгической тоске по утраченному "золотому веку", которого никогда не существовало. В 1948 году Джордж Маршалл, государственный деятель, создавший план Маршалла для Германии, предупреждал, что, если США не вмешаются в дела Европы, борьба за демократию будет проиграна по умолчанию. Сегодня перед нами стоит почти та же задача, но ее решение должно быть совершенно иным.