"Пушкинопад" на Украине не стоит считать незначительным перегибом со стороны охваченного войной государства. Это свидетельство упадка общества

В 2014 году, после свержения украинского правительства в результате революции Евромайдана, ветераны этого восстания, преимущественно бойцы "Правого сектора"*, проехали по всей стране, снося памятники Владимиру Ленину. Движение, названное "ленинопадом", было с восторгом встречено на Западе.

В тот момент "ленинопад" провозгласили началом запоздалой декоммунизации Украины. Но вполне возможно, что украинские националисты ненавидели Ленина не столько за то, что он был коммунистом, сколько за то, что он был русским. Поэтому снос памятников Ленину необходимо рассматривать скорее как часть процесса дерусификации или — как некоторые любят выражаться — деколонизации Украины.

Дерусификация Украины началась сразу же после распада Советского Союза, и очень скоро обучение в школах страны стало вестись уже на украинском, а не на русском языке. Затем, после революции Евромайдана, власти обязали частные компании в стране использовать в деловой речи только украинский язык. Последние несколько недель националисты занимаются сносом памятников русскому поэту Александру Пушкину, который считается создателем современного русского языка и литературы, — чтобы окончательно очистить страну от российского присутствия.

На Западе почти не говорят о так называемом "пушкинопаде". Некоторые российские либералы оправдывают это варварство, называя его проявлением справедливого гнева после событий в Буче, расследованием которых сейчас занимаются украинские власти. Однако "вычеркивание" Пушкина представляет собой вовсе не акт спонтанного взрыва гнева. Это продолжение процесса дерусификации Украины. Тем не менее, литературу нельзя сводить к политике этнической ненависти.

В твиттере тред журналиста Камиля Галеева, бывшего сотрудника Центра Вильсона в Вашингтоне, — тред от 18 апреля — служит наглядной иллюстрацией борьбы за национальную идентичность в языке, проявлением которой и стал "пушкинопад". Тред Галеева, который, должно быть, разрастался несколько месяцев или даже лет, посвящен национализму. В его основе лежит проведенное Галеевым исследование процессов в языке, которые формируют национальную идентичность в том виде, в котором ее описал Бенедикт Андерсон (Benedict Anderson) в книге "Воображаемые собщества" (Imagined Communities).

Галеев обвиняет Пушкина в том, что, смешав русское просторечие и французский язык, тот создал золотой стандарт русского языка, который затем превратился в язык огромной империи:

Галеев сравнивает Пушкина с Тарасом Шевченко — украинским поэтом, "кобзарем", как его часто называют. По мнению Галеева, Шевченко представлял собой альтернативу Пушкину, поскольку якобы превратил украинский из диалекта в полноценный язык.

И неважно, что Украина — это большая страна, где насчитывается множество региональных диалектов, что, кстати, тоже служит источником конфликтов. Политически влиятельные западноукраинские галичане зациклились на том, чтобы навязать собственный диалект согражданам, тогда как диалект жителей Закарпатья остается совершенно непонятным для чужаков. Многие украинцы до сих пор разговаривают на суржике — смеси русского и украинского языков. И это не говоря уже о повсеместной распространенности русского языка, которого многие теперь так боятся.

Сам "кобзарь" говорил на северополтавском наречии. Тем не менее, Галеев расхваливает Шевченко, руководствуясь политическими соображениями: "Эта альтернатива была не просто лингвистической или культурной. Она также была политической. Пушкин поддерживал российские имперские традиции. Шевченко их отвергал".

В этом своем утверждении Галеев упускает из виду как либерализм Пушкина, так и его сложные отношения с властью. Галеев видит лишь восхваление русской военной традиции и называет поэта XIX века "супервоинственным".

Любопытно, но Галеев также забывает упомянуть о содержании стихов Шевченко. И это вполне понятно. Если Пушкин воспевал имперскую славу, то его украинский "коллега" призывал к настоящему геноциду:

Именно так в 1841 году писал Шевченко в своей исторической поэме "Гайдамаки", в которой рассказывается о народном восстании 1768 года.

Антиеврейская агрессия, нашедшая отражение в этой поэме, служит почти комическим контрастом. Главная мишень Шевченко — это поляки, и он посвящает множество страниц рассказам об антикатолических погромах. Кстати, в "Гайдамаках" есть описание рыночной площади, залитой "морем крови", которое принадлежит той же совершенно неироничной, агрессивной традиции в украинском искусстве, что и недавно появившееся пропагандистское видео, в котором женщина в платье крестьянки перерезает серпом горло русскому солдату.

В "Гайдамаках" рассказывает о казаках, которые распевают в украинских степях: "Ни жида, ни ляха!". Эта эпическая поэма считается такой значимой, потому что стала первым пропитанным сочувствием изображением народной ярости в истории литературы. В защиту Шевченко стоит сказать, что, будучи националистом в эпоху романтизма, он транслировал то, что ему лично казалось истинными настроениями его народа. Хотя примерно 100 лет спустя Украине удалось реализовать ее устремление "ни жида, ни ляха" — с некоторой помощью Гитлера и Сталина (Сталин депортировал этнических поляков из Восточной Галиции), — сама по себе поэма "Гайдамаки" не была призывом к действию. Это была просто поэма.

Галеев строит аргументацию на идее о том, что в России поэзия всегда заключала в себе политический компонент, что, в свою очередь, позволяет ему свести достижения великого русского поэта лишь к одному аспекту его политических взглядов. К сожалению, этот маневр является хорошо знакомым инструментом леворадикалов. Вот как Пушкин оценил свое наследие за несколько месяцев до дуэли, которая унесла его жизнь:

Да, Пушкин создал современный русский язык — ради элегантности и ясности выражения мыслей. Между тем "кобзарь" был чистым романтиком, приверженным своим восточнославянским корням. Пушкин был космополитом и полиглотом, прекрасно разбиравшимся в европейской и русской философии. Наследие Пушкина гораздо масштабнее по своему размаху и глубине.

Жителям англоязычных стран можно объяснить, что Пушкин и Шевченко — это национальные поэты России и Украины соответственно, но для тех из нас, кто хорошо говорит на этих языках, Путин навсегда останется Пушкиным. Шевченко — это человек, которому пришла в голову блестящая идея написать несколько поэм на украинском языке. Пушкин же заложил основы дискурса, в котором этнические украинцы и лучшие украинские писатели добровольно решили участвовать. Гоголь, Ахматова, Бабель, Булгаков, Маяковский — и этот список можно продолжить — писали на русском языке. Великие художники и музыканты, такие как Репин и Чайковский, тоже говорили на русском. Даже Шевченко написал большую часть своих работ — включая дневник — на пушкинском русском языке.

В украинских городах говорили на русском еще до большевистской революции, а самым распространенным языком меньшинства там был идиш. Единственным исключением был Львов, где большинство жителей разговаривали на польском. До 1991 года большинство представителей украинской интеллигенции в культурном смысле были русскими. На протяжении всей советской истории русский был языком сопротивления, а Пушкин — нашим краеугольным камнем. В Харькове — этнически смешанном русскоязычном городе Украинской ССР, где я выросла, — наши родители читали самиздат, а позже, в период перестройки — толстые журналы на русском языке.

В постреволюционной России школьная программа по литературе включала в себя не произведения великих русских современников, а по большей части различную коммунистическую околесицу. Однако лучшие учителя находили способы изучать на уроках произведения великих писателей. Чаще всего именно Пушкин служил своеобразным проводником. Учительница литературы моей сестры однажды попросила класс найти стихи о Пушкине, написанные поэтами XX века. Именно так ей удалось начать разговор о таких недооцененных поэтах-диссидентах, как Анна Ахматова и Марина Цветаева.

Моя сестра выбрала одно из стихотворений Цветаевой, посвященное Пушкину. Цветаева была русской поэтессой, поддержавшей белых в гражданской войне, в чьих венах текла в том числе польская кровь. В своем стихотворении она сумела недвусмысленно выразить отношение к имперской политике царя Николая I и к цензуре в отношении Пушкина:

Шевченко не мог бы вдохновить поэтессу на эти строки, потому что — вопреки желанию Галеева — первый украинский писатель попросту не оставил после себя такого значительного наследия. Между тем языковая вселенная Пушкина создала возможности для критики империи, и именно Пушкин стал тем бессменным механизмом, с помощью которого свобода продолжала проявлять себя в русскоязычном мире.

Почему нас должно заботить то, что Украина хочет уничтожить собственное культурное наследие внутри собственных границ? Потому что отголоски "пушкинопада" будут ощущаться на Западе еще много десятилетий. Мы уже наблюдали отмену курса, посвященного Достоевскому, в одном итальянском университете, а также отмену концертов российского пианиста. Метрополитен-опера заменила российскую звезду Анну Нетребко украинской певицей, завернувшейся в желто-синий украинский флаг. И это всего лишь несколько примеров того, как распространяется антироссийский дух.

Русофобия скоро окончательно укоренится в сфере высшего образования. К примеру, американский журнал Slavic Review анонсировал целую серию публикаций под названием "Деколонизация славянских, восточноевропейских и евразийских исследований в образовательных программах для студентов и выпускников". Основные вопросы, которые будут рассматриваться в этих публикациях, следующие:

Как мы будем осуществлять этот процесс, особенно в аспекте образовательных программ для студентов и выпускников? Какие конкретные изменения мы можем внести в программы, чтобы увеличить разнообразие голосов и точек зрения, уделяя особое внимание тем, кто исторически находился в подчиненной позиции и кого заглушали русские голоса и точки зрения?

Другими словами, прощайте, Толстой и Достоевский. Те немногие факультеты, которые все еще преподают их потрясающе красивые и наполненные глубоким смыслом труды, скоро окончательно прогнутся под давлением восточноевропейской версии "пробужденности".

В бешеной ненависти ко всему русскому нет ничего освободительного. Начавшийся на Украине "пушкинопад" не стоит считать незначительным перегибом со стороны охваченного войной государства. Это свидетельство упадка общества и антицивилизации, которая является отголоском тех уничтожающих памятники бунтов, которые сейчас идут на Западе.