The Guardian: экономика Латвии практически рухнула с распадом СССР

Когда Маргарита Скангале была подростком в конце 1970-х годов, в Вилянской средней школе училось 1200 учеников. В то время ее сын был маленьким, и очередь у магазина детской одежды — если, конечно, в то советское время в нем что-то было, — тянулась вдоль всей улицы.

Сегодня в школе учится 400 ребят, а из 26 одноклассников ее 35-летнего сына только четверо все еще живут в этом маленьком городке в восточной Латгалии, в трех часах езды от Риги и в часе от границы с Россией.

В подвальном помещении городского музея Вилян, занимающего всего три комнаты, 57-летняя Скангале достает стопку рукописных ведомостей: в 1995 году в городе проживало 4311 жителей. На 1 января этого года их осталось только 2882. "Здесь многое изменилось, — сказала она. — Ощущения совсем другие".

К 2050 году, по данным ООН, население более чем в половине из 52 стран Европы, включая Италию, Испанию, Польшу и Германию, существенно сократится. В пяти странах — Болгарии, Латвии, Литве, Сербии и Украине — прогнозируется сокращение более чем на 20%.

В течение следующих трех десятилетий Латвия, уже потерявшая почти 30% своего населения с 1990 года, потеряет еще 23,5%. "Для нас это экзистенциальная проблема, — сказал Имантс Парадниекс, советник правительства по демографии. — Каждая нация должна обновляться. Мы не останемся Латвией без достаточного количества латышей".

Один из факторов, стоящих за этим резким спадом, носит глобальный характер. Во всех промышленно развитых странах показатели рождаемости падают: две трети населения мира в настоящее время проживает в странах с уровнем рождаемости ниже двух рождений на женщину, необходимых для естественного воспроизводства.

Латвия, как и многие из бывших советских республик, особенно те, которые присоединились к ЕС с его свободой передвижения и работы в границах союза, с ее нынешним населением чуть менее двух миллионов человек также пережила последовательные волны эмиграции, поскольку молодые люди уезжают за границу за деньгами.

Чистый эффект — двойной демографический удар. "Сразу после обретения независимости в 1991 году люди уехали, и уровень рождаемости резко упал; все были так не уверены в будущем", — сказал Зане Варпиня из Стокгольмской школы экономики в Риге.

"Так что демографическая прослойка, появившаяся в начале 1990-х, была уже небольшой. Но потом многие еще уехали после того, как мы вступили в ЕС в 2004 году, или во время финансового кризиса 2008-2011 годов, когда был самый большой уровень эмиграции. Так что теперь, даже если рождаемость несколько подросла, количество рождений относительно численности населения очень низкое".

В прошлом году, по данным центрального статистического управления Латвии, умерло в два раза больше латышей, чем родилось. Коэффициент рождаемости составил 1,57, что немного выше среднего показателя по Европе, но это означало рождение всего 17 420 младенцев — против 40 тысяч или более в год в конце 1980-х годов.

Нигде демографический кризис в Латвии не ощущается так остро, как в Латгалии, население которой снова сократилось более чем на 2% только в прошлом году — больше, чем где-либо еще в стране.

Для города, который потерял треть своего населения за три десятилетия, Виляны тем не менее умудряются выглядеть на удивление нарядно. Выкрашенная в белый цвет церковь XVIII века с двумя башнями великолепна, а улицы безупречны чисты.

Но в близлежащих деревнях поля усеяны заброшенными домами. В Резекне, областном центре, стоят рушащиеся огромные заводы и офисные здания советских времен.

Местная экономика, когда-то прочно державшаяся на разросшихся колхозах и промышленных мегазаводах, практически рухнула с распадом СССР. В настоящее время народное хозяйство Латвии в основном мелкотоварное и сконцентрированное на сельском хозяйстве. Оно мало что может предложить своему быстро сокращающемуся молодому населению.

"Кажется, что в последнее время эмиграция несколько снизилась, но сказать, что дела идут хорошо, никак нельзя", — сказал Иварс Икауниекс, председатель ассоциации Вилянских районных советов.

Как ни странно, немного помогла пандемия COVID-19: некоторые местные жители вернулись на работу домой, радуясь более низкой стоимости жизни и отсутствию очереди в детские садики. Но при всех благих намерениях региональных властей здесь нет инфраструктуры для крупного бизнеса, нет рабочих мест для молодежи.

"Они хотят работать в сфере технологий, инноваций, а здесь — лесное хозяйство, земля, в лучшем случае ремонт дорог, — говорит Икауниекс. — Поэтому многие отправляются за деньгами — Германия, Скандинавия, крупные фабрики и заводы, судоремонт, масштабное промышленное и жилищное строительство".

Краткосрочные скандинавские контракты, часто с жильем, приносят в три-пять раз больше, чем работа в Латвии. Некоторые, по словам Икауниекса, возвращаются со своими сбережениями и создают малый бизнес: один недавно открыл винокурню, другой производит сувениры из пеньки для туристического рынка. Но не многие так делают.

Конечно, Латвия, которая веками была полем битвы между востоком и западом Европы, всегда была здесь. В 1910 году, как отметил эксперт по народонаселению Латвийского университета Юрис Круминьш, население страны составляло более 2,6 миллиона человек.

Но после Второй мировой войны оно упало до 1,9 миллиона, затем снова выросло в советское время, достигнув пика в 2,7 миллиона в 1990 году, и теперь снова составляет чуть менее 1,9 миллиона. "В этих качелях нет ничего необычного", — говорит Круминьш.

Но от этого нынешняя ситуация в стране не становится менее тревожной. В современной экономике это означает "меньшие резервы рабочей силы, нехватку квалифицированных работников, старение населения, огромное давление на пенсионную систему, здравоохранение, социальные услуги", — сказала Варпиня. — Мы пока не видим этого в деталях, но к 2030 году положение может стать критическим".

В своем кабинете в штаб-квартире Национального альянса, правой националистической партии, которая намерена остаться в составе правящей коалиции страны после выборов, состоявшихся в прошлом месяце, Имантс Парадниекс сказал мне, что приоритетом должно быть население.

Его партия, по словам Парадниекса, никогда не поддержит крупномасштабную иммиграцию в страну. Это чрезвычайно чувствительная тема во всех трех странах Балтии, учитывая их послевоенную историю. Вместо этого план правительства состоит в том, чтобы повысить рождаемость и побудить более 300 тысяч латышей, живущих за границей, вернуться домой.

По словам Парадниекса, латвийское пособие на ребенка теперь прогрессивное, поэтому семья с одним ребенком получает 25 евро в месяц, семья с двумя — 100 евро, с тремя — 225 евро, а с четырьмя — 400 евро. Те, у кого трое и более детей, имеют право на получение гранта в размере до 12 тысяч евро на покупку дома, а "карта многодетной семьи" дает большие скидки в магазинах, общественном транспорте и музеях.

В результате, по словам Парадниекса, увеличивается доля детей, растущих в семьях с тремя детьми. Есть также планы по увеличению государственных субсидий по уходу за детьми, а также по реформированию пенсий, чтобы матери не страдали в финансовом отношении в более позднем возрасте.

Отдельно в 2018 году была запущена программа по поощрению возвращения эмигрантов в Латвию, которую возглавили региональные координаторы по реэмиграции, консультирующие по вопросам перемещения бизнеса, работы, жилья, ухода за детьми, школ и предлагающие денежные гранты.

В прошлом году в страну вернулось чуть менее 7000 латышей: на пару сотен меньше, чем уехало. Не все останутся на родине. В Резекне Андрей Глушнев сказал, что в будущем году снова уедет, возможно, в Финляндию, оставив жену и детей дома. Глушнев много лет работал на стройках в Великобритании и Норвегии. "Я некоторое время работал здесь, на фабрике, — сказал он, — но это не то, что мне нужно. Я мог бы остаться на хорошую и хорошо оплачиваемую работу на большой стройке. Но таких мест здесь нет".

Некоторые тем не менее полны решимости добиться успеха. Майя Хартмане уехала в возрасте 10 лет со своими родителями, которые эмигрировали в Великобританию в 2006 году и нашли работу недалеко от Питерборо.

"Тогда это было обычным делом, — сказала она в кафе в Резекне. — Фабрики, поля, склады. Мои родители никогда не собирались оставаться в Англии, но я закончил там среднюю школу, потом университет. Я всегда предполагала, что в Латвию уже не вернусь, но потом у меня родился ребенок, и вот пришло время возвращаться".

Это было в 2018 году. Хартмане нашла работу в местном совете, потом в банке. "Я дома, — говорит она. — Для меня важны мои корни, моя семья. Моя лучшая подруга из Латвии до сих пор в Лондоне. Она много зарабатывает, но и тратит много, чтобы просто жить. Думаю, мне здесь так же хорошо. У каждого свои приоритеты".

С ней согласилась 36-летняя Владлена Савельева, которая преподает английский язык в Риге после 12 лет работы за границей сначала на круизных лайнерах, а потом в Греции, на Кипре и в Монако. "Потребовалось время, чтобы понять, что у моей родины есть свои преимущества, — сказала она. — Я уехала, чтобы зарабатывать деньги и иметь лучшую жизнь. Но и в Латвии есть много возможностей для этого".

Некоторые латыши, конечно, никогда не уедут. 43-летняя Марута Ладушане, учитель химии в вилянской средней школе, теперь имеет здесь так мало уроков, что преподает еще и в Резекне. Половина ее друзей по институту уехала, но она осталась. И надеется, что ее дети тоже останутся.

"Я не могу представить, что бы я чувствовала, если бы они уехали, — говорит она. — Но все знают, что когда разразится следующий большой кризис, будет еще одна массовая волна эмиграции".

Истории отдельных людей могут звучать обнадеживающе. Но эксперты говорят, что в долгосрочной перспективе и в более широком масштабе сосредоточение внимания правительства на повышении рождаемости и реэмиграции вряд ли сильно поможет. "У народа в целом положение очень сложное с таким количеством разных неблагоприятных факторов, — сказала Варпиня. — Так что реального способа полностью развернуть в положительную сторону естественную убыль населения нет. Только если иммиграция".

Такой выбор в большей или меньшей степени уже сделали некоторые соседние с Латвией страны: Эстония, Польша, Германия. Для Латвии активное принятие в стране новых иммигрантов выглядит чем-то далеким.

Воспоминания о советской оккупации и принудительной интеграции оставили глубокие шрамы. "Я националист, — сказал Парадниекс. — Моя цель — сделать жизнь латышей в Латвии лучше. Если другие страны хотят сделать жизнь лучше для всех, то пусть они и делают".

Для Варпини это кажется недальновидным. "Мы живем в мире постоянной циркулирующей миграции", — говорит она. По ее словам, Латвия должна поощрять приезд высококвалифицированных, трудолюбивых иммигрантов и их нахождение здесь даже в течение короткого периода. Например, хотя бы некоторых из 30 000 украинцев, которые приехали в Латвию в этом году.

"Латвия традиционно всегда враждебно относилась к иммиграции. Но военный конфликт показал, что здесь возможны перемены. Латыши предложили приехавшим свои дома, забирали людей с границы... Это не безнадежно".