The Telegraph: журналистов, пишущих правду о трансгендерах, обвинили в трансфобии

Если честно, то я не знаю, что происходит, когда у автобуса отваливаются колеса, но догадываюсь, что ничего хорошего. Знай я больше о колесах и автобусах, я бы вела автомобильную колонку, а не эту. Но жизнь сложилась иначе, и, нравится вам это или нет, в журналистике и феминизме я кое-что смыслю.

У так называемой "гендерной идеологии" уже давно отваливаются колеса, хотя если читать строго определенную прессу, смотреть избранных юмористов или слушать только "Би-би-си", так и не скажешь. Цензура насчет прав трансгендеров — это сильно сказано. Скорее, любые противоречия с правами женщин замалчиваются, а заговоривших об этом обвиняют в "трансфобии".

Даже если я завтра объявлю себя мужчиной, даже если мне удалят грудь, а из руки сформируют и пришьют подобие члена, меня все равно обвинят в трансфобии. Невидимый комитет праведников порешил, что моя борьба за права женщин и вера в биологию не сочетаются с правами транссексуалов. Вот почему я ушла с прошлого места работы — чтобы писать, что думаю. Вот почему из газеты ушла моя бывшая коллега Хэдли Фриман, хотя провела там всю свою взрослую жизнь. Вчера в красноречивом интервью для Woman’s Hour она рассказала, как ей запрещали писать об антисемитизме и транссексуалах.

Мы тогда были почти не знакомы, но Фриман за меня заступилась, когда 330 сотрудников написали в The Guardian открытое письмо с призывом дать отпор "трансфобам". В их колонке я поинтересовалась, чем вызван всплеск числа девочек-подростков, желающих сменить пол (нередко отягощенных аутизмом, пищевыми расстройствами и склонностью к членовредительству). У Фриман хватило смелости заявить о своих взглядах во всеуслышание.

Другие коллеги до сих пор пишут мне ободряющие сообщения. Правда, в частном порядке. Мое уважение к ним тает с каждым днем. А еще мне приходят угрозы. Пишут, что я повинна в "геноциде" трансгендеров. До фактов им нет никакого дела. На самом деле в прошлом году в Британии не убили ни одного трансгендера. Зато каждую неделю погибали от двух до трех женщин.

Что меня больше всего угнетает, так это что левые СМИ пренебрегают азами журналистики. Первая же их ложь — будто между правами трансгендеров и правами женщин нет никакого противоречия, и самоидентификация в принципе не может причинить никакого вреда. По правде же говоря, конфликт есть — и он раздирает, например, ту же Шотландскую национальную партию. Ее лидер Никола Стёрджен хочет облегчить юридическую смену пола без медицинского диагноза. Этот вопрос расколол и зеленых и, по сути, стал концом Партии женского равенства. С глазу на глаз половина лейбористов считает, что у женщин не бывает членов, но во всеуслышание ни за что в этом не признается.

От того, как левые замалчивают правду, буквально тошнит. Уже много лет ни для кого не секрет существование организации под названием "Русалки" (Mermaids). Сьюзи Грин, до прошлой недели ее генеральный директор, не только пряталась у всех на виду, но и похвалялась, что ее ребенка кастрировали в 16 лет.

Уже много лет разоблачители рассказывают нам о том, что происходит в Тавистокской клинике в Лондоне: после трех пятидесятиминутных сеансов людям запросто выписывают гормоны. Вовсю высказывались пожалевшие о своем "переходе" и пожелавшие вернуть родной пол. Но ни Хэдли, ни мне писать об этом не разрешалось.

Другая организация активистов, "Каменная стена" (Stonewall) благополучно всех поработила и раздает награды за "транс-инклюзивность". Что это значит? Убеждение, что женственность — всего лишь ощущение в голове мужчины? Жажду переписать закон о равенстве, чтобы людей с мужскими гениталиями сажали в женские тюрьмы и пускали в кризисные центры для жертв изнасилований? Посыпалась неудобная статистика о самоубийствах — и тут же оказалась "ошибочной" и к тому же на основе одного-единственного исследования с крошечной выборкой. Левые замалчивают даже не мнения, а фактические сведения: информацию о так называемых блокаторах полового созревания, о выдающих себя за женщин сексуальных преступниках, о том, чтó на самом деле сказала Джоан Роулинг, о транс-спортсменах, возмужавших в противоположном поле, о настроениях в обществе. Большинство людей настроены либерально и трансгендерам симпатизируют — как и положено. Но когда им говорят, что у большинства транс-женщин сохраняются мужские гениталии, им становится не по себе от мысли, что с ними наравне могут оказаться биологические женщины.

Но еще хуже самоцензура, о которой на прошлой неделе рассуждала в своей лекции на "Би-би-си" Чиманда Нгози Адиче: представители нашего поколения если и могут мыслить критически, то боятся стать изгоем в своем племени. Зато изгой может сказать: "Освободи себя сам, это прекрасно". В конце концов, это вопрос, что выше: принципы или популярность.

"Все журналисты — моралисты. Это неизбежность", — писала Маргерит Дюрас. Ну, хорошие — точно. Только The Guardian об этом не говорите. Быть трусом — это их право, однако факты священны.