FA: США остаются в ловушке ложных мечтаний о гегемонии

В 1952-1953-х годах, когда я ходил в детский сад, наша семья собиралась вокруг подержанного телевизора, чтобы посмотреть сериал "Победа на море". Этот 26-серийный документальный фильм NBC рассказывал о Второй мировой войне как о праведном конфликте, где свобода торжествует над злом, причем во многом благодаря усилиям Соединенных Штатов. Страна вела народную войну, в которой участвовали миллионы обычных граждан, откликнувшихся на зов долга. А ее исход свидетельствовал о силе американской демократии.

История была представлена во всем своем великолепии, одновременно соблазнительном и ужасном. А правда носила непосредственный, актуальный и непреодолимый характер, хотя и со строго американской точки зрения. Если у сериала и был некий общий посыл, то заключался он в следующем: исход того ужасающего конфликта положил начало новой эпохе, в которой Соединенным Штатам суждено было властвовать безраздельно.

Сериал оказал на меня глубокое впечатление, особенно с учетом того, что оба моих родителя побывали на войне. Для представителей их поколения великий крестовый поход против Германии и Японии был призван остаться определяющим событием и сформировать жизнь будущих поколений.

И все же "Победа на море" содержала намеки на предстоящие трудности. Заключительный эпизод назывался “Проект мира”, но ни о чем подобном не повествовал. Зато содержал своего рода предупреждение. “Одна бомба с одного самолета убила 78 тысяч человек, — нараспев читал диктор, а камера показывала изображения разрушенной Хиросимы. — А две бомбы закончили Вторую мировую войну”. На экране мелькали зернистые кадры освобожденных концлагерей и сцены возвращения солдат домой. Закончился сериал с загадочной отсылкой к “свободному миру на пути к будущему” и цитатой премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, восхваляющего важность решимости, вызова, великодушия и доброй воли. В общем, чтобы понять политическую и нравственную значимость наиболее разрушительного конфликта всех времен, зрителю придется поискать в другом месте.

Неожиданный финал нес в себе определенный смысл. К моменту выхода в эфир "Победы на море" некоторые бывшие военные союзники США стали непримиримыми противниками; шла гонка по созданию ядерного оружия, еще более смертоносного, чем сброшенное Америкой на Японию; американские войска снова участвовали в боевых действиях, на сей раз в Корее, причем если у кого-то и был план мира для этого конфликта, то его совершенно точно отложили в долгий ящик. Сомнений не было: глобальному доминированию США однажды придет конец.

Тем не менее, для большинства американцев Вторая мировая оставалась авторитетным источником соответствующей памяти, продолжением которой стала холодная война. По аналогии с тем, как руководство США разгромило Третий рейх и имперскую Японию во Второй мировой войне, Вашингтон отразил советскую угрозу и обеспечил выживание свободы. В коллективном воображении страны эти два события слились воедино, преподав хрестоматийный урок и превратив мировую гегемонию США при поддержке военной мощи в категорический императив.

В реальности с таким трудом давшаяся победа 1945 года не стала ни обоснованием, ни предвестником, но породила бесчисленное множество иллюзий. В 1960-х они, казалось, сгинули в результате дорогостоящей и противоречивой войны во Вьетнаме, а в конце 80-х на мгновение возродились благодаря краху коммунизма. Авантюры Вашингтона после 11 сентября 2001 года в ходе глобальной “войны с терроризмом” в очередной раз изобличили надуманность претензий США на военное превосходство.

Неутешительный результат затяжных войн в Афганистане и Ираке должен был послать тревожный сигнал, подобный тому, какой получило Соединенное Королевство в 1956 году, после организации интервенции с целью восстановления контроля над Суэцким каналом и, в более широком смысле, обуздания президента Египта Гамаля Абдель Насера. Последовавшее за этим исключительное унижение стоило должности премьер-министру Великобритании Энтони Идену. Соперник Идена, лидер лейбористской партии Хью Гейтскелл назвал Суэцкую операцию “актом катастрофической глупости”, который нанес “непоправимый вред престижу и репутации нашей страны”. Это суждение оспаривали лишь единицы. Кризис вынудил британцев признать, что их имперский проект зашел в тупик, а старый способ ведения дел — принуждение более слабых народов к подчинению — перестал работать.

Последние 20 лет могли ознаменовать для Соединенных Штатов продолжительный “суэцкий момент”. Но внешнеполитический истеблишмент страны отказался двигаться дальше, цепляясь за миф о потребности других стран мира в американской военной мощи. Неудача в Ираке не помешала Вашингтону удвоить усилия в Афганистане — опрометчивый шаг, кульминацией которого стал хаотичный, позорный вывод войск в 2021 году.

Это зрелище могло послужить поводом для объявления конца эпохи после Второй мировой и холодной войн вместе с порожденными ими чаяниями. Но во многом благодаря президенту России Владимиру Путину этот момент вскоре миновал. Спецоперация на Украине возродила послевоенную традицию бряцания американцами оружием. Афганская война, самая продолжительная в истории США, практически стерлась из памяти, как и осознанный катастрофический конфликт, развязанный 20 лет назад в Ираке. И похоже, страна не прочь и дальше наступать на те же грабли, что привели к этим двум катастрофам, оправдывая все мнимыми обязательствами мирового лидера.

Конфликт на Украине может дать Вашингтону последний шанс извлечь урок из инцидентов в суэцком стиле — и даже не потерпеть при этом поражения. До сих пор политика США в отношении Украины была прагматичной и в чем-то даже сдержанной. Но президент Джо Байден с командой говорят о военных конфликтах в таком ключе, который наводит на мысль об устаревшем, моралистическом и безрассудно грандиозном видении американской мощи. Согласование риторической позиции администрации с трезвой оценкой истинного положения дел позволило бы Байдену свести на нет одержимость истеблишмента гегемонией. Бонусом стала бы демонстрация того, что американцам не нужно рассказывать сказки о роли их страны в мировых делах.

Однако может произойти с точностью до наоборот: отношение Байдена к Украине как горнилу новой эры американского господства при поддержке военных приведет к его изоляции, а крайне взвешенная политика его администрации еще сильнее отразит его поспешную, непродуманную риторику. Это, в свою очередь, приведет к совершенно иному, более катастрофическому результату.

Важнейшим символом послевоенного мировоззрения — своего рода Розеттским камнем американского государственного управления времен холодной войны — стал NSC-68, строго засекреченный документ, подготовленный в 1950 году сотрудниками отдела планирования политики Госдепартамента США, во главе которого стоял в то время Пол Нитце. Свидетельствуя об удивительном разнообразии, терпимости и законности свободного общества, этот идеологизированный документ определил параметры политики США до конца холодной войны. Свободному обществу противопоставлялось “общество рабов” СССР, которое требовало “полной власти над всеми без исключения людьми в Советском государстве”, а также над “всеми коммунистическими партиями и всеми государствами, находящимися под советским господством”.

С убедительной ясностью NSC-68 привел доводы в пользу американской гегемонии, вывел яркие линии и исключил любую двусмысленность. “В нашем тесном мире, — утверждалось в документе, отсутствие порядка среди государств становится все менее и менее терпимым”. Этот факт налагал на Соединенные Штаты “ответственность за судьбы мира” наряду с обязательством “восстановить порядок и справедливость средствами, со­гласующимися с принципами свободы и демократии”. Простого сдерживания советской угрозы было недостаточно, по аналогии с попыткой накормить всех голодающих или помочь всем страждущим. Что было нужно Соединенным Штатам, так это способность и готовность к принуждению. С оглядкой на это Вашингтон взял на себя обязательство создать доминирующую военную структуру, спроектированную по принципу глобальной полицейской силы. Государственное управление стало дополнением к военной мощи.

Не ослабленный течением времени примитивный взгляд, отраженный в NSC-68, сохраняется по сей день, хотя после вдохновившей его холодной войны прошел не один десяток лет. Частое утверждение Байдена о том, что судьба человечества зависит от исхода вселенской борьбы демократий с автократиями, актуализирует центральную тему видения Нитце. Необходимость военного превосходства США — независимо от того, измеряется оно расходами Пентагона, количеством зарубежных баз или предрасположенностью к применению силы — стала догматом веры. Поскольку из-за глобализации и технологического прогресса (а также экспансии в космос и киберпространство) в мире становится все “теснее”, растет и охват вооруженных сил США, и сам процесс вызывает мало споров.

Но если целью американской гегемонии было установление глобального порядка и справедливости посредством разумного использования жесткой силы, то результатов страна добилась в лучшем случае неоднозначных. С 1950 года англоговорящий мир и все проживающие близ Парижа и Токио чувствуют себя относительно хорошо. Для сравнения: выгода миллиардного населения стран Глобального Юга оказалась незначительна; лишь изредка возможность прожить более долгую и здоровую жизнь подразумевает личную свободу и безопасность. Уважение правительствами прав личности и приверженность верховенству закона остаются скорее мечтами, нежели реальностью.

Конечно, все могло быть и хуже. Представьте, например, если бы во время холодной войны США применили любое из тысяч единиц обретенного огромной ценой ядерного оружия. И все же произошедшее в действительности тоже имело мало положительных черт. Размышлять о поведении и последствиях американских войн (и различных тайных интервенций) с 1950 года — значит столкнуться с ужасающей историей безрассудства, должностных преступлений и расточительства.

Война в Ираке, начавшаяся 20 лет назад, являет собой вершину американской военной глупости, уступающей только войне во Вьетнаме. Начатая с надежды активизировать деятельность освободительных движений и преобразить Ближний Восток, операция "Иракская свобода" вместо этого оставила печальное наследие в виде дестабилизации, смертей и разрушений. Какое-то время сторонники войны утешались мыслью, что отстранение от власти иракского тирана Саддама Хусейна сделало мир лучше. Сегодня никакой софистике это утверждение не подтвердить.

Многим рядовым американцам может показаться слишком резким заявление о том, что все жертвы, принесенные американскими войсками со времен Второй мировой войны, были напрасны. Но Ирак стал скорее правилом, чем исключением — такой вывод напрашивается сам собой. Решение президента Гарри Трумэна перебросить американские войска к северу от 38-й параллели на Корейский полуостров в 1950 году было грандиозной ошибкой, хотя 15 лет спустя ее затмило решение президента Линдона Джонсона отправить боевые части во Вьетнам. Начавшаяся в 2001 году война в Афганистане придала новое значение термину “затяжной кризис”. Что касается Ирака, заявление Барака Обамы, сделанное в 2002 году, когда он был сенатором штата Иллинойс, о приближающемся вторжении как о “тупой”, “опрометчивой”, “циничной попытке” дилетантов “засунуть нам в глотку собственные идеологические программы” по-прежнему никто не опроверг.

Тем не менее, в каждом случае выбор, по-видимому, отражал насущную потребность в американском глобальном лидерстве. По заложенной в NSC-68 логике, упустить возможность освободить и объединить две Кореи или позволить Республике Вьетнам скатиться к коммунизму было бы верхом безответственности. То же самое касалось сохранения талибами (террористическая организация, запрещенная на территории РФ - прим. ИноСМИ) власти в Кабуле. Отнеситесь серьезно к заявлениям о том, что у Саддама есть оружие массового уничтожения (и планы его дальнейшей разработки) — и вот его устранение превращается в политический и нравственный императив.

Однако во всех случаях вопиющая ошибочность суждений привела к разбазариванию богатства и тысяч жизней американцев (не говоря уже о сотнях тысяч жизней представителей других народов). В рамках проекта Брауновского университета “Издержки войны” подсчитали, что военные действия США после терактов 11 сентября обошлись примерно в $8 триллионов, что на несколько порядков превышает сумму, одобренную для широко разрекламированной инфраструктурной инициативы администрации Байдена под названием "Building a Better America". Трудно понять, каким образом выгоды от этих военных операций перевесили издержки.

Тем не менее основная логика вмешательства во всех этих случаях остается неизменной. Даже Байден, который будучи вице-президентом выступал против значительного наращивания численности американских войск в Афганистане, а, став президентом, в итоге вывел оттуда войска, не отказался от глубоко укоренившейся веры в бесконечную эффективность американской военной мощи. Его реакцией на поражение в Афганистане было предложение увеличить расходы Пентагона. Конгресс не только согласился, но и внес дополнительные поправки.

Влияние, которым обладает разросшийся аппарат национальной безопасности США, отчасти объясняет причину сохранности такого мышления. В связи с этим знаменитое предостережение, прозвучавшее в прощальной речи президента Дуайта Эйзенхауэра в январе 1961 года, ничуть не утратило актуальности. Он предостерег от “необоснованного влияния военно-промышленного комплекса” и даже предложил решение: “бдительное и информированное гражданское общество”, чтобы держать в узде “огромную индустриальную и военную машину” страны с тем, чтобы “безопасность и свобода могли совместно процветать”. Но его надежда не оправдалась. В вопросах, связанных с национальной безопасностью, американцы проявляют скорее безразличие, нежели бдительность. Многие до сих пор почитают Эйзенхауэра, но склонны искать вдохновения не у правившего в 1961 году президента, а у генерала, который добился безоговорочной капитуляции Третьего рейха в 1945-м.

Победа во Второй мировой войне придала политике США новое чувство цели, которое впоследствии было законодательно закреплено в меморандуме NSC-68. Но вместе с тем оно и наложило определенные ограничения. Как недавно выразился ученый Дэвид Бромвич (David Bromwich), “вторая мировая война — это картина, которая по-прежнему держит нас в плену”. В ключевых аспектах история политики нацбезопасности США за последние 70 лет сохраняет акцент на усилиях по сохранению и обновлению этой картины. Главная цель — добиться еще одной подобной победы, обеспечив тем самым безопасность, процветание, уважение и привилегии, а в более широком смысле — функционирующий на американских условиях мир и доминирование, оправданное возложенной на самих себя миссией распространения свободы и демократии.

Казалось, на краткий миг падение Берлинской стены, последовавший крах коммунизма и победа США в Персидском заливе в 1990-91 гг. сделали такой мир достижимым. Взятые вместе, эти победы можно сравнить по масштабу с 1945 годом. Предполагаемый “конец истории” привел к однополярному порядку во главе с единственной сверхдержавой, “незаменимой нацией”. Сегодня такие фразы попадают в ту же категорию, что и “бремя белого человека” и “война, чтобы покончить с войнами”: кроме как с иронией их не используют. И все же они как нельзя точно отражают то опьянение, что охватило политические элиты после 1989 года. Никогда еще страна, якобы движимая благородными целями, не порождала и не поддерживала большего хаоса, чем Соединенные Штаты в эпоху после холодной войны, одержимые стремлением карать злодеев повсеместно.

Подпитываемый идеологией беспредел продолжался до 2016 года, когда Дональд Трамп в корне изменил американскую политику. Будучи кандидатом в президенты, он поклялся наметить курс, при котором Америка окажется “прежде всего”. Эта, казалось бы, безобидная фраза имела взрывоопасный подтекст, отсылая к противодействию масс возможному вмешательству США от имени Соединенного Королевства, когда оно сопротивлялось нацистской агрессии. Трамп не просто обещал менее воинственную внешнюю политику, он угрожал подорвать моральные устои послевоенного американского государственного управления, будь то осознанно или нет.

Страны НАТО “не платят справедливую долю” и “грабят Соединенные Штаты”, жаловался Трамп в ходе предвыборной кампании 2016 года. “Мы их защищаем, а они нас обворовывают. И знаете, что мы с этим делаем? Ничего! … Либо выплатят недоплаченное, либо они должны выйти. И если это разрушит НАТО, так тому и быть”. Он возвращался к этой теме снова и снова, в том числе в инаугурационной речи. “Мы защищали границы других стран, но не следили за своими. Мы тратили триллионы долларов за границей, в то время как инфраструктура в Америке приходила в упадок, — заявил Трамп. — Мы делали другие государства богатыми и сильными, но вера в нашу страну таяла”. Такого больше не будет, посулил он: “С этого дня и впредь Америка прежде всего”.

Подобная ересь вызвала у внешнеполитического истеблишмента нервный срыв, от которого страна до сих пор не оправилась. Из-за лицемерия и исторической безграмотности Трампа трудно сказать, понимал ли он значение фразы “Америка прежде всего”. А даже если и понимал, его шокирующая некомпетентность и недостаточная концентрация способствовали сохранению статуса-кво. Бесконечная война, начавшаяся после 11 сентября, во время президентства Трампа затянулась. Союзы уцелели, как и военное присутствие страны за рубежом, за исключением ряда незначительных изменений. ВПК процветал. Дорогостоящая модернизация потенциала нанесения ядерного удара продолжалась, не привлекая к себе особого внимания. В целом, сохранились основные принципы парадигмы NSC-68 и убежденность в том, что Вторая мировая война каким-то образом сохранила актуальность в качестве критерия политики. “Изоляционистами” называли всех, кто не поддерживал активное применение американской мощи за рубежом для лечения мировых недугов.

Представления истеблишмента о роли США в мире хоть и застряли где-то в прошлом, остальной мир претерпел глубокие изменения. И в этом заключается главный парадокс президентства Трампа: его обещание отказаться от послевоенной парадигмы побудило истеблишмент занять круговую оборону и энергично выступить в защиту стандартов СНБ-68 — даже когда страна столкнулась с огромным количеством проблем, к которым они практически не имеют отношения. Список солидный: подъем Китая, углубляющийся климатический кризис, потеря контроля над южной границей США, исчезновение возможностей для рабочего класса, стремительный рост количества смертей из-за наркотиков, пандемия и внутренние беспорядки, вызванные расколом по расовому, этническому, социально-экономическому, партийному и религиозному признакам. Эти разногласия способствовали избранию Трампа в 2016 году, позволив ему набрать еще больше голосов на перевыборах и сделав возможными его усилия по предотвращению мирной передачи власти и свержению конституционного порядка после его поражения.

Казалось, этот поток неудач и недочетов, а также неспособность послевоенного видения мощи США бороться с ними предвещали очередной "суэцкий момент". Вместо этого к власти пришел Байден, и изменений не произошло. На экваторе его президентства великая стратегия США запуталась в клубке непризнанных противоречий. Виднейшим из них является упорство Вашингтона в том, что Соединенные Штаты должны поддерживать возведенную в культ модель милитаризованного глобального лидерства, даже несмотря на снижение ее актуальности, сокращения доступных для ее реализации ресурсов и количества перспектив сохранения привилегированного места страны в международном порядке. Тем не менее внешнеполитический истеблишмент настаивает на отсутствии приемлемой альтернативы милитаризованному американскому руководству, приводя в качестве главного аргумента российскую СВО на Украине.

С этой точки зрения, конфликт подтверждает юридическую действительность NSC-68. Но русская армия — это даже близко не Красная Армия. Если только Путин не применит ядерное оружие, что маловероятно, Россия представляет лишь незначительную угрозу безопасности и благополучию Соединенных Штатов. Российская армия, которая даже не может добраться до Киева, не представляет опасности для Берлина, Лондона и Парижа, не говоря уже о Нью-Йорке. Продемонстрированная российскими военными некомпетентность усиливается аргументом о том, что европейские демократии более чем способны обеспечить собственную безопасность, если приложат усилия. С точки зрения Вашингтона конфликт должен был стать аргументом в пользу классификации России как чужой проблемы. Раз у США в запасе есть почти $50 миллиардов долларов (сумма, которую Конгресс выделил на помощь Украине в период с февраля 2022 года по ноябрь 2022 года), эти деньги нужно использовать для смягчения последствий глобального потепления, решения пограничного кризиса и облегчения жизни представителей рабочего класса — жизненно важных задач, которым администрация Байдена предпочла вооружение Украины.

Байден говорит о конфликте на Украине общими терминами, которые перекликаются с риторикой более ранних эпох. “Настал час действий. Наш момент ответственности. Наше испытание решимости и совести, самой истории, — провозгласил он в обращении к нации всего через неделю после начала российской спецоперации в феврале 2022 года. — Мы спасем демократию”. Выбранные момент и задача предполагают, по-видимому, не только демонстрацию приверженности и решимости, но и готовность к жертвам и трудному выбору. Однако усилия США на Украине этого не потребовали; Байден ведет прокси-войну, мудро пообещав, что, несмотря на экзистенциальные для демократии ставки, американские солдаты не будут сражаться на стороне Украины. Возвращаясь к NSC-68, на фоне риторики нынешней администрации и бесконечного потока комментариев СМИ создается впечатление, что ситуация на Украине побудила США вновь взяться за рулевой рычаг истории и направить человечество к намеченной цели. Именно этот вид высокомерия снова и снова вводит страну в заблуждение.

Трудно представить себе лучший шанс преодолеть самодовольное позерство и найти более ответственный способ заявить о роли США в мире и понять ее, но Байден, похоже, полон решимости эту возможность упустить. Обратим внимание на следующий отрывок из Стратегии национальной безопасности страны на 2022 год:

"Во всём мире потребность в американском лидерстве столь же высока, как и всегда. Мы находимся в ситуации стратегической конкуренции за формирование будущего миропорядка. Между тем, общие проблемы, которые затрагивают людей во всем мире, требуют расширения глобального сотрудничества, и государства активизируют выполнение своих обязанностей в тот момент, когда это становится все труднее. Отвечая на этот вызов, США будут лидировать, опираясь на наши ценности, работать рука об руку с нашими союзниками и партнёрами и со всеми, кто разделяет наши интересы. Мы не оставим будущее уязвимым для прихотей тех, кто не разделяет наше видение мира как свободного, открытого, процветающего и безопасного."

Этот словесный винегрет отзывается у каждого, но при этом лишен конкретики и не может служить основой последовательной политики. Он свидетельствует об отсутствии стратегии, хотя позиционируется как ее представление.

Что сегодня нужно Соединенным Штатам, так это четкое изложение стратегической цели, которая заменит отжившую свое парадигму NSC-68. Почти незаметно такая альтернатива стала доступна с тех самых бурных дней, что последовали за победой США во Второй мировой войне. В 1948 году, в начале холодной войны, предшественник Нитце на посту директора по политическому планированию Джордж Кеннан предложил лишенный идеологических фантазий подход к измерению успеха политики США. Отметив, что на тот момент страна обладала 50% мирового богатства и лишь 6,3% населения Земли, он предположил, что стоящая перед ними задача заключалась в “создании в мире такой системы отношений, которая позволит сохранить эту диспропорцию без ущерба нашей безопасности”.

Целью было обеспечение безопасности американцев с сохранением и даже приумножением того материального изобилия, которому завидовал весь мир. "Чтобы добиться этого, мы должны расстаться со всей сентиментальностью и романтичностью и сосредоточиться на важнейших национальных интересах", — говорил Кеннан. По его мнению, страна не могла позволить себе “роскошь альтруизма и мировой благотворительности”.

В длинном меморандуме Кеннана довольно подробно излагались способы решения проблем послевоенного мира. И хотя его больше не существует, внимание следует обратить не на детали, а на дух этого анализа: реализм, сдержанность и понимание пределов с упором на целеустремленность, дисциплину и так называемую “экономию усилий”. В 1948 году Кеннан опасался, что американцы могут поддаться появившимся во время войны романтическим и универсалистским концепциям. И правильно делал.

С 1948 года экономическое неравенство, на которое ссылался Кеннан, уменьшилось, но не исчезло: сегодня на Соединенные Штаты приходится чуть более 4% населения мира и около 30% мирового богатства. Резко изменилось распределение этого богатства внутри страны. В 1950 году 0,1% богатейших американцев контролировали около 10% богатства страны; а сегодня — около 20%. Вместе с тем ухудшилось финансовое состояние страны: общий объем госдолга превышает $31 триллион, а дефицит федерального бюджета с 2010 года составляет более триллиона долларов в год.

Сочетание гротескного неравенства и беспомощной расточительности во многом объясняет то, почему такая огромная и богатая страна оказывается неспособна бороться с кризисными явлениями, будь то внутри собственных границ или за рубежом. Военная мощь не может компенсировать отсутствие внутренней сплоченности и правительственной самодисциплины. Пока Соединенные Штаты не наведут порядок у себя, о глобальном лидерстве не будет и речи, не говоря уже о победе в мнимом соперничестве демократий с автократиями.

Вашингтону срочно необходимо последовать совету, который Кеннан озвучил в 1948 году и который игнорировало не одно поколение американских политиков: избегайте ненужных войн, выполняйте обещания из учредительных документов страны и обеспечивайте простым гражданам перспективы достойной жизни. Начать следует с преобразования армии в силу, предназначенную для защиты американского народа, а не демонстрации глобальной мощи. Министерство обороны должно оборонять.

Как это может выглядеть на практике? Для начала нужно со всей серьезностью отнестись к обязательству по ликвидации ядерного оружия, закрепленному в договоре о его нераспространении; закрыть различные региональные военные штабы, начиная с Центрального командования ВС; сократить военное присутствие США за рубежом; запретить выплаты военным подрядчикам за перерасход средств; ограничить поддержку ВПК; активизировать военные полномочия Конгресса в соответствии с Конституцией; и, за исключением объявления войны, ограничить военные расходы до 2% от ВВП, причем Пентагон все равно останется в этом плане мировым лидером.

В статье 1947 года под заголовком “X” (формальное название — “Истоки советского поведения”) Кеннан написал: “Чтобы избежать поражения, Соединенным Штатам достаточно быть на высоте своих лучших традиций и доказать, что они достойны называться великой державой”. Сегодня эти традиции, может, и разрушены, но совет Кеннана своей значимости не утратил. Иллюзия очередного праведного военного триумфа не способна излечить американские хвори. Решить проблему может только “бдительное и информированное гражданское общество”, к которому призывал Эйзенхауэр. Им следует перестать мириться с характерным для нашего времени злоупотреблением США властью и издевательствами над собственными солдатами.