The Atlantic: американские элиты приведут США к коллапсу — или кровопролитной войне

Как же Америка скатилась в нынешний век раздора? Почему наше доверие к государственным институтам и наши демократические нормы рухнули?

Все человеческие общества периодически переживают волны политических кризисов, подобных тому, с которым мы сталкиваемся сегодня. Моя исследовательская группа создала базу данных сотен обществ за 10 тысяч лет, чтобы попытаться выяснить, что их вызывает. Мы изучили десятки переменных, включая численность населения, показатели благосостояния, формы правления и частоту свержения правителей. И обнаружили, что конкретное сочетание причин, ведущих к кризису, меняется, но два основных фактора нестабильности вырисовываются на самом первом плане. Во-первых, это массовое обнищание народа, когда экономическое состояние широких слоев населения резко ухудшается. И второй, более важный фактор, это "избыточное производство" элиты: общество формирует слишком много сверхбогатых и сверхобразованных людей и недостаточно элитарных должностей, способных удовлетворять их амбиции.

Эти силы сыграли ключевую роль и в нашем нынешнем кризисе. За последние 50 лет, несмотря на общий экономический рост, качество жизни большинства американцев упало. Богатые стали еще зажиточнее, в то время как доходы и заработная плата средней семьи в США остались на прежнем уровне. В результате наша социальная пирамида утяжелилась наверху. Одновременно в стране началось избыточное производство выпускников университетов с учеными степенями. Все больше и больше людей, претендующих на власть, начали борьбу за относительно фиксированное количество элитарных мест. Конкуренция между ними разъела социальные нормы и институты, управляющие обществом.

США уже дважды проходили через это. В первый раз дело закончилось гражданской войной. Но второй же сначала привел к периоду необычайно широкого процветания. Оба прецедента предлагают уроки о сегодняшней нашей слабости и, что более важно, о том, как ее преодолеть.

Чтобы понять первопричины текущего кризиса, давайте начнем с того, насколько выросло число сверхбогатых американцев. Еще в 1983 году 66 тысяч семей в США имели состояние не менее 10 миллионов долларов. Это может показаться большими цифрами, но к 2019 году с учетом инфляции количество таких миллионеров увеличилось в десять раз. Аналогичный — хотя и меньший — всплеск произошел в нижних звеньях цепочки. Число домохозяйств, эквивалентных 5 миллионам долларов и более, поднялось в семь раз, а число "просто" миллионеров — в четыре раза.

На первый взгляд, больше богатых людей — не так уж и плохо. Но за чей счет в последнее время росло состояние элит?

Хотя экономика в целом продолжала развиваться, начиная с 1970-х годов та доля этого роста, которая прямо приходилась на обычных рабочих, начала сокращаться, а реальная заработная плата замерла на месте (не случайно средний рост американцев — весьма полезный показатель благосостояния, как экономического, так и иного — примерно тогда же перестал увеличиваться, хотя средний рост людей в большей части Европы рос). К 2010 году относительная заработная плата (зарплата неквалифицированного рабочего, деленная на ВВП на душу населения) сократилась почти вдвое по сравнению с серединой века. Для 64% американцев, не получивших четырехлетнего высшего образования, за 40 лет к 2016 году реальная заработная плата тоже уменьшилась.

В то время как зарплата работающего населения падала, расходы на содержание домовладения и обучение детей в колледже резко возросли. Чтобы позволить себе обычный дом, работнику со средней зарплатой в 2016 году приходилось трудиться на 40% больше часов, чем в 1976 году. А родителям без высшего образования приходилось вкалывать в четыре раза дольше, чтобы платить за колледж своих детей.

Даже американцы с высшим образованием в наше время уже не преуспевают. Они хорошо себя чувствовали в 1950-х годах, когда менее 15% молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет учились в колледжах, но не сегодня, когда более 60% выпускников средних школ сразу же поступают в высшие учебные заведения. Чтобы опередить конкурентов, все больше окончивших колледж стремятся получить ученые степени. С 1955 по 1975 год количество студентов, поступивших на юридические факультеты, утроилось, а с 1960 по 1970 год число докторских степеней, присуждаемых в университетах США, увеличилось более чем втрое. С этим еще можно было справиться в период после Второй мировой войны, когда резко возросло количество профессий, требующих ученых степеней. Но когда в конце концов спрос уменьшился, предложение вовсе не сократилось. К 2000-м годам число обладателей ученых степеней значительно превысило количество доступных им должностей. Дисбаланс наиболее заметен в социальных и гуманитарных науках, но в США было сильно "перепроизведено" число держателей ученых степеней даже в областях научно-технических и негуманитарных.

Это часть более широкой тенденции. По сравнению с тем, что было 50 лет назад, сегодня гораздо больше американцев имеют либо финансовые средства, либо академическое образование, чтобы претендовать на руководящие посты, особенно в политике. Но количество таких должностей совсем не выросло, что привело к жесткой конкуренции.

Соперничество всегда полезно для общества, но в меру. И та конкуренция, которую мы наблюдаем среди американской элиты, оказалась далеко не умеренной. Она породила очень мало победителей и массу обиженных и проигравших. Это выявило темную сторону меритократии (меритократия — принцип отбора кандидатов на руководящие должности по способностям и знаниям или навыкам, — Прим. ИноСМИ) и поощрило нарушение правил при занятии рабочего места по каким угодно критериям, но только не благодаря профессиональному отбору и напряженной работе.

Все это оставило нам большой и до сих пор увеличивающийся класс разочарованных претендентов на элиту и такой же растущий класс рабочих, которые не могут улучшить свою жизнь.

Десятилетия, которые привели к нашей сегодняшней слабости, имеют поразительное сходство с десятилетиями, спровоцировавшим Гражданскую войну. Тогда, как и сейчас, растущая экономика делала богатых еще богаче, а бедных еще беднее. С 1800 по 1850 годы число миллионеров на душу населения увеличилось в четыре раза, а относительная заработная плата с 1820-х по 1860-е годы снизилась почти на 50%, как и в последние декады. Биологические данные того времени показывают, что качество жизни среднего американца значительно упало. С 1830 года до конца века средний рост жителей США уменьшился почти на пять сантиметров, а средняя продолжительность жизни сократилась на восемь лет примерно за тот же период.

Это народное обнищание разжигало социальную рознь, проявлявшуюся в городских беспорядках. С 1820 по 1825 год, когда были хорошие времена, был только один бунт, в котором погиб хотя бы один человек. Но за пять лет до Гражданской войны, с 1855 по 1860 год, в американских городах вспыхнули не менее 38 случаев масштабных социальных протестов. Аналогичную картину мы наблюдаем и сегодня. В преддверии Гражданской войны всеобщее разочарование проявилось политически, отчасти как антииммигрантский популизм, воплощением которого стала Партия коренных американцев (Движение "Know Nothing", формально известное как Партия коренных американцев до 1855 года и Американская партия после 1855 года — нативистская партия и движение белых в США, — Прим. ИноСМИ). Сегодня эту разновидность популизма возродил Дональд Трамп.

Распри нарастали и среди элит. Новоявленных миллионеров XIX века, которые зарабатывали деньги на производстве, а не на плантациях или заморской торговле, раздражало правление южной аристократии, поскольку их экономические интересы расходились. Чтобы защитить свои многообещающие отрасли, новые элиты выступали за высокие таможенные тарифы и государственную поддержку инфраструктурных проектов. Устоявшаяся элита, которая выращивала и экспортировала хлопок, а также импортировала промышленные товары из-за границы, выступала решительно против этих мер. Новые элиты утверждали, что власть южных рабовладельцев над федеральным правительством не позволила провести необходимые реформы в банковской и транспортной системах, которые угрожали их экономическому благополучию.

По мере расширения класса элит предложение желаемых государственных постов сокращалось. Хотя число выборных политиков в США выросло в четыре раза с 1789 по 1835 год, к середине века оно сократилось. И не в последнюю очередь из-за того, что все больше и больше претендентов на высокие должности получали юридическое образование, — тогда, как и сейчас, это был главный путь к политическому Олимпу. Как и сегодня, тогда конкуренция за политическую власть усилилась.

То были более грубые времена, и внутриэлитный конфликт принимал очень острые формы. В конгрессе пик инцидентов с насилием и угроз пришелся на 1850-е годы. Жестокое избиение палкой сенатора от Массачусетса Чарльза Самнера представителем от Южной Каролины Престоном Бруксом прямо в зале заседаний Сената в 1856 году является самым известным из подобных эпизодов, но отнюдь не единственным. "В 1842 году, после того, как член палаты представителей от штата Теннесси Томас Арнольд "объявил выговор члену своей же партии — стороннику рабства, к нему подошли два южных демократа, по крайней мере один из которых был вооружен охотничьим ножом", рассказывает историк Джоанна Фриман. В 1850 году сенатор Генри Фут из Миссисипи наставил пистолет на сенатора Томаса Харта Бентона из Миссури. В другом ожесточенном споре из кармана члена палаты представителей от штата Нью-Йорк выпал пистолет, что чуть не спровоцировало перестрелку в зале конгресса.

Это внутриэлитное насилие стало предвестником широкого распространения насилия в народе и самого смертоносного конфликта в американской истории — Гражданской войны.

Победа Севера в Гражданской войне уничтожила богатство и власть правящего класса Юга, временно решив проблему "перепроизводства" элиты. Но заработная плата рабочих продолжала отставать от общего экономического роста, а "накачка богатством", которая перераспределяла их доходы в пользу верхов, никогда не прекращалась. К концу XIX века "перепроизводство" элиты вернулось, новые миллионеры заменили побежденный класс рабовладельцев, и Америка вступила в "золотой век". Экономическое неравенство резко усилилось, достигнув пика в начале ХХ века. К 1912 году в руках самого богатого человека страны, Джона Д. Рокфеллера, находился 1 миллиард долларов, что было эквивалентно 2,6 миллиона средней годовой заработной платы — или в сто раз больше, чем состояние самого зажиточного американца в 1790 году.

Затем последовали крах Нью-Йоркской фондовой биржи в 1929 году и Великая депрессия, которая оказала тот же эффект, что и Гражданская война: тысячи представителей экономической элиты скатились в класс простолюдинов. Если в 1925 году в стране было 1,6 тысячи миллионеров, то к 1950 году их осталось менее 900. Даже с учетом инфляции размер самого большого состояния в США десятилетиями оставался на уровне 1 миллиарда долларов. К 1982 году у самого зажиточного американца было 2 миллиарда долларов, что равнялось "всего" 93 тысячам годовых заработных плат среднего рабочего.

Но вот в чем эти две эпохи кардинально разошлись: в отличие от периода после Гражданской войны, в середине ХХ века реальная заработная плата неуклонно росла. А высокие налоги на самых состоятельных помогли обратить вспять работу "насоса богатства". Ставка налога на самые большие доходы, достигшая максимума во время Второй мировой войны с уровнем 94%, оставалась выше 90% до середины 1960-х годов. Средний рост американцев увеличился на колоссальные 7,5 сантиметра только за первую половину ХХ века. Ожидаемая продолжительность жизни выросла почти на десятилетие. К 1960-м годам США достигли такого всеобщего процветания, которое являлось практически беспрецедентным в истории человечества.

Элиты, придерживавшиеся "нового курса" Рузвельта ("Новый курс" — экономическая и социальная программа, проводившаяся администрацией президента США Ф. Рузвельта с 1933 по 1939 год и нацеленная как на преодоление последствий Великой депрессии, так и на структурные реформы в промышленности, сельском хозяйстве, финансах, энергетике и трудовых отношениях, — Прим. ИноСМИ), извлекли важный урок из катастрофы Гражданской войны. Преодоление "перепроизводства" верхов в обе эпохи было одинаковым по масштабам, но только после Великой депрессии его достигли полностью ненасильственными средствами. Сам правящий класс (или, по крайней мере, его социально ориентированная часть) стал важной частью этого процесса, убедив достаточное количество своих членов согласиться с прогрессивными реформами эпохи.

Как писал историк Ким Филлипс-Фейн в книге "Невидимые руки", поначалу руководители бизнеса и акционеры оказали огромное сопротивление политике "нового курса", регулирующей отношения между работниками и корпорациями. Но к середине века достаточное число согласилось с новым экономическим порядком, который постепенно закреплялся. Они регулярно вели диалог с профсоюзами. Они согласились с идеей, что государство должно играть важную роль в управлении экономической жизнью страны и оказывать помощь нации в преодолении спадов. В 1943 году президент Торговой палаты США, которая сегодня продвигает самые крайние формы неолиберального рыночного фундаментализма, сказал: "Только умышленно слепой может не видеть, что капитализм старого примитивного образца, строившийся по принципу „Стреляй первым“, ушел навсегда". Президент Дуайт Эйзенхауэр, считавшийся финансовым консерватором своего времени, писал своему брату:

"Если какая-либо политическая партия попытается отменить социальное обеспечение или страхование по безработице и ликвидировать законы о труде и сельскохозяйственные программы, вы больше никогда не услышите об этой партии в нашей политической истории. Конечно, есть крошечные отколовшиеся группы, которые верят, что такие вещи еще можно делать... Но их ничтожно мало, и они глупы".

Барри Голдуотер баллотировался против Линдона Джонсона в 1964 году на платформе низких налогов и антипрофсоюзной риторики. По сегодняшним меркам Голдуотер считался бы умеренным консерватором. Но в то время его считали радикальным, даже слишком радикальным для многих бизнес-лидеров, которые отказались поддерживать его кампанию и помогли добиться сокрушительного поражения кандидата.

Основы этого широкомасштабного послевоенного процветания — и окончательного согласия с ним правящей элиты — были заложены в прогрессивную эпоху и подкреплены "новым курсом". В частности, новое законодательство гарантировало профсоюзам право на ведение коллективных переговоров, вводило минимальную заработную плату и устанавливало систему социального обеспечения. Американские элиты заключили "хрупкий, неписаный договор" с рабочим классом, как позже описал это президент United Auto Workers Дуглас Фрейзер. Это негласное соглашение включало обещание более справедливого распределения плодов экономического роста между работниками и корпорациями. В свою очередь, подразумевалось, что основы политико-экономической системы не будут подвергаться сомнению. Предотвращение революции было одной из важнейших причин этого договора (хотя и не единственной). Как написал Фрейзер в своем знаменитом заявлении об уходе из Группы управления трудовыми ресурсами в 1978 году, когда соглашение вот-вот должно было быть расторгнуто: "Принятие рабочего движения в том виде, в каком оно существовало, произошло потому, что бизнес боялся альтернатив".

Мы все еще страдаем от последствий отказа от этого социального договора. Долгая история человеческого общества, собранная в нашей базе данных, позволяет предположить, что нынешняя экономика Америки настолько прибыльна для правящих элит, что для проведения фундаментальных реформ может потребоваться насильственная революция. Но у нас есть причины надеяться. Нередко правящий класс — при соответствующем давлении снизу — допускает ненасильственное обращение вспять "перепроизводства" элиты. Но такой результат требует, чтобы наши верхи пожертвовали своими краткосрочными личными интересами ради долгосрочных коллективных интересов. На данный момент элиты, похоже, не готовы к этому.