Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Россия движется в направлении конфликта с НАТО, заявил начальник Генерального штаба Чехии генерал Карел Ржегка в интервью Lidovky. Чехам необходимо готовиться к обороне, и чем дальше от себя получиться удерживать Россию, тем лучше, считает военный.
Мартин Сгабу (Martin Shabu)
"Речь не идет о том, что Москва планирует конфликт с Североатлантическим альянсом и хочет с нами воевать. Надеюсь, что этого и не случится, — объясняет генерал Карел Ржегка. "То, как Россия ведет себя, какую выбирает риторику, когда убеждает свое население в том, что воюет с нами, двигает ее в этом направлении". Чешская армия, по словам начальника Генерального штаба Чешской Республики стареет и испытывает дефицит техники и боеприпасов. (…) "Одна из причин, чтобы готовиться к крупномасштабному конфликту, заключается в том, что тем самым мы можем его предотвратить. Единственный способ сделать это — эффективное сдерживание", — подчеркивает генерал. (…)
Lidovky: Недавно вы сказали, что в случае конфликта с Россией Чешская Республика станет его участником с первых минут.
Карел Ржегка: Мы не готовимся к тому, чтобы вести какой-то маневренный бой на своей территории. При взгляде на карту понятно, что в ближайшем будущем ничего подобного мы не ждем. Если же такой конфликт начнется, то, разумеется, нас он коснется немедленно. Мы будем обороняться в рамках Североатлантического альянса. Альянс сформирован армиями всех государств-членов и их взносами, выделенными на оборонное планирование. Что касается восточного крыла Североатлантического альянса, то для него угроза более реальна, и в этой связи Чехия является важным транспортным коридором, по которому поступало бы подкрепление.
— Что из этого следует?
— Речь идет о том, что в случае его Чехия будет пропускать по несколько тысяч солдат союзников в день, и поэтому конфликт нас коснется. У России есть оружие, которое способно долететь до нас. Наивно было бы думать, что противник им не воспользуется.
— Какие объекты на нашей территории оказались бы под угрозой?
— Вероятно, критическая инфраструктура, а также военные объекты. Если у нас будут скапливаться техника, войска и резервы, наши или натовские, предназначенные для отправки на фронт, они тоже станут легитимной целью. Мы, конечно, не соседствуем с Россией, но это еще не означает, что мы можем спать спокойно, ведь у нас есть союзники, с которыми нас связывают обязательства.
— В каком состоянии сегодня пребывает чешская армия?
— Что касается личного состава, то он в порядке. Тем самым я не хочу сказать, что я доволен его численностью и возрастом. Нет. Однако многое изменилось к лучшему. Сегодня у нас профессиональные и обученные солдаты. Прогресс виден среди офицеров, младшего командного звена. Мне есть с чем сравнивать, поскольку я участвовал в зарубежных операциях и работал в военных структурах. Стыдиться нам нечего. С другой стороны, вооруженные силы долгое время недофинансировались. В прошлом армия почти никогда не получала того, что предусматривалось планами. Кроме того, сегодня нам нужен иной тип армии, отличный от того, что было последние 20 лет. Плюс я вижу в том, что есть воля к изменениям. У нас приняли новый закон о финансировании обороны, что для меня крайне важно.
— О каком новом типе армии идет речь?
— В последние годы мы создавали профессиональную армию численностью до 30 тысяч бойцов. Сегодня эта концепция уже устарела. Все изменилось из-за новой ситуации. Многие годы мы полагались на принцип отложенной потребности. Считалось, что крупномасштабная война Европе не грозит, а если и случится, то мы успеем все предусмотреть и подготовиться. Однако в феврале прошлого года на Украине начался вооруженный конфликт, который все изменил. Оборонная парадигма изменилась принципиальным образом. Теперь мы признаем, что весьма вероятен реальный конфликт с технологически продвинутым противником, и он может продолжаться довольно долго. То есть речь о крупномасштабном конфликте. Мы признаем, что этот вариант не исключен, и что к нему нужно тщательно готовиться.
Североатлантический альянс принял новую стратегическую концепцию и составляет целый ряд оборонных планов, а также новую модель сил. Перед нами встали совершенно другие проблемы, которых не было в прошлом. Планировать экспедиционные операции и создавать отряды, которые мы время от времени отправляем в ассиметричные конфликты малой интенсивности, не то же самое, что готовиться к полномасштабному конфликту, в котором нам потребуются намного больше резервов и запасов. Дело тут касается уже не только вооруженных сил. Необходимо готовить оборону в целом, и этим должны заниматься все министерства и все общество.
— Так выдержит ли Чешская Республика крупномасштабный конфликт?
— Сказать трудно. Наша стратегия основана на том, что мы защищаемся как часть Североатлантического альянса. Однако нам не стоит предаваться иллюзиям о полной безопасности.
(…)
— Конфликт на Украине напомнил о важности противовоздушной обороны. Напротив, весьма незначительную роль играют авиаудары. Неужели значение истребителей и бомбардировщиков снижается?
— Разумеется, нет. Ни одна противовоздушная оборона не защищает на сто процентов, хотя противовоздушная и противоракетная оборона занимает свое незаменимое место. (…)
— Кроме техники, вооруженные силы также нуждаются в обученных солдатах. Недавно в тестовом режиме проводились сборы, но их результаты разочаровали.
— Людей пугают некоторые заголовки и новости в СМИ. Однако в сборах нет ничего нового. Учения, которые привлекли большое внимание, проводились не раз за последние годы. Их проводят для того, чтобы понимать, кто и что должен делать при необходимости. В чешском законодательстве закреплена воинская обязанность, как и выборочный призыв в армию, а также трудовая обязанность. Есть также правила, что делать при частичной мобилизации и при всеобщей мобилизации. Разница теперь только в том, что мы вынуждены всем этим заниматься всерьез и быть уверены, что все сработает в случае необходимости. Наша обязанность — готовиться к разным сценариям и, прежде всего, к самому глубокому и тяжелому кризису. Если на бумаге что-то написано, а на деле этим никто не занимается, то грош цена этой писанине.
— На Украине идут ожесточенные бои, в связи с чем возникли сложности с поставками артиллеристских боеприпасов.
— Я не буду откровенничать на тему того, что у нас есть, а чего нам недостает. Это неправильно. Однако у нас действительно нет того, что требуется. По многим направлениям нам необходимо восполнить запасы. Обычно большая часть резервов рассчитана на 30 дней. Но сейчас в рамках НАТО мы обсуждаем, достаточно ли этого, учитывая вооруженный конфликт на Украине. Вообще дело очень расходное. Если потребуется сделать запас всех боеприпасов для всех систем на 30 дней боевых действий, то понадобятся миллиарды.
Кроме того, нужна еще инфраструктура для складирования. Не стоит думать, что можно накопить запасы на месяцы боевых действий. Это нереально. Однако сейчас обсуждается, стоит ли и как изменить нормы из-за вооруженного конфликта на Украине. А что если такой конфликт затянется, или хватит ли нам промышленных мощностей для производства боеприпасов?
— Североатлантический альянс меняет прежнюю стратегию и планы. На что сейчас делается акцент в первую очередь?
— Уже давно в альянсе создается новая концепция планов. Она ориентирована на главнокомандующего силами в Европе, который охватывает все операционное пространство, включая разные аспекты и региональные планы. Их далее прорабатывают до конкретных тактических планов. Разница по сравнению с прошлым в том, что идет подготовка как к фазе сдерживания, так и к фазе обороны, и главное, чтобы эти планы можно было немедленно реализовать. Для этого и создается новая модель сил. Акцент делается на высокую готовность соединений. Четко прописано, в какой срок и где их нужно привести в готовность. В соответствии с этим формируются резервы, включая достаточное количество боеприпасов. (…)
— Слушая вас, я понимаю, что вы работаете в условиях огромного стресса. В этом ли причина того, что время от времени вы делаете резкие заявления общественности, которые потом политики сглаживают? Так, недавно вы высказались о риске конфликта с Россией, а потом ваши слова разъяснял премьер-министр.
— Прежде всего, я хочу сказать, что я не бросаю слов на ветер, и что все они подкреплены фактами. Мы ведем широкую дискуссию с нашими коллегами из других стран. На позапрошлой неделе я вернулся со встречи начальников генеральных штабов государств Центральной Европы. Я регулярно бываю в военном комитете Североатлантического альянса, что дает мне возможность сравнивать. Мы, военные, в принципе сходимся в наших оценках. Не знаю, сгладил ли премьер мои слова, сказав, что Чешской Республике непосредственный конфликт не грозит. Он же не опровергал мое заявление, а лишь уточнил некоторые детали. Наверное, он хотел предотвратить панику. Не знаю. Я не хочу углубляться в комментирование слов политиков.
Вы, может, не знаете, но Министерство иностранных дел Чешской Республики готовит стратегию государственной безопасности, а в ней написаны те же самые вещи, которые говорю я. Я не отступился от собственных слов о том, что конфликт между Россией и НАТО в будущем нельзя полностью исключить. Кстати, зачем нам тогда контингент на восточном крыле? Почему обсуждаются все инициативы Североатлантического альянса по укреплению восточного крыла? Зачем тогда батальоны увеличивать до бригад и добиваться модернизации? Я не утверждаю, что вооруженный конфликт между Россией и НАТО точно будет. Ни одна из сторон этого не хочет. Никто этого сейчас не планирует, но мы просто не можем исключить такой сценарий в будущем. (…)
— Насколько далек от нас этот черный сценарий?
— Речь не идет о том, что Россия планирует конфликт с Североатлантическим альянсом и хочет с нами воевать. Надеюсь, что этого и не случится. Но то, как она ведет себя, какую выбирает риторику, когда убеждает свое население в том, что воюет с нами, двигает ее в этом направлении. Вы послушайте те нарративы, которые она прививает своему населению. А как Россия работает с националистами и молодым поколением, как постепенно выходит из международных контрольных механизмов по вооружениям. Все это ведет к тому, что Россия чем дальше, тем агрессивнее. Но вооруженный конфликт на Украине закончится. Правда, трудно предсказать чем. Тем не менее ясно, что Россия вряд ли выйдет из него более дружественной для нас страной. Ситуация не из приятных. Поэтому мы обязаны делать максимум, чтобы избежать конфликта с ней. Единственная возможность этого достигнуть — создавать сильную оборону, тем самым демонстрируя, что на нас лучше не посягать.
— Что конкретно нужно делать нам и Западу, чтобы Россия поняла это?
— Мы должны сохранять единство в рамках Североатлантического альянса и делать все для того, чтобы Чешская Республика была полноценным и активным членом НАТО. Лучше всего сдерживать реальными действиями, то есть выстраивать оборону. Если у нас не получится, то мы рискуем. Тут я возвращаюсь к тому, насколько важно реалистично описывать угрозы. Готовности не достигнуть, если держать людей в неведении и не рассказывать им о происходящем. Тогда народ испытает шок. Вот люди вдруг узнали, что у нас есть военная обязанность, что в случае серьезного кризиса и исчерпания ресурсов государство может объявить мобилизацию. А ведь мы должны говорить гражданам об этом.
— Многие считают, что уже сами рассуждения об угрозе вооруженного конфликта с Россией приближают нас к нему. Не является ли это самосбывающимся пророчеством?
— Наивно так думать. Мы не можем додуматься до того, чтобы молчать об угрозах. Все будет прекрасно, и всем будет казаться, что армии достаточно отправлять профессиональных солдат в заграничные операции, как это было в последние годы. Но это приведет лишь к снижению вложений в оборону и маргинализации сферы безопасности. Честнее рассказывать людям, зачем нам нужна оборона, и почему мы должны в нее инвестировать. Мы должны понимать, что вооруженные силы существуют для того, чтобы быть боеспособными. Если они не воюют, то должны готовиться к войне. Армия не предназначена для борьбы с коронавирусом или для выгребания грязи после наводнений. Все это мы делать можем и рады помочь, но тут армию есть кем заменить. А в обороне некем. (….)
— Вооруженный конфликт на Украине идет к эскалации или, напротив, к ослаблению?
— Любой, кто видит происходящие там ужасы, смерти, похищения детей, хочет прекращения вооруженного конфликта на Украине. С точки зрения безопасности лучшее, что мы можем сегодня сделать, это добиваться военной победы Украины на поле боя. И мы как общество этого добиваемся. Не только наша армия, которая помогает в подготовке солдат, поставках материалов и прочем. Этому способствует вся Чешская Республика. Это единственное, что мы можем сделать. Перспектив дипломатического решения конфликта на Украине пока нет и в ближайшем будущем не появится. Как будет развиваться вооруженный конфликт, я предсказать не берусь, потому что остается много неизвестных. Но, пожалуй, что можно сказать с уверенностью, так это то, что положение ни одной из сторон не позволяет ей сейчас быстро добиться заявленных целей. Из этого следует, что вооруженный конфликт, вероятнее всего, продлится еще какое-то время.
— Вы все время уходите от ответа на вопрос об эскалации вооруженного конфликта.
— Я не ученый, чтобы рассказывать вам тут что в голову взбредет. Мои слова — часть стратегической коммуникации. Я бы не хотел ослаблять Украину тем, что говорю. Если у России получится насильственными методами изменить мировой порядок, мы все очень пострадали бы. Я не хочу, чтобы Россия начиналась от словацкой границы. Ни за что. Чем дальше от себя мы будем удерживать Россию (причем в таком состоянии, чтобы она и думать не могла о новых вторжениях), тем лучше для нас.
Разумеется, вооруженный конфликт обладает потенциалом эскалации. В конце концов, некоторые вещи уже звучали в СМИ. Несколько раз уже имело место безответственное поведение, которое чуть не обернулось трагедией. Пример — столкновение самолетов над Черным морем. Подобные инциденты обладают потенциалом эскалации. Поэтому исключить эскалацию вооруженного конфликта на Украине исключить нельзя. однако все мы стремимся к тому, чтобы этого не произошло. (…)