Русскоязычное население Эстонии: идентичность или идентитет?

В последнее время в Postimees появилось уже несколько статей, затрагивающих тему идентичности русскоязычного населения Эстонии. Данные американской исследовательской группы Гэллап, свидетельствующие о том, что все меньше жителей Эстонии идентифицируют себя как русские, и их последующее обсуждение в СМИ активно комментировались самими русскоязычными читателями в соцсетях. В основном эти высказывания носили негативный характер.

Понимая, что и я своей статьей рискую вызвать очередную волну негодования разочарованной аудитории, я все же решила представить некоторые промежуточные выводы по результатам исследования идентификационного дискурса русскоязычного населения Эстонии. Проект "Национальная идентичность и эстонско-российские отношения: лонгитюдное исследование элитарных и массовых дискурсов" реализуется в Институте политологии имени Шютте Тартуского университета. В рамках проекта, основываясь на анализе газетных, журнальных, литературных публикаций с 1990 года, мы изучаем, как на протяжении десятилетий менялась идентичность как эстонцев, так и русскоязычных эстоноземельцев.

Так как текст мой научно-популярный, позволю себе сначала прояснить главное понятие нашего исследования, а именно — идентичность. Сразу отмечу, идентичность не статична. Любой человек может идентифицировать себя по-разному в зависимости от личных обстоятельств, своего эмоционального состояния, общей политической и социальной ситуации. Именно поэтому сам вопрос "идентифицируете ли вы себя как русские" звучит несколько поверхностно. Кто-то назовет себя русским, кто-то заявит о себе как о россиянине, кто-то определит себя как русскоязычного таллиннца, а кто-то — как постсоветского человека. Это всегда личный сиюминутный выбор.

Однако этот выбор всегда обусловлен еще и тем, кто именно находится рядом, и почему мы хотим подчеркнуть именно этот аспект своей идентичности. Собственно, любой идентификационный дискурс формируется через противопоставление "Я" — "Другой". Мы "русские" рядом, например, с французами, но желая подчеркнуть разницу поколений и разный жизненный опыт кто-то может назвать себя "советским человеком". В нашем проекте мы особое внимание уделяем именно этому образу "Другого", когда пытаемся рассуждать об идентичности русскоязычных людей, проживающих в Эстонии.

В своем исследовании мы пользуемся определением "русскоязычное население Эстонии", хотя понимаем, что даже в этом случае согласия нет: кто-то скажет "русские из Эстонии", кто-то — "эстонские русские", кто-то — "русская диаспора". Однако точка отсчета очевидна. Массовый процесс идентификации людей как "русскоязычного населения Эстонии" начался в период восстановления независимости Эстонской Республики. Именно в момент распада Советского Союза и возникла необходимость говорить о новых идентичностях. Для Эстонии это были идентичность титульной нации и русскоязычного меньшинства.

Важно, что речь ни в коем случае не шла об отказе от русской культуры. На первом плане были политические и социальные аспекты — получение гражданства, изучение госязыка, участие русскоязычного населения в строительстве демократического общества. Безусловно, уже здесь возникает известная дилемма своевременной демократии, о которой рассуждают и по сей день: нужно ли выделять отдельную социальную группу — русскоязычное население Эстонии, если мы стремимся к построению единого эстонского общества, где все обладают равными правами и обязанностями. С точки зрения современной науки, ответ скорее "да", ведь для того, чтобы учитывать особые требования любой социальной группы, необходимо как минимум понимать, что эта группа существует, и что обсуждение ее проблем — это тоже часть демократического процесса.

В 1990-х годах русскоязычная интеллигенция принимала активное участие в дискуссии о построении гармоничных отношений между людьми разных культур в Эстонии. Как пример можно вспомнить полемику между литературоведом Сергеем Исаковым и социологом Дмитрием Михайловым (в журнале "Радуга" в 1996 году) о создании культурной автономии, одной из целью которой было бы сохранение русского языка и культуры. Это проект виделся как оптимальный способ поддержания русской идентичности в условиях формирования эстонского демократического общества. Однако серьезной поддержки официальных властей этот проект не получил.

Параллельно возникали и другие инициативы. Так, в середине 1990-х в русскоязычных СМИ Эстонии активно продвигалась идея "балтийских русских". Эта концепция была связана с попытками создать политические партии, представляющие интересы русскоязычного населения. Увы, партии скорее скомпрометировали эту идею, и к 2010 году "балтийские русские" уже исчезли из идентификационного дискурса.

Тем не менее в русскоязычной общине сохранялась потребность в определении своей идентичности, и русскость как таковая была важным элементом этого поиска. Причем, постепенно именно линия "русский из России" как "Другой" стала частью идентификационного дискурса. В русскоязычных публикациях в Эстонии 1990-2000 годов мы можем найти рассуждения о том, что "мы уже не русские вообще, а именно эстонские русские", "мы — русские Эстонии". Подобный подход русскоязычного населения к идентичности проявляется и в социологических отчетах, посвященных интеграции в Эстонии. Приводимые в них цифры также свидетельствуют, что русскоязычное население Эстонии, прежде всего молодежь, все меньше отождествляет себя с русскими из России.

Как можно это объяснить? Прежде всего, это связано с элементарно разными жизненными ситуациями, с которыми сталкивалось русскоязычное население Эстонии и России сразу после распада СССР. Очевидно, что "быть русским" в статусе национального меньшинства значительно сложнее. Да и политика Эстонии в отношении русскоязычного населения не всегда была последовательной. Москва также уделяла внимание бывшим соотечественникам лишь от случая к случаю. Сказывалась здесь и обычная для русского идентификационного дискурса москвоцентричность, которая предполагает более высокий статус жителей столицы по отношению к русским, проживающим как в провинциях России, так и в бывших советских республиках.

При этом, как ни странно, одной из точек недопонимания между русскими из России и Эстонии стало изучение эстонского языка. Большинство образованных россиян искренне не понимает, почему бы русскоязычному населению Эстонии просто не выучить эстонский и тем самым не решить все свои проблемы. Нехватка преподавателей, стоимость курсов, специфика освоения языка в русскоязычных городах и районах, разобщенность между эстонским и русскоязычным населением — все это совершенно не известно большинству россиян.

Эти сложности хорошо описаны в романе Елены Скульской "Пограничная любовь", где одной из причин расставания главных героев — Ольги из Санкт-Петербурга и Владимира из Таллинна — стали совершенно разные позиции в отношении положения русскоязычного населения в Эстонии. Интересно, что и в романах других авторов, например, Андрея Иванова, мы также можем увидеть образ "русского из России" как "Другого".

Кстати, оба писателя — и Елена Скульская, и Андрей Иванов — на расспросы об идентичности отвечают одинаково, подчеркивая, что их символической родиной является русская литература, а не Россия или Эстония. Оба писателя придерживаются четких антивоенных позиций, но их самоидентификация не связана напрямую с политикой Кремля. Близкие идеи звучат в Эстонии уже давно. Так, еще в 2000 году подчеркивалось, что надо "остаться русскими по языку и культуре, по своему национальному самосознанию, но вместе с тем быть лояльными гражданами Эстонской Республики, интегрированными в эстонское общество".

Сегодня ситуация стала гораздо сложнее. Политизация русской культуры, тяжелейший кризис русской идентичности в целом безусловно ведет и к переосмыслению русской идентичности в Эстонии. Переосмысление это, как я указала выше, происходит на грани эмоционального и рационального, именно поэтому идентификация себя через противопоставление с русскими из России носит спорадический характер. И если в одной ситуации люди будут готовы отождествлять себя с Россией, то в другой будет возникать желание подчеркнуть свое отличие. При этом отмечу, что для россиян точкой отсчета кризиса идентичности будет скорее 2022 год, тогда как для русских проживающих в других странах — 2014-й.

Именно поэтому снижение количества людей, определяющих себя как "русских" в соцопросах в Эстонии не должно удивлять. Для многих политика Москвы просто неприемлема. Однако осуждение ее действий совсем не означает отказ от культуры и языка, от русской идентичности. Ведь, с одной стороны, взаимопонимание между россиянами и русскоязычным населением Эстонии все уменьшается, но с другой, у большинства есть родственники и друзья, проживающие в России, и просто отбросить эти отношения невозможно.

Все большая политизация этой дилеммы, на мой взгляд, ведет лишь к все большему разобщению между эстонским и русскоязычным населением, к конфликтам и серьезным внутренним проблемам. Но неизбежно ли это? В современных научных дебатах уже давно циркулирует идея о множественности версий русскости. Ландшафт русской культуры весьма разнообразен и совсем не ограничивается официальной политикой Кремля или даже самой Россией. Русская культура проявляется и развивается в разных странах мира совершенно по-разному, и Эстония здесь не исключение.