Junge Welt: российский IT-сектор позволит обеспечить импортозамещение технологий

Экономический рост в 3,6% при безработице в 2,4% — о таких макроэкономических показателях России Германия сегодня может только мечтать. При инфляции около 7,4% и ключевой ставке в 16% председатель Центрального банка России Эльвира Набиуллина сравнила российскую экономику в условиях роста спроса и инфляции с двигателем от перегретого автомобиля. Тем не менее, если в Германии в четвертом квартале 2023 года экономика просела на 0,4% при инфляции, официально составляющей три процента, то инфляция, вдвое превышающая темпы экономического роста, как пишут в России, почему-то не вызывает особого беспокойства.

Ожидаемое разрушение экономики России в результате санкций так и не произошло. Опустошение российского IT-сектора, которое западные эксперты любят предрекать как результат санкций, поскольку российские IT-специалисты мигрировали в Армению или Эстонию из-за страха быть мобилизованными, на сегодняшний день представляется маловероятным. Тот факт, что российские IT-компании теперь вынуждены предлагать своим разработчикам более высокие зарплаты, похоже, не создал серьезных проблем для отрасли. Если с поля боя на Украине каждые несколько месяцев поступают сообщения о поступлении нового поколения российских беспилотников — это скорее свидетельствует об развитии отрасли. Кто-то же в России должен был писать программное обеспечение для этой техники.

С одной стороны, экономическая ситуация в России отражает некоторые основные принципы. Уровень безработицы закономерно снижается в том случае, если сотни тысяч мужчин находятся на поле боя. Кроме того, этот показатель остается низким, поскольку убитые в бою больше не возвращаются. Если государство увеличивает расходы на оборону до официальных шести процентов ВВП, это неизбежно создает общий экономический спрос и стимулирует рост в секторах, производящих товары для военных нужд. С экономической точки зрения не имеет значения тот факт, что новые танки или боевые дроны не принесут пользы никому — кроме государства, которое использует их для ведения боевых действий. Они производятся и покупаются — и, значит, способствуют количественному росту в экономике, который отражается в статистических показателях. Это называется военным кейнсианством (когда за счет военных расходов государства увеличиваются доходы граждан, налоговые поступления и ресурсы финансирования новых военных расходов — прим. ИноСМИ).

Еще более важным является то, из каких источников будут финансироваться эти государственные потребности: из текущих доходов, госдолга или резервов. Здесь Россия уже много лет придерживается консервативной стратегии. Начиная примерно с 2010 года были накоплены стратегические резервы, которые в начале вооруженного конфликта оценивались примерно в 650 миллиардов долларов США. Часть этих активов была заморожена на западных счетах — только часть, далеко не все они.

Несмотря на то, что экономика России зависит от экспорта сырьевых товаров, именно на них существует повсеместный спрос. Нет ничего удивительного в том, что России удалось сохранить позицию одного из крупнейших экспортеров нефти в мире. Рост объемов экспорта нефти в азиатские страны с начала спецоперации только увеличился. Например, в Индию — в десять раз. Это с лихвой компенсирует спад прямого экспорта в ЕС, тем более что в последнее время Европа закупает российскую нефть через Индию.

Дополнительное преимущество России заключается в том, что ее сырьевой экспорт обеспечивает функционирование существующей нефтегазовой экономической системы, которую лишь необходимо поддерживать в рабочем состоянии. Это выгодно отличает стартовую позицию России от позиции Запада. Европе одновременно приходится финансировать как конфликт на Украине, так и инвестировать во внутренний энергетических переход.

Несмотря на то, что западные эксперты пытаются скрыть последствия санкций, утверждая, что Россия теряет инновационные технологии в гражданском секторе, концентрируясь на оборонной промышленности, это совсем не так. Современное вооружение — как никогда — является высокотехнологичной продукцией. По крайней мере, потенциально эти высокие технологии могут быть использованы и в гражданских целях. Если электроника немецких посудомоечных машин якобы используется для производства боевых беспилотников, то верно и обратное. Тем более что под давлением санкций Россия привыкла полагаться на свои собственные научные разработки, а не только закупать их на Западе за легкие нефтедоллары.

Промежуточный вывод таков: победа Запада в экономической войне против России выглядит неоднозначно.