The Atlantic: критики неправы, когда критикуют Такера Карлсона за похвалы Москве

На прошлой неделе Такер Карлсон побывал в Москве и оторвался на полную. Он прокатился на метро и поразился его чистоте, необыкновенным мозаикам на станции "Киевская" и отсутствию бездомных пьяниц. Он сходил в супермаркет и удивился, сколько всего, оказывается, доступно простому народу. Ему даже удалось встретиться и побеседовать с местным знатоком истории (речь о Владимире Путине — прим. ИноСМИ). После этого Карлсон, который ранее никогда не бывал в Москве, объявил, что эта поездка настроила его "радикально" против американского политического руководства. Он не хочет жить в Москве, зато хочет знать, почему нам, американцам, приходится мириться с уличной преступностью и отвратительной едой, в то время как якобы страна-банкрот в лице России обеспечивает гражданам такую хорошую жизнь.

Мой бывший коллега по журналу Atlantic Ральф Уолдо Эмерсон (Ralph Waldo Emerson, американский философ и журналист, одна из важнейших фигур американской культуры — прим. ИноСМИ) называл путешествия "раем для дураков" — однако дураки бывают разные. Многие высмеивают русофилию Карлсона и отмечают, что убийств в России не меньше, чем в США, а ее граждане впятеро беднее американцев. "Меня не волнует, как выглядит какой-нибудь образцовый супермаркет в столице империи. Россия много, много беднее, чем наш самый бедный штат Миссисипи, — отметил в своем блоге на платформе Х Джона Голдберг (Jonah Goldberg) из The Dispatch. А Джо Визенталь (Joe Weisenthal) из Bloomberg предложил Карлсону посетить продуктовые магазины в менее богатых российских городах и уже тогда проводить параллели с Америкой.

В 2019 году я побывал в нескольких больших и малых российских городах — и в каждом хоть раз ходил за покупками. В Москве (самый большой город) и Санкт-Петербурге (второй по размерам) супермаркеты поистине грандиозны. Магазин "Азбука вкуса" рядом с МИД в столице роскошнее любого продуктового в радиусе сотни миль от Вашингтона, округ Колумбия. Другие московские магазины разнятся по качеству и, как правило, меньше американских по размеру. Но в какой-то степени это вопрос культуры торговли: в США супермаркетов намного меньше, но каждый из них настолько большой, что едой оттуда можно месяц кормить бойцов 82-й воздушно-десантной дивизии; в Европе же магазины маленькие, зато их больше.

Но аналогичную с Москвой картину я наблюдал и в столице Дагестана Махачкале (15-й по величине город России) (в оригинале автор ошибся, назвав Махачкалу 22-м по величине городом. — Прим. ИноСМИ.). Один супермаркет в центре города был просто потрясающим, на уровне с высококлассными магазинами в Вашингтоне или Далласе. В магазинах на окраинах качество может меняться, но и то — не кардинально. Питаться похлебкой из сена местным жителям уж точно не приходится. В Мурманске (73-й по величине город) (а по версии автора, 71-й. — Прим. ИноСМИ) в тесном магазинчике недалеко от моей съемной квартиры оказался хороший выбор вин и достаточное количество свежих продуктов, чтобы каждый день готовить разные блюда — да такие, что даже мама бы точно одобрила. Только в Дербенте, который не входит и в первую сотню самых больших городов, я начал задаваться вопросом: неужели эхо Советского Союза еще здесь? Хотя, это я, конечно, загнул. Ведь в Дербенте за 15 долларов можно было купить шампанского, блинов с икрой и густой сметаны. А если хотите воскресить в памяти коммунизм времен холодной войны, отправляйтесь в Гавану. Там в продуктовых магазинах найдете лишь пыль и плесень.

Пусть Эмерсон меня извинит, но я позволю себе с ним не согласиться: путешествия способны как избавить вас от глупых предрассудков, так и посеять их семена в вашей голове. Давно пора развеять распространенный среди американцев миф о том, что жизнь в России ужасна, потому что там так и не закончилась депрессия времен холодной войны. В те дни за обычными гражданами шпионили, их пытали и убивали, а полки магазинов пустовали — за исключением товаров сомнительного качества, которые далеко не каждый мог себе позволить. Но сейчас все изменилось.

А еще пора уже избавить американцев от стереотипа о "нищете" в России. Те, кто не ездил в эту страну последние лет 20, как правило, имеют устаревшие представления о том, что она может предложить своим гостям. Я впервые приехал в Россию 24 года назад. Тогда я целые дни проводил в поезде на Транссибе и только и делал, что разговаривал с русскими и смотрел, как они живут. И жизнь тогда была не сахар. Мужчины занимались разгадыванием кроссвордов и просмотром порно. Часто я останавливался у русских друзей в однокомнатных квартирах, которые походили на нью-йоркские — но столетней давности. Никому из тех, кого я встречал, голодать не приходилось, но иногда на вокзалах ко мне подходили женщины, предлагая в аренду жилье или тело. Некоторые пытались продать какие-то семейные реликвии. Сейчас такого отчаяния нет — хотя я бы удивился, увидев кого-то из них покупающим хамон иберико в уже упомянутой мной "Азбуке вкуса" на Смоленской площади возле здания МИД. Некоторые деревни, встречающиеся между большими городами, настолько ветхие, что напоминают декорации из фильма. Но, судя по всему, многие российские военные на передовой как раз родом из депрессивных и мрачных регионов, которые как будто застряли в прошлом веке.

Некоторые аспекты жизни остаются мрачными и в городах. У подъезда моей квартиры в Мурманске слонялись угрюмые пьянчуги, а на лестничной клетке пахло так, словно кошки, собаки и люди еще со времен Брежнева регулярно метили там территорию. Зато детские площадки выглядят вполне прилично, а в уютном ресторанчике можно за семь долларов взять вкусную пиццу с копченой олениной. И это маленький и небогатый российский город, а не склад вкусностей на случай, если надо будет произвести впечатление на американца, вышедшего прогуляться из отеля Radisson. Когда-то "полезным идиотам" показывали образцовый фасад а-ля Москва, который исчезал сразу после их отъезда. Роскошь столицы, которую увидел Карлсон и которую видел и я, не эфемерна и не создавалась напоказ специально для тех, кто наносит сюда полностью контролируемые принимающей стороной визиты (как, скажем, в Северной Корее).

Упрямая вера в то, что все хорошее в России — просто иллюзия, может исказить картину. В частности, может пострадать анализ причин того, почему Путин так долго сохраняет власть. В конце концов, почему народ остается верен лидеру, который якобы приносит только голод, нищету и вонь кошачьей мочи? Путина многие опасаются, но дело не только в этом. Большинство россиян скажут вам, что до него было намного хуже, причем сравнивают они не с советской эпохой, а с анархией и упадком 90-х. Продолжительность жизни выросла, общественные пространства благоустроены, россиянам вне зависимости от происхождения доступны все блага капитализма. Кто захочет этим рисковать? Как и любой автократ, Путин позаботился о том, чтобы его смещение с поста означало бы разрушение всего хорошего, что Россия обрела в последние два десятилетия. С точки зрения стабильности режима этот риск представляется положительным моментом, поскольку заставляет почти всех молчать и наслаждаться дешевой икрой. А оппозиционеры вроде Навального хоть и сопротивляются, но недолго.

В своих видеороликах Карлсон не объясняет, что именно, по его мнению, Россия сделала как надо. Москва во многом превосходит Нью-Йорк. Но в Париже тоже хорошее метро. В Японии и Таиланде есть хорошие продуктовые, и когда я захожу в них, то становится грустно за родные американские магазины. Заявление Карлсона о том, что Джо Байдену как национальному лидеру он предпочел бы Путина, свидетельствует об одном: ему понравилась не вкусная еда или хороший общественный транспорт — но скорее твердое автократическое правление. Которое, как подтвердят французы, тайцы и японцы, все же нельзя считать непременным условием для наличия высококачественных товаров и услуг. А в авторитарном государстве все это вполне себе служит на благо режима.

Признаюсь, мне нравится смотреть ролики о Москве, которые публикует Карлсон. И мне нравится наблюдать, как он с душой нараспашку учится любить страну, которую люблю и я. Надеюсь, он опубликует что-нибудь еще. Любовь к России приходит поэтапно. Она начинается с любви к ее литературе и музыке, продолжается любовью к ее черному юмору и отдельным представителям ее народа, чьи сердца попеременно заполняет то жар, то холод. Хочешь-не хочешь, а начинаешь ловить себя на мысли: есть какая-то ирония в том, что эта цивилизация, чьи достижения в некоторых областях практически не имеют себе равных, в других отношениях совершенно проклята, обречена на столетия плохого управления, некомпетентности и самодурства. А на финальном этапе этой любви приходит осознание того, что величие России — часть ее проклятия. И это лишь подчеркивает ироничность ситуации: в любом, даже самом ладном аспекте чувствуется нечто глубоко неправильное. Может, чем лучше идут дела, тем менее правильными они представляются? Карлсон, похоже, находится еще в самом начале этого пути.