Главный урок последнего вторжения Запада в Россию

Русский Север наверняка показался американским солдатам местом холодным и негостеприимным, хотя почти все они были из северного Мичигана. 4 сентября 1918 года 4 800 американских солдат высадились в Архангельске, всего в 220 километрах от Полярного круга. Три недели спустя они вместе с британцами и французами бросились в бой против Красной Армии среди корабельных сосен и приполярных болот. В итоге за два года в боях погибло 244 американских солдата. Из дневников американских солдат вырисовывается отчаянная картина:

“Наткнулись на пулеметное гнездо, отступаем. Большевики ведут сильный обстрел. Перри и Адамсон из моего отделения ранены, пуля попала мне в плечо навылет… Ужасно устал, голоден и совершенно обессилен, как и остальные. В результате атаки потеряли четверых убитыми и десять ранеными”.

Эти несчастные были лишь одним из флангов обширной и неудачной союзнической интервенции в российскую гражданскую войну. С 1918 по 1920 год США, Великобритания, Франция и Япония направили тысячи солдат (от Прибалтики и русского Севера до Сибири и Крыма) и военную помощь стоимостью в миллионы долларов белым борцам с большевиками в надежде задушить коммунизм на корню. Эту сложную неудачу ХХ века, о которой стараются не вспоминать, увлекательно и в красках изложила Анна Рид в своей новой книге “Маленькая, но прескверная война: вмешательство Запада в Гражданскую войну в России”.

Масштабы конфликта, рассказ о котором Рид блестяще переплела с воспоминаниями и дневниками участников, подчас непостижимы. Японские войска оккупировали Владивосток. Переменчивые французы — поначалу самые воинственные сторонники интервенции изо всех союзников — возглавили оккупацию юга Украины и сражались с красными за города, которые сегодня снова на слуху: Николаев, Херсон, Севастополь, Одесса. Британцы, вложившие в интервенцию больше всего средств и отрядившие значительный контингент в 60 000 солдат, хозяйничали по всем окраинам России: защищали Баку от наступающих турок, устраивали морские диверсии против большевиков в Прибалтике и, в итоге, эвакуировали белых из портов Черного моря, когда их войска рухнули под натиском Красной Армии.

Тревожный вопрос, встающий после превосходной книги Рид, заключается в том, обречен ли Запад повторить прошлое? Интервенция в Россию времен Гражданской войны провалилась, и, если присмотреться, сегодняшнее вмешательство в украинский конфликт может показаться столь же тщетным противостоянием с огромной и решительной Россией с ее несгибаемой волей и, казалось бы, бесконечным запасом техники и живой силы. Эту мысль нам внушает крайне правый фланг республиканцев в Конгрессе, венгерский премьер Виктор Орбан и бывший президент США Дональд Трамп. Это же чувство безнадежности озвучил британский командующий союзными войсками на русском Севере в годы интервенции Эдмунд Айронсайд: “Россия настолько огромна, что возникает ощущение удушья”.

Но, несмотря на мощные исторические отголоски, различия между тогдашней ситуацией и нынешней более поучительны, чем сходство. Тщательное исследование ставит, быть может, еще более серьезный вопрос: при каких условиях иностранная интервенция может увенчаться успехом? Да, союзники сами многое испортили, но, честно говоря, интервенция провалилась из-за того, что оказалось им неподвластно. И главной помехой стали не только беззубые, но и подчас откровенно вредные союзники из числа белых русских — разрозненное сборище антибольшевицки настроенных социалистов и бездарных царских офицеров, которые в глубине души оставались великорусскими шовинистами. Они не пользовались поддержкой ни у российского населения, ни, что еще важнее, у многочисленных этнических меньшинств (от украинцев до прибалтов), которых они стремились загнать обратно под железную пяту России.

Сегодняшние же обстоятельства гораздо благоприятнее. У США и Европы есть единый и решительный партнер в лице Украины под началом Владимира Зеленского, чья моральная стойкость не вызывает сомнений. Российская экономика, может, и перешла на военные рельсы, но в совокупности у Запада все равно гораздо больше ресурсов. А его задача — защитить мотивированную Украину от враждебного натиска — гораздо скромнее, чем попытка свергнуть правительство самой огромной страны в мире. Трезвое сравнение двух интервенций должно укрепить Запад в намерении довести свои начинания на Украине до конца — покуда, как и прежде, не помешала слабеющая воля.

Важнейшие составляющие любого иностранного вмешательства — это четкие и достижимые цели, надежные союзники на местах, уязвимый противник, достаточные материальные средства и политическая воля завершить начатое. Практически по всем показателям вмешательство союзников в Россию катастрофически проигрывало.

Пожалуй, самое поразительное в изложении Рид — это то, что зачастую вообще неясно, какая именно задача отводилась союзническим войскам в России. Да, западные правительства дружно ненавидели большевизм и опасались его заразительной экспансии. Но кроме этого ни единой стратегии, ни единой цели не наблюдалось. Первоначально западные войска были командированы для охраны железных дорог и военных складов союзников на севере и востоке России, чтобы те не попали в руки немцев, как многие опасались. Но после капитуляции Германии в ноябре 1918 года ситуация осложнилась. Как пишет Джордж Кеннан в своей великолепной книге “Решение о вторжении”: “Едва американские войска прибыли в Россию, как история одним махом перечеркнула почти все задуманные Вашингтоном задачи”.

Инициативу в борьбе с красными вскоре перехватили ревностные британские офицеры, которых подстегивали воинственные министры вроде Уинстона Черчилля, чуть было не растратившего весь свой политический капитал в этой донкихотской авантюре. На других театрах, в том числе на юге Украины, задача стояла четче: поддержка местных белых сил. Правда, французы быстро пали духом и в апреле 1919 года после серии поражений и мятежей отчалили домой.

Эта двусмысленность отразилась и в инструкциях, изложенных в записке президента Вудро Вильсона от июля 1918 года. Что характерно, он долго ломал голову и казнился из-за правильного курса в отношении России. Свою записку он начал с предупреждения, что военное вмешательство “лишь усугубит прискорбное положение дел в России, а не исправит его”, однако затем поручил американским войскам помочь Чехословацкому корпусу, действующему в Сибири и на севере России, “сплотить русских в единые организации”. Едва ли это что-то проясняет.

Американские офицеры восприняли его указания с недоумением. Генерал Уильям Грейвз, командующий 8 000 пехотинцами в Сибири, крайне скептически отнесся к роли США в конфликте и трактовал инструкции Вильсона сугубо как предписание охранять железные дороги, а не сражаться с красными. Позже он напишет в мемуарах, что понятия не имел, чего именно добивался Вашингтон. Это изрядно удручало его британских коллег в Сибири, которые были настроены гораздо решительнее и, наоборот, активно помогали чудовищно бездарному “верховному правителю” белых адмиралу Александру Колчаку, бывшему командующему российского Черноморского флота, по нелепой иронии воевавшему в лишенной выхода к морю Сибири. (Кстати, внешне он был точная копия Владимира Путина.)

Тут мы подходим к белым русским. Пожалуй, непременное условие успешной иностранной интервенции, особенно столь амбициозной, как вмешательство Запада на Украине или в гражданскую войну в России, — это союзники на местах. В этом разница между хаосом, разверзшимся после вторжения Запада в Ливию, и успешной интервенцией на Балканах. И в этом отношении белые с треском провалились.

И тут даже не знаешь, с чего начать. Помимо Колчака, белые силы на юге России возглавлял генерал Антон Деникин, утаивший от союзных правительств ужасающие погромы против еврейского населения Украины, которые под его началом чинили белые части. Мало того, что белые действовали на невероятно обширном и разрозненном фронте, охватывающем всю периферию России (все 11 часовых поясов) — между военачальниками не было ни единства, ни координации.

Не менее гибельной для белых стало и отсутствие сколь бы то ни было последовательной и внятной идеологии. Историк Энтони Бивор в своем потрясающем новом труде о гражданской войне в России увязывает поражение белых как с отсутствием политической программы, так и с шаткостью самой коалиции: “В России совершенно несочетаемый союз эсеров и реакционных монархистов оказался практически без шансов против сплоченной коммунистической диктатуры”.

И сравните все это с красными. Они контролировали промышленный центр — Москву и Санкт-Петербург — и действовали изнутри, используя мощные линии связи. Благодаря этому комиссар Лев Троцкий, как отмечает Рид, “расцвел в почти гениального военного лидера: проницательного, решительного и исполненного кипучей энергии”. Он разъезжал на бронепоезде и лично поддерживал слабеющие фронты, когда белые наступали на востоке и на юге. И, несмотря на разрушительную экономическую политику и первые волны террора, большевики были мотивированы и отличались четкой идеологией, которая, по крайней мере на тот момент, привлекала народ.

Кроме того, их воля оказалась намного тверже, чем у белых или Запада. После разорительной Первой мировой войны правительства союзников опасались распространения большевизма, но не могли убедить измученное общество. И здесь исторические отголоски тревожнее всего. Общественная поддержка ослабла, а бюджетное давление, наоборот, возросло. Как писала британская газета Daily Express в 1919 году: “Великобритания и без того уже полицейский для половины мира. Она не будет и не может быть полицейским еще и для всей Европы. Промерзшие пустоши Восточной Европы не стоят костей ни одного британского гренадера”. Сравните это с риторикой сегодняшних республиканцев в США. Гвоздем в крышку гроба белого движения стал провал наступления в Сибири и на юге России. Тогда, как и сейчас на Украине, политическая поддержка интервенции больше всего зависела от положения на поле боя.

Задача внешнеполитических деятелей состоит в том, чтобы различать подконтрольные факторы от тех, что вне их власти. Интуитивно чувствуя благоприятные условия — союзников, географию, уязвимость врага — они должны сосредоточиться на том, что им подвластно: на стратегии и цели, политической воле, материальных средствах и координации с союзниками.

Несмотря на нынешнюю пелену пессимизма, окутавшую западные столицы, обстоятельства сегодняшнего конфликта на Украине гораздо благоприятнее, чем во времена Гражданской войны в России. Украина —достойная и умелая союзница, а ее высокомотивированное население борется за свою территорию. Украинское дело праведное, и его проще изложить западной общественности в упрощенном, черно-белом виде. Хотя личная воля Путина к победе сильна, судя по его действиям и нежелании полностью мобилизовать российское общество, он вполне ощущает границы того, что вправе требовать от собственного населения. Хотя Россия и превосходит Киев по живой силе и технике, требуемый от союзников объем поддержки для продолжения конфликта вполне посилен. Дополнительная помощь в размере 60 миллиардов долларов, которой противятся крайне правые республиканцы в Палате представителей, — это гроши по сравнению с выгодами: соблюдением международных норм; поддержкой украинцев и, подспудно, западных ценностей; стратегическим подрывом России и ее способностей угрожать восточному флангу НАТО; и, наконец, укреплением всего трансатлантического альянса. Сегодня западные столицы гораздо лучше сплочены, чем в 1918 году, и взаимная координация обороны как никогда сильна. Однако несмотря на все попытки повысить ставки в украинском конфликте, все понимают, что он закончится урегулированием путем переговоров — вопрос лишь в том, на чьих условиях.

Если США и союзники избегнут исторических ловушек времен интервенции — в том числе разработав четкую и долгосрочную стратегию, упрочив координацию и внутреннюю поддержку и проведя должную разъяснительную работу с населением — тогда у них есть реальный шанс одержать верх над Путиным. Учитывая эти благоприятные условия, главное и, пожалуй, единственное препятствие на пути к долгосрочному успеху — это политическая воля довести начатое до конца.