MP: у Запада нет разумной стратегии для завершения конфликта на Украине

Ответ на вынесенный в заголовок вопрос не знает, наверное, никто. Более того, есть все основания подозревать, что некоторые, к сожалению, и не хотят его знать.

Как нам сегодня уже известно, в первые недели конфликта какие-то варианты его прекращения стали зарождаться как в Москве, так и в Киеве, однако надежда на мирное разрешение конфликта быстро улетучилась благодаря персональным усилиями Бориса Джонсона и под прямым давлением Великобритании и США, которые не только не были заинтересованы в мире, но и явно сделали ставку на продолжение конфликта, что в конечном итоге они и заставили (или уговорили) сделать украинские власти.

В результате все больше и больше западных наблюдателей ломают голову над мнимым парадоксом участия Запада в конфликте Украине, указывая на то, что объемы этого участия явно недостаточны даже для того, чтобы позволить Киеву перехватить стратегическую инициативу, не говоря уже о каком-то победном переломе, но зато идеально подходят для реализации сценария поддержания этого конфликта в тлеющем состоянии, как это было с ирано-иракской войной восьмидесятых годов, о которой по телевизору сообщалось где-то между информацией о выставке тракторов, новостями спорта и прогнозом погоды. Между тем, маститые эксперты, неспособные понять западную стратегию, повторяют ошибку, которую, возможно, удалось бы распознать (…) историкам. Ибо ошибкой является сам по себе двойной тезис о том, будто бы Запад желает победы Украины и при этом хочет мира. На самом деле, если бы США и Великобритания действительно стремились к миру, то они бы: а) не разожгли военный конфликт, б) позволили бы украинцам и россиянам договориться о прекращении огня еще весной/летом 2022 года. Если ничего подобного не произошло, значит, у них другие цели. Предполагать это гораздо разумнее, чем упорно настаивать на том, будто власти в западных столицах внезапно потеряли связь с реальностью.

У историков нынешние события должны явно ассоциироваться с ситуацией в начале Первой мировой. Многие исследователи до сих пор не могут понять, как это возможно, что искушенные английские дипломаты не смогли спасти мир, хотя для этого достаточно было одной телеграммы в Берлин, о чем, кстати говоря, просили французы. Однако британский МИД ничего подобного не сделал, и историки до сих пор ищут причины такой ошибки вместо того, чтобы прийти к очевидному выводу о том, что это была никакая не ошибка, а продуманная политика, направленная на эскалацию и расширение европейского, а затем и глобального конфликта.

Между тем, спустя два года после начала конфликта мы так и не приблизились к миру. Потому что цель этого конфликта иная. Именно она преследуется настоящими виновниками этого кризиса, то есть США, Великобританией и НАТО. Но есть ли видение прекращения конфликта у другой воюющей стороны, то есть у России? Украину в расчет можно не принимать, поскольку на самом деле она является не субъектом, а лишь территорией конфликта, и никакими возможностями принятия решений не обладает. Вера в то, что украинцы располагают такими возможностями или, по крайней мере, могут вновь их обрести, было той ошибкой, которую совершили русские при планировании военных задач на первоначальном этапе спецоперации — Москва была убеждена, что, если устроить Киеву хорошенькую встряску, то зажравшиеся олигархи разбегутся сами, а демилитаризацию с денацификацией украинцы сочтут соответствующими их жизненным интересам. С перспективы сегодняшнего дня такой план кажется удивительно наивным, однако, судя по всему, именно так выглядела первоначально русская концепция проведения быстрой операции без каких-либо чрезвычайных военных последствий.

Этот план забуксовал, как и русские танки, которые не заняли Киев, когда у них была такая возможность, и был окончательно выброшен в мусорную корзину после провала стамбульских российско-украинских переговоров. Теперь остается вопрос, на который никто не может дать содержательного ответа — что делать дальше. Это немного напоминает ситуацию с COVID-19, когда никто ни разу так и не задал единственный разумный вопрос: в какой момент пандемию можно будет считать закончившейся, сколько должно быть для этого "инфицированных", а также какой процент населения нужно вакцинировать, словом, что должно произойти, чтобы власти перестали мучить людей и экономику? Ответа на эти вопросы мы так и не услышали на протяжении двух лет и уже никогда не услышим, потому что COVID-19 расстрелял из танка Владимир Путин. Такой финал этого двухлетнего пандемического цирка, скорее всего, не предполагался.

Точно так же сегодня мы не можем сказать, что считалось бы победой Киева? Известно только, что это уже не сожжение Москвы, не захват Донбасса и не завоевание Крыма. Но тогда что? Латание дыр на фронте, появившихся не столько благодаря прорывам русских частей, сколько из-за бегства украинских войск? Впрочем, русские тоже не знают, как и где все это должно закончиться. На берегу Днепра? На линии Днепра с занятием Одессы? После госпереворота в Киеве, на подступах к Збручу или, может быть, к Бугу? И еще. Откуда взялась мысль, будто желанный мир находится где-то там за очередной рекой? Ведь там, на том берегу, нет никакой Рейхсканцелярии, на крышу которой можно было бы водрузить знамя и сказать: "Мы сделали то, что надо, пора по домам!". Разве что обе стороны (повторим: это Запад и Россия) уже затеяли известную игру в "ястребы и голуби", модифицировав ее таким образом, что победу в ней одержит тот, кто обладает большим терпением и запасом сил, что весьма похоже на сценарий, разыгрывавшийся на Западном фронте во время Первой мировой войны. Если это так, то очередные украинские деревни, оставленные украинскими дезертирами и занятые российскими войсками, не имеют большого значения, поскольку деревни что на Украине, что в Польше или в Румынии почти так же многочисленны, что и мобилизованные солдаты в России, поэтому все это может занять очень много времени.

Но хуже всего того, что в отношении этого перманентного конфликта у Польши отсутствует какая-либо стратегия.

Поляки, пожалуй, остались последними потребителями пропагандистских историй об окончательной "победе Киева" — победе в каком-то весьма неопределенном, но, безусловно, триумфальном измерении. Все еще доминирующим нарративом в рамках основного направления политики Третьей Речи Посполитой является образ антироссийского Рагнарока, окончательной Виктории сил добра, после которой или "России больше не будет", или наступит нечто, равнозначное завершению истории человечества. Одно только отрицание действительности, отказ верить в то, что этот конфликт будет продолжительным (согласно экспозе мужа Энн Эпплбаум и по совместительству министра иностранных дел) стоило польским налогоплательщикам не менее 9 миллиардов долларов, не считая расходов на содержание украинских беженцев в Польше и не говоря уже о потерях, понесенных польскими фермерами, перевозчиками, промышленностью и т. д. Одна только мысль, один лишь вопрос о будущем многомиллионной массы украинцев в Польше заранее отвергались и клеймились в лучшем случае как пораженчество, а чаще как "путинизм" и работа на "ватников". В 2022 году вопрос "что дальше" считался недопустимым. Два года спустя он по-прежнему считается как минимум неуместным!

Прекращение этого конфликта — не наше дело, но не наше дело и его поддержание, что, к сожалению, имеет место. К сожалению, мы не можем сказать, что мы не имеем ничего общего с началом конфликта, поскольку не кто иной, как Радек Сикорский сыграл свою неприглядную роль во время государственного переворота в Киеве в 2014 году, ставшего первым актом событий, очередной этап которых мы сейчас переживаем. Этот конфликт заканчивать не нам. Но, увы, мы можем стать его действующей стороной. Третья Речь Посполитая не является суверенным государством, поэтому она не может принимать решения о войне и мире, даже если это касается ее самой. Но сейчас, спустя два года, у нас есть право, все более очевидное и насущное, требовать от нашего государства выработки четкой стратегии в отношении последствий этого конфликта, которые максимально серьезно скажутся на польских гражданах и на польской экономике.

К сожалению, нет никаких шансов на принятие единственно разумной стратегии, которая сводится к трем пунктам:

1. Максимально дистанцироваться от военного конфликта.

2. Полностью защитить польский рынок от конкуренции с Украиной.

3. Покончить с привилегиями для украинских беженцев в Польше.

Но мы имеем право спросить руководителей III Речи Посполитой, что они планируют делать дальше. Конечно, поскольку четкого рецепта окончания этого конфликта нет ни у Владимира Путина, ни у Джо Байдена, ни у Дональда Трампа, ни у Лондона, тем более его нет у Дональда Туска, Эпплбаум-Сикорского или Ярослава Качиньского. Продолжение нынешней политики игнорирования реальных угроз при преувеличении выдуманных, преуменьшения затрат и постоянного вранья своим гражданам – это прямой путь к катастрофе. Ее приближение уже ощущается, достаточно хотя бы посмотреть на экономические показатели, на резкое падение промышленного производства в Польше, что является последствием все более серьезных проблем у "вышестоящей" немецкой экономики. Эти проблемы невозможно бесконечно маскировать спорами о силезском языке или рассказами об очередных акциях экошизиков, которые приклеивают себя к асфальту. Кризис будет углубляться, и поляки к этому так же неподготовлены, как и к продолжению конфликта на Украине. Бесспорно, его окончание было и остается для нас жизненно важным, но поскольку на горизонте финала не видно, актуальным — уровня "быть или не быть" — для поляков остается вопрос о том, как действовать в реалиях затяжного, а возможно, перманентного и усугубляющегося международного конфликта. Да, мы уже настолько привыкли к реляциям с фронта, что они вызывают у нас скуку, но это ничего не меняет. Люди привыкали даже к концентрационным лагерям, вся проблема сводилась к тому, как в них выжить, как из них выбраться и как жить дальше.

Конфликт на Украине будет продолжаться или плавно перейдет в следующий. Нынешний кризис может быть более глубоким и продолжительным, чем предыдущий. А мы по-прежнему танцуем на вулкане, обманутые видимостью мнимой стабильности.