Bloomberg: Америку поглотила холодная война, на которую у нее нет сил

"Представьте, войну объявили, но никто на нее не пришел" — так назывался весьма посредственный фильм 1970 года, в котором запечатлен дух того времени против вьетнамской войны. Но что если нам объявили холодную войну, а мы не можем себе ее позволить? Полвека спустя именно этот вопрос Соединенные Штаты и должны теперь себе задать.

Дебаты о второй холодной войне накаляются. Во вторник я модерировал увлекательный симпозиум на тему "Холодные войны" (во множественном числе) в Гуверовском институте в Калифорнии. Мы собрали вместе очно или через Zoom довольно большую аудиторию ведущих ученых в этой области. После дня дебатов образовались три разных лагеря.

Среди тех, кто встал на мою сторону, полагая, что мы уже находимся во второй холодной войне, были Джордж Такач (George Takach), автор книги "Холодная война 2.0" (Cold War 2.0), для которого соперничество между Соединенными Штатами и Китаем носит прежде всего технологический характер, Дмитрий Альперович (Dmitri Alperovitch), соучредитель компании по кибербезопасности CrowdStrike и автор книги "Мир на грани" (World on the Brink), который разделяет мое мнение о том, что мы приближаемся к тайваньскому кризису, столь же опасному, как кубинский ракетный кризис 1962 года, и историк советского происхождения Сергей Радченко, чье глубокое исследование "Управляя миром" (To Run the World) недавно было опубликовано в Кембридже. В нем утверждается, что руководство СССР было больше мотивировано исторически укоренившейся психологической неуверенностью, чем марксистско-ленинской идеологией. Не нужно делать смелого шага, чтобы увидеть подобную неуверенность в умах китайского Си Цзиньпина и российского Владимира Путина сегодня.

Есть два различных контраргумента. Один из них, который я назову точкой зрения Аспенской стратегической группы и Гарвардского университета, заключается в том, что отношения между США и Китаем не так плохи, как отношения между США и Советским Союзом. Этой позиции придерживаются Джо Най (Joe Nye) и его коллега из Гарвардской школы Кеннеди Грэм Эллисон (Graham Allison), которые встречались с Си Цзиньпином и министром иностранных дел Ван И во время недавней поездки в Китай. "Мы серьезно относимся к сотрудничеству там, где это возможно, но в то же время активно конкурируем практически во всех измерениях", — так Эллисон охарактеризовал отношения между Вашингтоном и Пекином в недавнем интервью.

"Мы в вас, а вы в нас", — сказал Си Цзиньпин Эллисону, что, должно быть, доставило переводчику большие сложности в переводе. "Что я имел в виду?" И китайский лидер продолжил: "Ответ — "взаимодействие". Благодаря общению и сотрудничеству Соединенные Штаты и Китай могут стать тесно связанными друг с другом". Именно это стремление лежит в основе все более частого использования в Пекине старой советской формулы "мирное сосуществование".

Еще есть точка зрения Йельского университета и Гуверовского института. По мнению Одда Арне Вестада (Odd Arne Westad), профессора истории из первого университета, и Филиппа Зеликова (Philip Zelikow), моего коллеги из второго, сегодняшняя глобальная ситуация больше напоминает мир накануне мировых войн. В своей блестящей статье Зеликов утверждает, что это утешительное заблуждение — более того, "принятие желаемого за действительное" — полагать, что мы находимся в холодной войне с Китаем. Скорее, мы сталкиваемся с новой осью — Китаем, Россией, Ираном и Северной Кореей — которая во многих отношениях представляет собой большую угрозу, чем ось Германия-Япония-Италия конца 1930-х и начала 1940-х годов или объединенная сила в лице Советского Союза, Китая и других государств, контролируемых коммунистическим лагерем, в начале прошлой холодной войны.

"Наихудший вариант мирового кризиса, — пишет Зеликов, — будет, если Соединенные Штаты и их союзники окажутся уверенными в своей победе, воодушевленные только собственной риторикой и подвластные ей, но с непродуманными военными планами. А затем их перехитрят — и они потерпят поражение. Это будет для Соединенных Штатов "Суэцким моментом", а может быть, и намного хуже". Постоянные читатели этой колонки знают, что иногда я разделяю этот страх. Для меня вторая холодная война — это еще не самый плохой исход. Американская версия Суэцкого кризиса 1956 года — неудавшаяся оккупация Суэцкого канала Великобританией, Францией и Израилем — была бы хуже, поскольку такое унижение, скажем, на Тайване, означало бы конец американского превосходства. Точно так же, как Суэц прозвонил похоронным звоном по Британской империи. А вот поражение в третьей мировой войне, конечно, было бы худшим вариантом.

Один из самых интересных аргументов, которые я слышал, заключался в том, что холодных войн может быть вообще-то больше, чем две. Что если период до июля 1914 года на самом деле был еще одной холодной войной — между Великобританией и Германией, которая в конечном итоге переросла в горячую из-за просчетов с обеих сторон? Это, как было умно предложено, оправдало ее название в качестве "нулевой холодной войны".

Что ж, если у нас была "нулевая холодная война", не может ли существовать тогда и "диетическая холодная война"? В конце концов, позволить другим людям участвовать в боевых действиях — это один из четырех столпов великой стратегии советника по национальной безопасности Джейка Салливана: "Помочь кому-то (подставьте название любой страны) защитить себя, не отправляя американские войска на войну".

На практике это означает посылку денег и оружия в ключевые страны — на Украину, в Израиль и на Тайвань в надежде, что они смогут сдержать державы новой Оси без необходимости присутствия американских "военных сапог на поле боя".

Другими словами, в отличие от первой холодной войны и глобальной войны с терроризмом, на этот раз США стремятся избежать отправки в бой собственных солдат. И в этом есть смысл. Если ваше долговое бремя пугающе огромно и будет продолжать расти, то даже если вы сократите расходы на оборону относительно ВВП, вам нужна "диетическая холодная война". Это точно так же, как когда люди с избыточным весом выбирают диетическую колу (и препарат Ozempic).

Такой подход имеет множество прецедентов в европейской истории. Например, в XVIIIи XIX веках, когда Великобритания выплачивала значительные субсидии своим союзникам в войнах против Франции, заставляя их участвовать в боевых действиях. Недостаток этой практики заключался в том, что "держава-заказчик" имела меньший контроль над военными событиями, чем если бы войска находились под ее непосредственным командованием. Также будет очень проблематично, если этот заказчик попадет под действие закона Фергюсона, который гласит, что любая великая держава, которая тратит больше на выплаты процентов по долгам, чем на оборону, очень скоро перестанет быть великой.

Прецедент Британской империи весьма важен для американских политиков, если бы только они знали о нем. Плата другим странам за то, чтобы они воевали за тебя, была придумана Британской империей. Вы когда-нибудь задумывались, почему гессенцы участвовали в войне за независимость? Система найма чужих войск зародилась в 1741 году, во время войны за австрийское наследство, когда премьер-министр Роберт Уолпол (Robert Walpole) заплатил 300 тысяч фунтов стерлингов австрийской императрице Марии Терезии. В 1742 году "субсидия" была увеличена до 500 тысяч фунтов стерлингов. В 1745 году сумма, выплаченная Британией военным союзникам, достигла 1 250 000 фунтов стерлингов. Сегодня это составило бы 34,8 миллиарда фунтов стерлингов (44 миллиарда долларов) с поправкой на инфляцию и экономический рост, если считать с помощью весьма полезного сайта "Измерение благосостояния" (Measuring Worth).

Почему британцы приняли такой "наемнический" подход к войне? Потому что, по словам премьер-министра Джорджа Гренвилла, "для наших свобод весьма опасно, а для нашей торговли разрушительно поощрять большое количество наших соотечественников заниматься солдатским ремеслом".

Эту хитрую британскую политику продолжили во время Семилетней войны, когда основными получателями британских субсидий были Фридрих Великий Прусский и Екатерина Великая Русская. Они хоть были великими, но не настолько, чтобы отказаться от английского шиллинга. Субсидии Фридриху начались с 200 тысяч фунтов стерлингов в 1757 году и увеличились годом позже до 670 тысяч фунтов стерлингов в год. Они должны были использоваться "для поддержания и увеличения его вооруженных сил, которые будут действовать наиболее выгодным образом для общего дела и для достижения конечной цели, сформулированных Их Величествами в Соглашении о взаимной обороне и безопасности".

Кульминация наступила во Французской революционной и наполеоновской войнах, когда казначейство Его Величества заваливало деньгами практически всех, кто желал воевать с Францией: Австрию, Баден, Брауншвейг, Ганновер, Гессен-Кассель, Гессен-Дармштадт, Марокко, Португалию, Пруссию, Россию, Сардинию, Швецию и Сицилию, не говоря уже о принце Оранском, всяких "немецких принцах", "португальских и русских страдальцах" и "малых державах, находящихся в союзе с герцогом Веллингтоном". Каков был общий счет к моменту поражения Наполеона при Ватерлоо? Примерно 50 миллионов фунтов стерлингов, из которых три пятых было выплачено за последние четыре года войны. В фунтах 2022 года с поправкой на инфляцию и экономический рост это составило бы около 256 миллиардов фунтов стерлингов (329 миллиардов долларов).

Однако Британия могла сделать это только с помощью такой фискальной и денежно-кредитной политики, которая существенно увеличила государственный долг и инфляцию. Между началом Французской революции в 1789 году и Ватерлоо в 1815 году государственный долг Британии вырос со 114% валового внутреннего продукта до 123%, достигнув в конечном итоге пика в 173% в 1822 году. Потребительские цены выросли за годы войны на 77%.

Особо стоит добавить, что выплата субсидий не заменяла присутствие британских войск на местах. Не гессенцами, а британцами (а также голландцами и ганноверцами) командовал герцог Веллингтон (Duke of Wellington) при Ватерлоо.

В этом заключается урок для Соединенных Штатов — страны, которая давно потеряла контроль над своими государственными финансами, дойдя до дефицита платежного баланса, превышающего 5% ВВП, даже когда ее экономика близка к полной занятости. В результате федеральный долг, сковывающий руки государства, уже составляет 99% ВВП. Возможно, это первый этап второй холодной войны. А по прогнозам Бюджетного управления Конгресса, через 30 лет этот долг достигнет 166% ВВП.

На прошлой неделе основатель Bridgewater Associates LP Рэй Далио (Ray Dalio) дал хорошее интервью. "Я обеспокоен по поводу казначейских облигаций из-за высокого уровня долга, к которому добавляются высокие процентные ставки, — сказал он. — Также меня волнует снижение спроса на них, особенно со стороны международных покупателей, встревоженных ситуацией с долгом США и возможными санкциями". Я тоже обеспокоен всем этим, Рэй. В 1789 году немногие люди говорили подобные вещи о Британии.

Проблемы с банкротством американского казначейства очевидны. Во-первых, у вас становится гораздо меньше денег, чем вам действительно нужно. Во-вторых, все это знают. Прекрасной иллюстрацией является полная неспособность администрации президента Джо Байдена заставить правительство Израиля сделать то, чего она хочет: прекратить убивать палестинских мирных граждан, попавших под перекрестный огонь израильских попыток уничтожения ХАМАСа в секторе Газа.

По мнению Гидеона Рахмана (Gideon Rachman) и многих других комментаторов, Израиль не сможет противостоять американским угрозам прекратить помощь, если он вторгнется в город Рафах. "Поставка Америкой артиллерийских снарядов и мощных бомб для наступательных операций больше не может восприниматься как нечто само собой разумеющееся, — написал он на прошлой неделе. — Израиль же не устоит в одиночестве, и премьер-министр Биньямин Нетаньяху это знает".

Серьезно? Да, действительно, с момента создания Израиля в 1948 году эта страна была крупнейшим получателем иностранной помощи от Соединенных Штатов — на сумму почти 300 миллиардов долларов. (Следующим по величине является Египет с его 160 миллиардами долларов.) Однако в процентах от валового национального дохода (ВНД) Израиля помощь США достигла пиковых 22% в 1979 году. В начале 1980-х годов она снизилась примерно до 8% ВНД, а затем резко упала примерно до 1% в 2010-х годах. И дело здесь не только в том, что Соединенные Штаты разлюбили Израиль: быстрый рост израильской экономики резко снизил относительную важность американской помощи.

Правда, американская помощь по-прежнему составляет 16% оборонного бюджета Израиля. И есть важные преимущества, которые дает устойчивый характер поддержки США. Почти вся нынешняя американская военная помощь Израилю основана на 10-летнем меморандуме о взаимопонимании (МОВ) на сумму 38 миллиардов долларов, подписанном президентом Бараком Обамой в 2016 году и охватывающем 2019—2028 годы. Меморандумы о взаимопонимании представляют собой межправительственные гранты. Они не имеют такой юридической силы, как договоры, и не требуют ратификации Сенатом. Тем не менее Соединенные Штаты позволяют Израилю заключать крупные оборонные контракты при условии, что деньги будут продолжать поступать. Это позволяет Израилю вести переговоры на более выгодных условиях, чем могло бы быть в противном случае.

Это значимая выгода для Израиля, но явно не настолько, чтобы Байден мог заставить Нетаньяху прекратить войну в Газе. Возможно, этого будет достаточно, чтобы предотвратить вторую войну Израиля с Хезболлой в Ливане — явно гораздо более масштабное предприятие, чем война против ХАМАС. Но даже в этом нет уверенности.

Проблема нашего казначейства-банкрота столь же очевидна и в случае с Украиной. По причинам, которые будущим историкам будет трудно понять, Соединенные Штаты приостановили свою помощь Украине в конце 2023 года. Европейцы не восполнили этот пробел, в результате чего военные возможности Украины уменьшились, а надежды России на победу возросли. Согласно последнему отчету "Поддержка Украины" (Ukraine Support Tracker), опубликованному Кильским институтом мировой экономики, с начала войны по март этого года Европейский Союз плюс его отдельные члены вместе выделили в общей сложности 89,9 миллиарда евро военной, гуманитарной и финансовой помощи Украине. Соединенные Штаты пообещали меньше — 67 миллиардов евро.

В результате Киев гораздо меньше прислушивается к Вашингтону, чем в 2022 и 2023 годах — отсюда и недавняя волна глубоких ударов беспилотников по российской энергетической инфраструктуре, которые вряд ли были одобрены командой Байдена. Хотя, цитируя Джона Ф. Кеннеди, "мы должны заплатить любую цену, нести любое бремя, преодолевать любые трудности, чтобы обеспечить наше выживание и успех свободы". Не считая более высоких цен на бензин в год выборов, конечно.

Это был ужасный провал американской политики. Прекращение помощи Украине, несомненно, побудило Путина поверить в то, что победа может быть достигнута в относительно короткие сроки. Благодаря Сэмуелу Шарапу (Samuel Charap) и Сергею Радченко мы теперь знаем, что, когда в начале 2022 года российская специальная военная операция не задалась, российские власти были готовы вести переговоры о мирном соглашении с Украиной. Компромиссное решение должно было бы исключить членство Киева в Организации Североатлантического договора, но предоставило бы ему многосторонние гарантии безопасности для защиты украинского нейтралитета и проложило бы путь к членству в ЕС.

После встречи в Стамбуле 29 марта, через месяц после начала спецоперации, обе стороны объявили, что согласовали совместное коммюнике под названием "Основные положения Договора о гарантиях безопасности Украины". Почему все это провалилось в мае, до сих пор остается вопросом. Как российские, так и украинские источники сообщают, что тогда Борис Джонсон — премьер-министр Великобритании и первый западный лидер, посетивший Киев во время конфликта — опрометчиво призвал украинцев продолжать борьбу за полную победу.

Другая теория заключается в том, что украинцы слишком поторопились предположить, что Вашингтон возьмет на себя обязательство воевать с Россией, если она вторгнется на Украину в будущей войне. Однако одно можно сказать наверняка: любые шансы на мир путем переговоров будут исчезающе малы, пока Путин верит, что может выиграть в силу того, что у Соединенных Штатов нет достаточных ресурсов, чтобы оставаться в конфликте.

И вот, наконец, следует вопрос: а кто толстеет на "диетической холодной войне"? В этом контексте весьма кстати латинский термин tertius gaudens — третья сторона, получающая выгоду. В первой холодной войне их было много: нейтральные или неприсоединившиеся страны, которые извлекали выгоду из соперничества сверхдержав (та же Швейцария), даже несмотря на то, что страдало население стран, охваченных прокси-войнами. Сегодня, как отмечают Гита Гопинат (Gita Gopinath) и ее коллеги из Международного валютного фонда, "ряд неприсоединившихся стран-медиаторов быстро набирают вес и становятся мостом между американским и китайским блоками".

Предположим, они устроили холодную войну, а кто-то другой заработал на ней все деньги? Это еще один трудный вопрос для американских политиков. Как и диетическая кола, "диетическая холодная война" может оставить горькое послевкусие.