The New Yorker: норвежская полиция обвиняет Россию в диверсионной деятельности

Уже много лет Россия использует норвежский городок Киркенес, граничащий с ее ядерной цитаделью, в качестве лаборатории, проводя там испытательные разведывательные операции, чтобы потом повторять их по всей Европе.

Стояла полярная зима, одна долгая ночь. Озера на Крайнем Севере замерзли, лисы и куропатки сбросили коричневый мех и оперение, отдав предпочтение арктическому белому цвету. Чтобы пережить несколько месяцев морозной и снежной зимы, хищники прибегают к маскировке и к разным хитростям. Но и их добыча делает то же самое.

Начальник контрразведки региона Йохан Роалдснес (Johan Roaldsnes) смотрел из окна своего кабинета в маленьком городке Киркенесе, находящемся в северо-восточном уголке Норвегии в девяти километрах от российской границы, на расположенный внизу фьорд. К причальной стенке пришвартовались восемь российских рыболовецких траулеров, на борту которых находились по меньшей мере 600 русских моряков.

Зазвонил телефон. Это был работник местного порта. Российские траулеры довольно часто появляются в Киркенесе, но некоторые из них ведут себя необычны. Один из них, промысловое судно "Арка-33", зашло в порт несколько недель назад, но всё еще его не покинуло.

"Как-то долго оно стоит", — сказал звонивший.

"Может быть", — ответил Роалдснес. Неопределенность была неотъемлемой чертой его профессии.

Он вышел из кабинета на мороз и проехал мимо церкви, в честь которой город получил свое название — ‘Церковь на мысе’. Шпиль был украшен двумя часами. Они показывали разное время: и то, и другое неправильное.

Был конец декабря 2022 года. С начала российской полномасштабной военной операции на Украине минул почти год. Роалдснес месяц не видел солнце. Оно не выглянет из-за горизонта еще месяц. Местные жители называют эти месяцы mørketid — ‘темное время’. Большую часть времени ты не видишь, что тебя окружает, хотя и знаешь, что где находится.

"Арка-33" была больше многих зданий в городе. Капитан судна, как и полагается, уведомил норвежскую портовую администрацию о заходе и швартовке за 24 часа. Судно принадлежит российской краболовной компании. Согласно информации из базы данных OpenSanctions, ее генеральный директор руководил по крайней мере двумя частными охранными компаниями. Его жена, ранее числившаяся гендиректором, является депутатом российского парламента и внесена в различные санкционные списки. Когда Роалдснес проезжал через порт, он отметил, что "Арка-33" пришвартовалась в том самом месте, где во время захода в Киркенес стоит корабль норвежской военной разведки, занимающийся сбором информации электронными средствами.

Норвежские власти сочли, что это рыболовное судно — уже не просто рыболовное судно. Летом Россия объявила, что военные могут в своих целях использовать торговые суда. Фьорды Киркенеса выходят в Баренцево море всего в нескольких километрах от того места, где Северный флот России с самого начала холодной войны занимается шпионажем и подготовкой к ядерному столкновению. Население Киркенеса, составляющее 3 500 человек, заметило, что российские рыбаки теперь моложе тех, которые приезжали до начала вооруженного конфликта на Украине, и что иногда они занимаются физподготовкой на палубах своих кораблей.

Российским морякам выдают паспорта моряков. "Неизвестно, кто на самом деле находится на борту, — сказал мне Роалдснес. — Если внедриться в компанию матросов, со временем становится ясно, что кто-то из них связан с Северным флотом".

Недавно экипаж судна, подозреваемого в уничтожении подводных кабелей связи, направил моторную лодку в запретные воды вблизи гарнизона норвежской армии. Что они делали? Проверяли свое оборудование или быстроту реакции норвежцев? Поиск двух траулеров показал, что их радиостанции могут настраиваться на военные частоты, которыми пользуется Северный флот. Я спросил Роалдснеса, являются ли эти траулеры на самом деле разведывательными кораблями. "Нет, это рыболовецкие суда, — ответил он. — Хотя…". Тут он подмигнул, а потом выразился иначе: "Они занимаются ловлей".

Последние несколько лет гражданское население в северной Норвегии постоянно подвергается атакам малой интенсивности. Российские хакеры проводят фишинговые атаки на небольшие муниципалитеты и порты, занимаются вымогательством и прочими формами кибервойны. Россияне под видом туристов фотографируют секретные военные объекты и инфраструктуру связи. Норвежская полицейская служба безопасности P.S.T. предупреждает об угрозе диверсий на железных дорогах страны и на газовых объектах, которые предназначены для поставок энергоресурсов в Европу. Несколько месяцев тому назад кто-то перерезал важный кабель связи, идущий на норвежскую авиабазу. "Мы видим, что идет постоянный процесс картографирования нашей критической инфраструктуры, — сказал мне Роалдснес. — Я считаю это непрерывной подготовкой к войне".

Необычные промысловые суда ушли так же тихо и незаметно, как пришли. Роалдснес всё Рождество терзался мыслями о том, что на этих кораблях может размещаться подразделение спецназа. Может, это была репетиция нападения? Или угроза в основном выдуманная, этакая "путаница зеркал", как такие вещи называл бывший начальник контрразведки из ЦРУ?

Роалдснес, проработавший в P.S.T. 10 лет, считает, что профессионалу нельзя окончательно убеждать себя в чем-либо. Контрразведка, сказал он мне позднее, "это как игра в теннис, когда ты не видишь соперника и не понимаешь, летит ли на тебя мяч или что-то другое. Это похоже на мяч, но по мере приближения становится ясно, что это апельсин".

Большинство западных стран не считает, что они находятся в состоянии войны с Россией. Но Россия находится в состоянии войны с Западом. "Это точно, и мы говорим об этом открыто", — заявил недавно российский постоянный представитель в ООН. Большая часть атак малопонятна, и определить их автора сложно. Делается это специально. Это так называемая гибридная война, цель которой — подавить противника, не вступая в военные действия. В рамках такой стратегии Россия проверяет, что она может делать безнаказанно, и где находится грань, которую не стоит преступать. Она проводит подрывные действия, диверсии, хакерские атаки, занимается дестабилизацией, внушает страх и старается парализовать западные страны, намекая на еще более агрессивную тактику. "Они делают это, потому что могут это делать, — сказал мне один авиадиспетчер об атаках в ходе радиоэлектронной борьбы, которые создают угрозу гражданской авиации. — А потом они всё отрицают и угрожают тебе, заявляя, что если ты не прекратишь обвинять их в действиях, которые, как тебе известно, они осуществляют, то с тобой случится много чего плохого".

После того как Россия в 2014 году присоединила Крым, ее армия и разведслужбы проводят в Киркенесе эксперименты в рамках гибридной войны и операции по оказанию влияния. Они относятся к этому региону как к лаборатории, сказала мне начальница региональной полиции. Некоторые атаки поначалу почти незаметны. Другие же нарушают ход повседневной жизни и вызывают разногласия среди местных жителей. Чтобы понять, что происходит в ее районе, сотрудница полиции начала читать Сунь-цзы.

А потом в феврале 2022 года Россия начала военные действия на Украине. Разговоры в кабинете Роалдснеса приобрели экзистенциальную тональность, потому что Владимир Путин продемонстрировал свою готовность рискнуть всем ради относительно небольших, но важных в стратегическом плане территорий (по заявлениям российских официальных лиц, цель СВО — не территории, а соблюдение прав русскоязычного населения. — Прим. ИноСМИ). Статья 5 о коллективной обороне гласит, что нападение на одного члена НАТО является нападением на всех. Но начнут ли Соединенные Штаты ядерную войну из-за малонаселенного уголка арктической Норвегии?

Страны Европы сегодня признают, что их население и инфраструктура непрестанно подвергаются атакам. Но каждый инцидент сам по себе ниже того порога, который требует военного ответа или применения статьи 5. Предполагается, что в последние месяцы агенты российской разведки убили перебежчика в Испании, установили взрывные устройства вблизи трубопровода в Германии, осуществляют поджоги по всему континенту, а также проводят диверсии против подводных кабелей и железных дорог. Один российский оперативник ранил себя в Париже, готовя взрывчатку для проведения теракта в хозяйственном магазине. А американская разведка раскрыла российский заговор с целью убийства генерального директора одной из крупнейших в Европе компаний по производству вооружений.

Польский министр внутренних дел сказал: "Мы столкнулись с иностранным государством, которое проводит враждебные и, если выражаться военным языком, кинетические действия на территории Польши. Все граничащие с Россией европейские страны готовятся к большой войне на тот случай, если Москва одержит победу на Украине. Польша и страны Прибалтики роют окопы на своих границах и укрепляют их, а также часто ставят противотанковые заграждения, которые называются "зубы дракона". Финляндия отказалась от неприсоединения и нейтралитета, которого придерживалась 70 лет, и вступила в НАТО. Швеция сделала то же самое после двух веков нейтралитета.

Малозаметные российские атаки сопровождаются угрозами ядерного уничтожения, с которыми выступают как кремлевские руководители, так и эксперты на государственном телевидении (Владимир Путин подчеркивал, что "применение [ядерного оружия] возможно в исключительном случае, в случае угрозы суверенитету и территориальной целостности страны. — Прим. ИноСМИ). В мае российские военные провели учения, на которых отрабатывали вопросы ведения тактической ядерной войны. В такой обстановке ядерной эскалации Киркенес становится одним из самых уязвимых в стратегическом отношении регионом на нашей планете. По ту сторону границы находится Кольский полуостров, напичканный закрытыми военными городками, аэродромами, хранилищами ядерного оружия и базами атомного подводного флота. "В радиусе, скажем, 200 километров может находиться тысяча ядерных боеголовок", — рассказал мне киркенесский журналист Томас Нильсен (Thomas Nilsen) за ужином, состоявшим из оленины и арктического гольца.

Россия также проводит в Баренцевом море исследования и разработки с целью создания новых систем доставки ядерного оружия к цели. Среди них подводная ядерная торпеда, которая может затопить прибрежный город радиоактивным цунами, а также крылатая ракета с ядерной двигательной установкой, имеющая огромную дальность и способная достичь почти любой точки мира.

"Кольский полуостров — это их стратегическая гарантия защиты от Запада, — сказал мне Роалдснес. — Весь российский план заключается в том, что, если отношения с НАТО накалятся до предела, им понадобится буфер, чтобы сохранить возможность для нанесения ядерных ударов. Это значит, что они должны иметь возможность контролировать ближайшую территорию соседей, куда входит Киркенес, а также отслеживать доступ к морским водам, не подпуская близко никого". Цель такой стратегии — воспрещение доступа к Баренцеву морю и защита Северного флота.

Но чтобы контролировать территорию, нужно не только оружие. Нужны люди. И здесь, где проходит линия соприкосновения НАТО и российской ядерной цитадели, возникает впечатление, что Кремль тихо ведет параллельную битву за общественные настроения в этом маленьком рыбацком городке, в силу своей географии изолированном от остальной Норвегии и от Запада. Как пишет Сунь-цзы, путь к победе состоит в том, чтобы сначала выиграть, а уже потом начинать войну.

В марте 2022 года, спустя несколько недель после начала российской военной операции на Украине, я отправился на северо-запад Норвегии, чтобы поприсутствовать на военных учениях НАТО под названием "Холодный ответ". В них принимали участие примерно 30 тысяч военнослужащих, отрабатывавших приемы арктической войны. По сценарию учений, противник вторгается в Норвегию, скандинавские страны обороняют этот регион, а солдаты из США, Британии, Франции и других стран НАТО пытаются провести десантную операцию с моря. Никто этого официально не признал, но каждая из стран-участниц исполняла свою вероятную роль в случае российского вторжения, а также подавала сигнал о единстве альянса. "Здесь мы пытаемся сделать так, чтобы в Норвегии никогда не было войны, — сказал мне один из военачальников. — Но если только мы будем об этом знать, та часть учений, что посвящена сдерживанию и устрашению, будет неэффективной".

Русским предложили направить на учения наблюдателей. То был сигнал о прозрачности. Они отказались, но это не значит, что их там не было. Во время учений мужчины с восточноевропейским акцентом пытались купить в баре у пьяных призывников норвежские военные удостоверения личности. (В ходе других натовских учений "турист" подключился к Wi-Fi в своем отеле. Видимо, его направили российские спецслужбы, чтобы он помог с проведением кибератаки.) Из-за дефицита жилья в удаленных арктических городках часто происходят спонтанные встречи с важными людьми. Как-то раз, когда я ел в переполненном баре гостиницы бургер с олениной, мимо меня прошли командующие вооруженными силами Норвегии и Швеции.

Однажды утром пресс-секретарь норвежских сухопутных войск провел меня через несколько постов к палатке, где менял носки командир норвежской Северной бригады Пол Берглунд (Pål Berglund). Он почти две недели жил в десантном отсеке БМП, руководя оттуда обороной Норвегии. Бригада Берглунда — одна из самых северных частей сухопутных войск на земле. Поэтому его солдаты также учат союзников преодолевать трудности арктических условий, когда замерзают кабели, густеет смазка, заклинивает оружие, а машины застревают в снегу. "Если ты в джунглях и всё делаешь неправильно, ты всё равно проживешь там неделю — другую, — сказал Берглунд. Но если ты всё делаешь неправильно в Арктике, ты замерзнешь до смерти в считанные часы".

На заправке я случайно встретил командира батальона, охраняющего северную границу Норвегии с Россией. Он пригласил меня в Киркенес, и спустя несколько недель я впервые отправился туда. Была середина апреля, и воздух прогрелся намного выше нуля, что весьма необычно и не по сезону тепло для района, находящегося в 400 километрах к северу от Полярного круга. Дождь колотил в окна автобуса, везшего нас из аэропорта в город. Командир одной из рот Фредрик Ходнефьелл (Fredrik Hodnefjell) отправил меня вместе с дозором на патрулирование вдоль реки Пасвик, которая отделяет Норвегию от России. Поначалу он хотел, чтобы мы ехали по замерзшей поверхности реки, но это уже было небезопасно. Лед должен был продержаться еще пару недель, но в Арктике теплеет в четыре раза быстрее, чем в других местах на нашей планете.

Ходнефьелл заехал за мной в городе, и мы отправились к реке. Дорожный указатель на норвежском и русском языке говорил о том, что мы едем в направлении российского Мурманска, где размещается Северный флот. Мы проехали минут десять, после чего остановились и вышли из машины. Перед нами стояли два пограничных столба: желто-черный на норвежской стороне и красно-зеленый с российским гербом на стороне России. Вдали мы увидели маковку русской православной церкви.

Там царила абсолютная тишина. Не было никаких признаков людей, не было следов животных на снегу. "Сейчас за нами наблюдают", — сказал Ходнефьелл.

"Русские?" — спросил я.

"Нет, наши", — ответил он.

Во второй половине дня мы сели на снегоход и отправились в сосновый лес на наблюдательную вышку, откуда виден российский город Никель, получивший свое название в честь металла, который там когда-то добывали. На фоне линии деревьев видны огромные трубы горнометаллургического комбината. Еще недавно они отравляли своим дымом воздух по обе стороны реки, но сейчас шахта закрыта. Мы взобрались на наблюдательную вышку, где небольшая группа призывников постоянно следит за границей. Один из них заметил: "Как это странно, я очень хорошо знаю, как выглядит Никель, хотя ни разу там не бывал".

Ходнефьелл вручил мне бинокль и указал пальцем на полуразрушенное бетонное строение на российской стороне. Под ним находится Кольская сверхглубокая скважина. Это дыра диаметром 20 сантиметров, которую пробурили на глубину 12 километров в попытке пробить земную кору. Затея не удалась, но это было одно из последних достижений Советского Союза: самое глубокое отверстие на планете.

В следующие два года я несколько раз возвращался в этот регион. Кульминацией стало мое трехмесячное пребывание там во время полярной ночи. Оно совпало по времени с почти постоянной деятельностью военных, которые проявляли активность на суше, в море и в воздухе. Финские истребители отрабатывали взлет и посадку на удаленных дорогах, а саперы ставили взрывные устройства на ведущих в Россию маршрутах. Норвежцы обучали украинских спецназовцев в безлюдных фьордах. НАТО провела свои первые учения с участием Швеции и Финляндии в качестве членов альянса. А американцы швартовали атомные ударные подводные лодки в арктическом порту Норвегии. (Российские рыболовецкие суда всё это время околачивались в порту, ссылаясь на проблемы с двигателями, и как будто искали предлог, чтобы поближе подобраться к субмаринам.)

Чтобы лучше понять приготовления военных, я проехал примерно 70 километров вдоль границы. В основном я делал это на снегоступах, иногда пешком или на лыжах. Спал я вместе со срочниками на удаленных заставах, где стены покрываются слоем льда. В этом приграничном регионе каждый день наполнен геополитической значимостью, а ставки чрезвычайно высоки и даже физически заметны в виде немногочисленных объектов инфраструктуры посреди дикой и негостеприимной глухомани: шары антенн РЛС, посты прослушивания, релейные вышки и военная сеть СВЧ-связи. Во время патрулирования границы в ноябре прошлого года в горной местности с видом на долину российской реки Печенги я вместе с двумя солдатами попал в снежную бурю при минус двадцати градусах Цельсия, в которой было практически невозможно отличить небо от земли. Вокруг нас была только холодная белизна и пустота. Вскоре после полудня всё окрасилось в синие и серые тона, а потом стемнело.

Нас вел за собой солдат срочной службы Йорген Беннингстад (Jørgen Benningstad). Шедший позади меня Николай Торсен (Nikolai Thorsen) тянул за собой санки с припасами. Мы останавливались каждые полчаса, чтобы доложить обстановку и координаты по закрытой радиосвязи.

Спустя три часа мы подошли к пустой военной хижине, где не было ни воды, ни электричества, но была маленькая дровяная печь. Беннингстад и Торсен по очереди дежурили на наблюдательном посту размером два на полтора метра, который находился ниже по склону в 200 метрах от хижины. Там была направленная на Россию подзорная труба. В хижине был маленький стол, где лежали их радиостанции и прибор ночного видения. Но из-за плохой погоды вести наблюдение было бессмысленно, и поэтому Торсен открыл окно и начал слушать. "Увидеть мы никого не увидим, а вот услышать можем", — сказал он. Торсен стоял не двигаясь, высунув голову из окна, нагнув шею и повернувшись одним ухом к границе. Арктическое безмолвие было абсолютным, и мы даже могли услышать шум автомобильных шин в нескольких километрах на российской территории.

Беннингстад и Торсен менялись каждые четверть часа. Один слушал, высунувшись из окна и морозя уши, а второй в это время отогревался у печки. Спустя два часа они погасили огонь в печи, собрали вещи, и мы снова отправились в темноту. Я не заметил ни одного русского на границе, а на сторожевых вышках они выглядели, как точки. Но каждый дозор — это утверждение суверенитета страны, своего рода сигнал, говорящий о том, что мы наблюдаем за ними, пока они наблюдают за нами.

Наиболее тщательно охраняемые государственные секреты в нашем мире относятся к способности государства уничтожить врага, одновременно лишив его возможности нанести ответный удар. Пожалуй, самая важная тайна — это точное местонахождение атомных подводных лодок. Российские субмарины известны своей малозаметностью, а на борту они могут нести до 16 баллистических ракет большой дальности, пуск которых можно осуществлять в подводном положении. Самые современные из этих ракет весят приблизительно 36 тонн и имеют несколько термоядерных боеголовок, каждая из которых может произвести взрыв во много раз мощнее атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. Один такой "бумер", как называют эти субмарины, может превратить в радиоактивную пустыню целую страну. Это надежный российский щит безопасности, требующий огромных капиталовложений, и защита таких подводных лодок является высшим приоритетом.

Россия расположена в 11 часовых поясах, и у нее самая длинная береговая линия в Северном Ледовитом океане. Северный флот является главным средством ядерного сдерживания и устрашения для этой страны, но его подводные лодки стали "узниками географии", как выразился писатель Тим Маршалл. Базой для этого флота является Кольский полуостров, находящийся в зоне досягаемости норвежских станций радиоэлектронной разведки. Однако флот невозможно переместить дальше на восток, потому что Баренцево море — это единственная часть российского Заполярья, где есть не замерзающие круглый год порты. Следуя в Атлантику, подводные лодки всякий раз вынуждены проходить мелководье Баренцева моря, в силу чего НАТО может следить за их перемещениями.

В июне прошлого года я вместе с американским экипажем совершил полет на борту одного из самых современных охотников за подводными лодками — самолета Р-8 "Посейдон". Мы вылетели из Исландии и направились на северо-восток к Кольскому полуострову. На третьем часу полета ведущий пилот Сандип Аракали (Sandeep Arakali), 28-летний аэрокосмический инженер с двумя дипломами Стэнфордского университета, посмотрел в иллюминатор и заметил справа от нас самолет-заправщик ВВС США. Пора было проводить дозаправку в воздухе, чтобы увеличить полетное время для выполнения поставленной задачи. Два самолета, летевшие со скоростью 800 километров в час, точно прибыли в указанную точку над международными водами в назначенное время.

Аракали приблизился к заправщику сзади и пристроился немного ниже. Огромный самолет загородил весь вид спереди. Четыре гигантских реактивных двигателя закрыли даже мое периферическое зрение. Аракали склонился над приборами управления и вытянул шею вверх. Руки у него страшно тряслись под напором невидимых мне сил. Казалось, что Р-8 стоит на месте рядом с заправщиком. В хвостовой части KC-135 на животе лежала молодая женщина, которая смотрела через маленький треугольный иллюминатор прямо на Аракали. Она направила топливопроводную штангу в верхнюю часть "Посейдона". Прямо над нами в баки потекло топливо — две тонны в минуту. Затем штанга отсоединилась, и Аракали начал снижение над Баренцевым морем.

Ведя охоту на субмарины, экипаж "Посейдона" обычно летит на малой высоте, которая порой составляет менее 200 метров. Этот самолет похож на "Боинг-737", но позади кабины есть только два больших иллюминатора, чтобы фотографировать боевые корабли, вспомогательные суда и прочие объекты, представляющие интерес. Остальная часть самолета — это закрытая труба, наполненная аппаратурой наблюдения и компьютерами. Экипаж сбрасывает в воду гидроакустические буи, которые создают трехмерную звуковую карту подводного пространства и показывают, когда по нему проходят субмарины. Эта информация передается на натовские корабли и подводные лодки, которые непрерывно следят за русскими после возвращения Р-8 на аэродром.

Но в ту ночь экипаж собирал разведывательные данные не о субмаринах, а о российских надводных кораблях: об эсминце из состава Северного флота, о разведывательном корабле, о "гидрографическом исследовательском судне" советской постройки, которое эксплуатирует ВМФ России. Они как могли прятались под дождевыми облаками и за завесой шторма, из-за чего "Посейдону" было сложно к ним подобраться. Аракали и второй пилот летели на высоте чуть больше 300 метров над поверхностью океана. Операторы РЭБ и акустики неотрывно следили за экранами. "С каждым проходом мы стараемся максимально увеличить площадь поверхности для аппаратуры обнаружения и прочего оборудования по сбору данных", — сказал мне Аракали.

Эти воды также патрулировали норвежский фрегат и британский эсминец. Когда P-8 завершил свой разведывательный полет, экипаж пролетел над ними, демонстрируя поддержку союзникам по НАТО. Мы надели спасательные жилеты. Это стандартная практика, когда самолет снижается и летит на высоте менее 300 метров. Машиной управлял самый молодой пилот в экипаже, 26-летний лейтенант Расти Джойс (Rusty Joyce). Почти все члены экипажа носили усы. Были они и у Расти, но такие жидкие, что увидеть их можно было только вблизи. Он пролетел над кораблями на высоте 100 метров, а потом решил сделать еще один заход и резко накренил машину. Я сидел у иллюминатора и смотрел, как с океанских волн срывается пена и летит мимо кончика крыла.

Российский оператор связался с экипажем на общедоступной аварийной частоте. "Земля, Земля, Земля — Дельта Эко Айвори Игл", — сказал он, используя позывные и протоколы, принятые во времена холодной войны. Экипаж Р-8 ответил, подтверждая свое присутствие у берегов Кольского полуострова. Иногда российские истребители сопровождают самолеты Р-8, провожая их подальше от своих берегов.

Позже авиадиспетчер киркинесского аэропорта рассказал мне, что слышал переговоры между русскими и Р-8 у побережья. "Для нас это нормально", — сказал он. Диспетчер вырос в Киркенесе в 1960-е годы. Тогда русские атомные подлодки время от времени проникали тайком в Варангер-фьорд, находящийся рядом с городом. В период постсоветского мира было непривычное затишье, заявил он. Затем в 2017 году российское подразделение РЭБ установило глушитель сигналов GPS в горах напротив Киркенеса, из-за чего один самолет едва не потерпел крушение. Поначалу сигналы глушили время от времени. Сейчас это происходит почти каждый день. Авиадиспетчер вздохнул. "Мы вернулись во времена холодной войны, — сказал он. — И мне кажется, это будет продолжаться до конца моей жизни".

Йохан Роалдснес время от времени устраивает собрания действующих и бывших офицеров-разведчиков в заброшенном полицейском участке, который выходит окнами на российскую территорию и находится совсем недалеко от Киркенеса на берегу реки Пасвик. Они пьют водку, ходят в сауну, прыгают в реку. Отставные разведчики порой страдают от ощущения собственной бесполезности, сказал Роалдснес. Они отрезаны от информации и от источников, в которые погружались всю свою карьеру. Но эти люди — подлинный кладезь знаний. Пока Россия не присоединила Крым, норвежские службы безопасности не называли открыто самую крупную российскую спецслужбу ФСБ своим противником. А затем, сказал Роалдснес, "пришлось связаться с контрразведчиками времен холодной войны, стряхнуть с них пыль, выслушать и собрать их идеи и соображения, а потом заняться делом".

По оценкам P.S.T., в управлении ФСБ в Мурманске по ту сторону границы работают примерно 300 человек. Многие из них проводят операции в Киркенесе и в окружающей его сельской местности, проверяя на прочность норвежскую систему обороны и критическую инфраструктуру. "Они собирают разведсведения тралом, — сказал мне Роалдснес. — Количество — это их форма качества".

Роалдснес был старшим из трех детей в семье. Родился он в 1984 году, а вырос на маленьком острове у западного побережья Норвегии. Его отец был священником, а мать работала в муниципалитете. Роалдснес учился на механика, а потом поступил на факультет физики Бергенского университета.

"Приехав в университет, я не знал ни одного человека, — вспоминал он. — Я начал заниматься бразильским джиу-джитсу". Его спарринг-партнер, работавший в местной психиатрической больнице, набирал на работу юношей, умевших усмирять буйных пациентов. Рост у Роалдснеса почти метр девяносто. У мужчины темные волосы и спортивное телосложение. Он согласился работать в больнице и уже скоро "изолировал пациента вместе с двумя сотрудниками полиции". "Я понятия не имел, что такое полицейская деятельность и поддержание порядка, потому что на острове, где я рос, никакой полиции не было. Я в то время размышлял о том, чему посвятить свою жизнь, и поэтому спросил полицейских: "Каково это — поддерживать закон и порядок?" А они ответили: "Да нормально". На следующее утро он подал документы в полицейскую академию. "Я часто действую инстинктивно, — сказал он мне. — У меня нет генерального плана".

Проучившись три года в полицейской академии, Роалдснес побывал на Дне карьеры, где познакомился с полицейским вербовщиком из второй по величине и самой малонаселенной норвежской провинции Финнмарк, находящейся на северо-востоке в Арктике. По площади Финнмарк в два с лишним раза больше Нью-Джерси, но там живет всего 7 500 жителей. В Финнмарке есть два крупных морских месторождения нефти и несколько маленьких городков, включая Киркенес. Одним из главных работодателей в этой провинции является норвежская армия.

Осенью 2010 года Роалдснес приехал в полицейский участок административного центра Финнмарка Вадсё. Этот городок находится на противоположном от Киркенеса берегу Варангер-фьорда. На винтовом самолете туда можно долететь за восемь минут, но дорога на машине по периметру фьорда займет два с половиной часа.

Роалдснесу самым интересным местом в Вадсё показался центр беженцев, где было более 200 комнат. Его обитатели составляли приблизительно 17% населения городка. Многие приехали из Афганистана и из Восточной Африки. Там также было несколько чеченцев. "Уровень преступности в центре был весьма высок, а люди там часто дрались, — сказал Роалдснес. — Поэтому я спросил начальника местной полиции, не разрешит ли он мне курировать со стороны полиции этот центр беженцев".

Большая часть проблем возникала из-за стычек между различными этническими группами. Роалдснес говорит об этом так: "Проблемы разноязычия, низведенные до насилия". Он решил создать сеть источников внутри разных общин, чтобы разрешать конфликты до совершения преступлений. Роалдснес вербовал людей, которые сообщали ему обо всём, что происходит. Отъявленных правонарушителей отправили подальше на юг, и драк стало меньше.

Затем в 2014 году живший в центре молодой чеченец уехал в Сирию воевать за ИГИЛ*. Вскоре за ним последовали еще три чеченца из Вадсё. Тогда Роалдснеса пригласили работать в службу безопасности P.S.T. "Всё было сосредоточено на Сирии, рассказал он. — Мы старались выяснить, в каких группировках они состоят, и поддерживают ли они связи с людьми на родине".

На следующий год ИГИЛ* начал направлять своих агентов в Европу, где те растворялись среди сотен тысяч беженцев и мигрантов, прибывавших из Африки и с Ближнего Востока. Внезапно беженцы стали приезжать на единственный официальный пункт пропуска на российско-норвежской границе, находящийся в 10 километрах от Киркенеса в Стурскуге. "Это началось в мае с небольшого потока, — рассказал мне Роалдснес. — И вдруг произошел настоящий всплеск". Он и другие сотрудники P.S.T. быстро поняли, что "что-то здесь не так". Идея о том, что миграционный маршрут в Арктике появился сам по себе, совершенно не вписывалась в реалии безопасности на Кольском полуострове. Никто не может попасть в Стурскуг из России без визы или без письменного разрешения ФСБ, которая занимается охраной границы.

Пересекать границу пешком противозаконно, но мигранты узнали про одну лазейку. Последние несколько сотен метров они преодолевали в инвалидных колясках и на дешевых детских велосипедах. У P.S.T. возникла уверенность, что русские целенаправленно переправляют мигрантов, чтобы спровоцировать рознь среди норвежского населения и проверить, где пределы гуманности этой страны. "Поначалу это было неприятное чувство — думать о том, что русские делают это нарочно: используют в своих целях беженцев, являющихся самой уязвимой частью общества", — сказал Роалдснес. Демографический состав вновь прибывших вызывал подозрения о причастности ФСБ. Сначала приезжали в основном сирийцы. А потом, рассказал Роалдснес, мы увидели, что приезжает всё больше и больше беженцев из множества других, очень странных государств. Всего таких стран было 47. Еще более странным показалось то, что многие из вновь прибывших говорили по-русски. Они жили в России много лет, и у них был местный вид на жительство. Один беженец учился на последнем курсе медицинского института.

Вскоре стало понятно, что некоторые мигранты получили задачи по ведению разведки. Кое-кто задавал "необычные вопросы". Другим, совершенно очевидно, дали указание делать селфи на фоне норвежских полицейских и сотрудников спецслужб.

Один из таких людей ранее работал государственным чиновником в азиатской стране, но бежал оттуда, так как ему предъявили обвинения в совершении уголовного преступления. В Мурманске его задержала и допросила ФСБ. Ему было сказано, что, если он не согласится сотрудничать и не подтвердит свое согласие выполнением полученного задания, ФСБ сообщит властям его страны, где он находится. "Русские проинструктировали этого человека, что, перейдя границу, он должен заявить о наличии у него крайне важной для Норвегии секретной информации, рассказать, какую высокую должность он занимал в своей стране, и постараться войти в контакт с норвежской разведкой, — сказал Роалдснес. — Наверное, цель состояла в том, чтобы выяснить, как люди из числа мигрантов оказываются в вербовочных сетях P.S.T. или военной разведки. Есть ли какой-то конкретный дом? Как они это делают? Как они ведут допросы? Проверяют ли они сотовый телефон вербуемого?" Этот человек получил указание отсылать доклады своему куратору из ФСБ посредством неотправленных черновиков сообщений в аккаунте соцсетей.

Мужчина сдался норвежским властям на границе и всё им рассказал. "Основываясь на его подробных объяснениях, мы пришли к выводу, что он, скорее всего, говорит правду", — сказал Роалдснес.

"То есть, он немедленно сознался?" — спросил я.

"Да, — ответил он. — Но не исключено, что так и было задумано". Через какое-то время этого человека депортировали на родину.

К декабрю 2015 года границу в Стурскуге перешли свыше пяти тысяч просителей убежища. В один из дней их было 196 человек. "В тот день было минус пятнадцать", — вспомнил Роалдснес. Некоторые беженцы были настолько легко одеты, что, если бы их не пустили в Норвегию, они бы наверняка умерли. Через какое-то время норвежское правительство объявило, что Россия является безопасной страной для искателей убежища, и начало их разворачивать на границе. Велосипеды наконец-то исчезли.

Роалдснес женился на сотруднице полиции Сюнне, и в 2018 году они переехали в Киркенес. Его жена возглавила оперативный отдел финнмаркской полиции, а он несколько лет руководил информационно-аналитическим отделением. Два года назад Роалдснес стал начальником регионального управления полицейской службы безопасности P.S.T. "Это как ежедневная игра в шахматы на работе. Всё это время у нас очень слабые представления о правилах и о том, какие фигуры в игре, — рассказал он. — В контрразведке важно всё время развиваться и совершенствоваться, важно замечать новые невидимые угрозы".

Недавно российские спецслужбы изменили тактику своей деятельности, перейдя от профессионального шпионажа к диверсиям и ликвидациям, чем часто занимаются агенты одноразового использования, которыми можно пожертвовать. Это случайные люди, часто преступники, которых вербуют в Telegram, а платят криптовалютой или наличными. "Русские больше не видят никаких минусов в том, что их операции разоблачают, — сказал Роалдснес и вздохнул. — Они погубили великолепную шпионскую игру этой глупой войной".