Выборы в Египте и арабская весна

На прошлой неделе в Египте состоялись президентские выборы. Ни один из кандидатов не получил 50 процентов голосов, в связи с чем между двумя ведущими претендентами пройдет второй тур голосования. Первый кандидат, Мухаммед Мурси (Mohammed Morsi), представляет Партию свободы и справедливости из движения «Братья-мусульмане», и в первом туре он набрал 25,3 процента голосов. Второй кандидат Ахмед Шафик (Ahmed Shafiq). Этот бывший командующий ВВС Египта и последний премьер-министр в администрации Мубарака получил 24,9 процента голосов. Конечно, были обвинения в нарушениях, однако в целом результаты соответствуют действительности. Исламистская фракция показала исключительные результаты на парламентских выборах, и страх перед появлением президента-исламиста заставил многих, в том числе, многочисленную коптскую общину, поддержать кандидата от прежнего режима, который хоть как-то обеспечивал им безопасность.

Мурси и Шафик, по сути дела, показали одинаковые результаты в первом туре, и второй тур может выиграть любой из них. Преимущество Мурси в том, что он пользуется поддержкой исламистов и тех, кто опасается Шафика на посту президента и возможного возврата к прежнему режиму. Преимущество Шафика в том, что он выступает от лица противников исламистского режима. Вопрос сейчас в том, кто получит поддержку не исламистской, светской части населения. Эти люди выступают против обеих фракций, но теперь им придется выбирать одного кандидата из двух. Если их антиклерикализм окажется сильнее, чем ненависть к прежнему режиму, то они пойдут за Шафика. Если нет, они поддержат Мурси. И конечно же, сегодня не ясно, согласится ли Верховный совет вооруженных сил, правящий Египтом после свержения Мубарака, уступить свою реальную власть одному из кандидатов, особенно в условиях, когда даже конституция в стране не составлена и не принята.

Не так себе представляли итоги арабской весны в Египте страны Запада и многие жители этой страны. Их ошибка состояла в том, что они переоценили значимость светских сторонников демократии, представительность выступавших против Мубарака демонстрантов в целом, а также степень их приверженности демократии западного образца в противовес той демократии, которая представляет исламистские ценности.

Больше всего была недооценена та степень поддержки, которой пользуется военный режим без Мубарака. Бывший премьер-министр этого режима Шафик вполне мог одержать победу. Этот режим не вызывал страстной поддержки у населения, и его не всегда и не все уважали, однако он служил интересам широких народных масс. Египет - это космополитическая страна, где многие по-прежнему всерьез воспринимают идеи создания арабского, а не исламистского государства. Они опасаются «Братьев-мусульман» и радикальных исламистов, и не очень верят в то, что другие партии, скажем, занявшие третье место социалисты, смогут их защитить. Для некоторых, например, для коптов исламисты представляют угрозу самому их существованию. Известно, что военный режим, несмотря на все его недостатки, был оплотом борьбы против «Братьев-мусульман». Старый порядок привлекает тем, что его все знают. А вот что получится из «Братьев-мусульман», не знает никто. И это пугает сторонников светского образа жизни. Они предпочли бы жить при прежнем режиме.

В ходе арабской весны было не понято и недооценено следующее обстоятельство. Да, в Египте было демократическое движение, либеральные демократы, стремившиеся к созданию режима по западному образцу. Но не они формировали настроения в обществе. Их формировали представления о всенародно избранной исламистской коалиции, стремящейся к созданию режима на основе исламских религиозных ценностей.

Запад смотрел на Египет и видел то, что хотел и надеялся увидеть. Люди Запада смотрели на египтян и видели себя. Они думали, что военный режим действует, полагаясь исключительно на жестокую силу и не пользуясь народной поддержкой. Они видели призывающее к свержению режима массовое движение и полагали, что основную его часть приводит в действие дух западного либерализма. В результате мы становимся свидетелями решающего сражения не между либеральными демократическими массами и рушащимся военным режимом, а между представителем все еще сильного и влиятельного режима (Шафик) и «Братьями-мусульманами».

Если мы сегодня понимаем ошибки в представлениях о египетской революции, то мы можем также начать понимать ошибки в представлениях о Сирии. Казалось, что в Сирии тоже рушится ненавистный режим. Казалось, там зародилось демократическое восстание, представляющее значительную часть населения и стремящееся сменить режим Асада на новую власть, которая будет соблюдать права человека и демократические ценности в их западном понимании. Все ждали, что режим может пасть в любой момент под напором его оппонентов. Но как и в Египте, режим не пал, и история здесь гораздо сложнее.

Сирийский президент Башар аль-Асад руководит жестокой диктатурой, унаследованной им от отца. Этот режим находится у власти с 1970 года. Возможно, он непопулярен среди большинства сирийцев. Но он также пользуется значительной поддержкой. Эту поддержку ему оказывает не просто асадовская секта алавитов, но и другие меньшинства страны, а также многие представители среднего класса из числа суннитов. Эти люди неплохо жили при нынешнем режиме, и пусть им многое в нем не нравится, они не очень-то хотят получить новую власть, поскольку там могут взять верх исламисты, чье отношение к ним непонятно. Может, они и не являются активными и энергичными сторонниками нынешнего режима, но все равно его поддерживают.

У оппозиции тоже есть сторонники, и не исключено, что это большая часть народа Сирии. Но они, как и египетская оппозиция, расколоты и разделены между враждующими идеологиями и личностями. Вот почему прошлогодние надежды Запада на Сирию не сбылись. Режим, пусть и непопулярный, пользуется поддержкой, и эта поддержка помогает блокировать расколотую оппозицию.

Одна из проблем западных обозревателей заключается в том, что они следуют ориентирам, заданным революциями 1989 года в Восточной Европе. Там правящие режимы были по-настоящему непопулярны. Их непопулярность объяснялась тем, что они были навязаны извне - Советским Союзом после Второй мировой войны - а их правительства считались инструментами иностранного государства. В то же время,  у многих восточноевропейских стран были либеральные демократические традиции, и они, как и остальная Европа, являлись исключительно светскими государствами (за некоторыми исключениями, касающимися Польши). Там существовало единодушное мнение, что государство нелегитимно, и что желанной альтернативой ему является демократия европейского образца. Стремление стать частью демократической Европы по-настоящему овладело национальным самосознанием.

Арабская весна была другой, однако западные страны не всегда понимали эти отличия. Режимы там появлялись не в результате навязывания извне. Идеология Гамаля Абдель Насера насеризм (а этот человек основал современное египетское государство и заложил основы для попыток осуществления арабской революции) не была навязана извне. На самом деле, это было антизападное движение, выступавшее против европейского империализма и американской агрессии. Когда Хафез Асад устроил свой переворот в Сирии в 1970 году, и когда Муаммар Каддафи организовал свой в Ливии в 1969-м, то были националистические движения, направленные на утверждение национального самосознания и антизападной ориентации.

Безусловно, то были наглые милитаристские режимы. Насер, воодушевленный примером отца Турции Мустафы Кемаля Ататюрка, считал, что его революция должна быть светской и представляющей настроения масс, а не просто демократической в западном понимании. Он видел в вооруженных силах самый современный и представляющий всю нацию институт. Он также видел в армии защитницу светского государства.

Прокатившиеся по арабскому миру с 1950-х по начало 1970-х годов военные перевороты считались националистическими, антиклерикальными и антиимпериалистическими. Их оппонентов назвали представителями западных интересов, коррумпированными и устаревшими режимами с прочными религиозными связями. Новые режимы не были либеральными, то есть, они не выступали за свободу слова и политические партии, однако претендовали на то, что представляют интересы своего народа. И в значительной степени, особенно в начале, эти претензии были вполне оправданы.

Когда Египет сблизился с Соединенными Штатами, и когда распался Советский Союз, с которым были близки многие из этих государств, представления о националистическом характере данных режимов ослабли. Но не исчезли. Безусловно, их никогда не считали режимами, навязанными иностранными армиями, как это было в Восточной Европе. Да и светский характер этих режимов не претерпел изменений. Они не были либеральными демократиями, но они и не создавались как таковые. А с точки зрения Запада, это обстоятельство делало нелегитимным все остальное.

Запад забыл, что эти режимы возникли как выражение националистических настроений против его же западного империализма. Чем активнее Запад вмешивался в их дела, как в Ираке, тем большей поддержкой пользовались эти режимы, по крайней мере, их принципы. Но Запад не всегда понимал и осознавал главное: что требование о проведении демократических выборов превратится в поле битвы между светскими и религиозными тенденциями, а не в то горнило, из которого появится либеральная демократия западного образца. Запад также недооценил то, с какой решительностью эти режимы защищали свои религиозные меньшинства от враждебного большинства, делая это как раз в силу своей недемократичности. Копты в Египте цепляются за старый режим как за своего защитника. Алавиты видят в сирийском конфликте борьбу за собственное выживание.

Эту дилемму просто идеально демонстрируют сегодняшние результаты выборов в Египте, где бывший генерал и премьер-министр режима Мубарака выступает против представителя «Братьев-мусульман». Это тот режим, который создавал Насер. Он является защитником светского государства и прав меньшинств от тех, кто создает опасность навязывания религиозных законов. Может, режим этот при Мубараке и стал коррумпированным и безнравственным, но он до сих пор представляет настроения и интересы значительной части египтян.

«Братья-мусульмане» могут одержать победу, и в этом случае очень важно то, что сделает египетский военный совет. Однако мысль о том, что египтяне в подавляющем большинстве поддерживают демократию западного стиля, просто не соответствует действительности. Египтяне и жители других арабских стран сражаются из-за проблем, порожденных их собственной историей. А в этой истории военные и созданные ими государства сыграли героическую роль в утверждении национализма и светскости. А у невоенных светских партий нет такой традиции, из которой они могли бы черпать силы.

Во многих арабских странах, переживших преобразования насеризма, армия по-прежнему является гарантом защиты от исламистов и прав ряда религиозных меньшинств. Эти меньшинства являются врагами усиливающихся религиозных фракций и группировок. Данные фракции и группировки могут взять верх, но кто бы в итоге ни победил, результат будет не таким, на который рассчитывали многие поборники и почитатели арабской весны. Все в итоге свелось к военным и исламистам. И вопрос сегодня уже не в том, против чего они выступают. Вопрос в том, за что они стоят. Арабский мир это не Прага и не Будапешт, и быть ими он не хочет.