Действие происходит в Монпелье. Президент приехал в пригород этого средиземноморского города, в «чувствительный» (неблагополучный в плане безопасности — прим. ред.) квартал, находящийся под неустанным наблюдением местного префекта. То есть обычного либерального месье, который терпит то, что люди здесь чувствуют себя как брошенные в «каменных джунглях», потому что он, префект, не хочет проблем для себя. Он один из тех префектов, которые предупреждают своих мэров: «Никакой полиции во время Рамадана, это было бы провокацией!» Но вот, сюда приехал глава государства месье Макрон — и это все меняет. Мы ведь привыкли чаще видеть его сидящим за столом в Елисейском дворце, объявляющим об ограничениях, подобно тому, как Черчилль объявлял бомбардировки — воинственным тоном, с притворной, плохо сыгранной решимостью и торжественностью.
Глубокое отчаяние
Он вернулся в народ, но, словно школьник, больше слушает и не отвечает. Неужели он извлек последние уроки проснувшегося антирасизма в той его "пробужденной" политкорректной разновидности, которая рекомендует белым заткнуться? Куда делось его элегантное острословие, присущее ему в начале президентского срока, когда он так высокомерно говорил о проблемах молодых людях без работы, рабочих без заводов, фермеров без доходов, а также сотрудников больниц, которым некуда класть пациентов из-за отсутствия коек? Что это он (Макрон) не хочет потрепаться про инфицированных без границ? Теперь он скромно молчит на фоне беззащитных учителей, оставшихся без наказания подонков; преступников, по которым плачет тюрьма; джихадистов, которым так необходим пинок под зад из страны. Неуравновешенных людей без царя в голове и Бога в душе, называвшихся раньше просто психами. И все это на фоне мечетей, где за государственные субсидии занимаются сомнительной деятельностью.
Он внимательно слушает женщину в исламском платке-хиджабе, которая рассказывает о своем отчаянии. Ее сын спросил, есть ли в жизни люди, которые на самом деле носят имя «Пьер», или такие персонажи существуют только в сказках, а не в реальной жизни. Малыш видел волков по телевизору, а вот набрести на французского «Пьера» в реальной жизни маленькому жителю мигрантского пригорода Монпелье так и не пришлось. Ребенок, разумеется, слишком мал, чтобы знать, что, когда какой-либо Мухаммед нападает на старую даму из-за ее кошелька или лишает молодую особу невинности, пресса быстренько "перекрещивает" его то в Пьера, то в Поля, то в Жака. Малыш, возможно, даже не знает, что слово «пьер» означает еще и камень, который бросают в полицейских, когда криминальная субботняя ночная лихорадка захлестывает кварталы подобно интифаде.
Эта милая сердцу Франция
«Я отправила своих детей в Сен-Жан, чтобы они увидели республиканскую школу, где наблюдается настоящее этническое разнообразие, чего, к сожалению, я теперь больше не вижу. Это нормально, господин президент?» — добавила женщина в хиджабе, которая тем не менее переживает за своих детей, которые живут в Монпелье, как в Алжире. Никто не услышал ответа, но во всей Франции, в стране, где, как заявил кандидат Макрон в 2017 году, «нет французской культуры, но есть разные культуры во Франции», миллионы французов могли бы подсказать смущенному президенту Макрону правильный ответ. «Но, мадам, разве Вы не видите то, что изменилось во Франции, что сломалось в этой стране Вашего детства? Сломались — Вы, проблема — Вы. Ведь это ваше поведение заставило всех этих юных блондинок и блондинов из коренного населения бежать из пригорода, где вы живете? Кто еще заставил уехать всех тех, кто не был убежден, что ислам — это мир? Всех тех, кого мусульмане в городах сочли несовместимыми с исламом и с собой в иной роли, нежели в роли легкой добычи? Вы и Ваш платок — это лишь видимая часть того огромного подводного айсберга, к которому медленно и неумолимо движется океанский лайнер „Франция" в полной уверенности своей непотопляемости».
Миллионы французов могли бы даже предложить президенту созвать гражданский съезд, чтобы обсудить этот вопрос и выдвинуть предложения. Они, несомненно, попросили бы его, если бы им было предоставлено слово по этому поводу, организовать референдум для принятия решений. Но только тогда префект из пригорода Монпелье наверняка посоветовал бы президенту забыть об этой популистской идее, одной из тех идей, которые «разжигают ненависть и разделяют французов». И опять мы услышали бы одну из знакомых нам формулировок: «Нет, господин президент, не нарушайте мертвый штиль в нашей глубинке, это было бы провокацией!»