Интервью с Минксин Пейем (Minxin Pei) - руководителем Центра международных и стратегических исследований Кека в Калифорнии. Родился в Китае, в 80-е годы переехал в США, был директором китайской программы в Фонде Карнеги Вашингтоне, в 2008 году был включен в список 100 важнейших интеллектуалов британского журнала Prospect.
Премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао прибыл с визитом на Аравийский полуостров. Он уже побывал в Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратах, также он посетит Катар. В то время как вокруг одного из основных поставщиков нефти, Ирана, сгущается атмосфера, Китай укрепляет сотрудничество с арабскими игроками рынка энергоресурсов. Китайский консорциум уже подписал договор с Саудовской Аравией на продолжение строительства начатого американцами нефтеперерабатывающего завода в Янбу.
Rzeczpospolita: Зачем Вэнь Цзябао отправился на Аравийский полуостров?
Минксин Пей: За энергетическими ресурсами. Основной поставщик нефти для Китая – это Саудовская Аравия, на втором месте – ОАЭ. А Катар – ключевой экспортер газа. Пекин заинтересован в углублении экономических отношений с этими странами на случай кризиса в регионе. Особенно нестабильна ситуация в Иране. На переговорах эта тема будет преобладать. Хотя этот визит важен для Китайской энергетической безопасности, сложно ожидать подписания каких-либо договоров.
- Насколько опасную угрозу для Китая представляет возможное перекрытие Ираном Ормузского пролива?
- Представим, что разгорается конфликт с участием США, происходит блокада пролива. Путь для транспортировки саудовской нефти перекрыт. Допустим, на вторичном рынке – 6-8 млн баррелей нефти. В стратегических топливных резервах Запада находится около 1, млрд баррелей. Китай же исчерпал бы свои запасы меньше, чем за неделю. Сейчас Пекин платит за нефть 0,5 млрд долларов в день, за 100 дней – это 50 млрд долларов. Если бы блокада продлилась столько, Китаю пришлось бы потратить вдвое больше, потому что цены на нефть могли бы за одну ночь вырасти в два раза. Так что блокада может означать угрозу экономической рецессии, поэтому Китай сопротивляется против введения санкций в отношении Ирана.
- Как повлияла бы блокада на отношения между Пекином и Вашингтоном?
- Стороны совместно пытались бы добиться возобновления движения танкеров. Пекин давил бы на Тегеран, а также на Вашингтон, чтобы тот не подогревал конфликт.
- Есть ли у Китая альтернативный рынок импорта нефти и газа помимо подверженного политическим пертурбациям Ближнего Востока?
- В краткосрочной перспективе, да. Импорт газа обеспечивают, например, Индонезия, Австралия или Россия. Хуже с нефтью, от которой Китай очень зависим: более половины ее импорта поступает именно с Ближнего Востока.
- Принесла ли арабская весна Китаю какие-то плюсы?
- Ровно наоборот. Революция нанесла удар по экономике ближневосточных государств и, соответственно, по их товарообороту с Азией. Для Китая это имело и политические последствия. Оказалось, что диктатура может быть в один миг свергнута гражданами. Хотя, конечно, нельзя сказать, что опасения Коммунистической партии Китая в этом направлении как-то заметно усилились: она находится в постоянном страхе, что в конце концов население пробудится и потребует демократических перемен.
- Как освещался ход революции в государственных китайских СМИ?
- Они уделяли им мало времени, говоря в основном о проблемах, с которыми придется столкнуться обществу после свержения диктатуры, преувеличивали аспекты насилия, связанные с дестабилизацией государства, пугали китайцев, что с падением режима страна погрузится в хаос. Во время революции Пекин поддерживал режим Каддафи. Потеряли ли он после его смерти шансы на контракты в Ливии? С диктатором у Китая были подписаны очень выгодные контракты, в основном в сфере инфраструктурных инвестиций. Когда начались столкновения оппозиции с силами Каддафи, Китай эвакуировал почти 35 тысяч своих работников, которые строили в Ливии нефтяные скважины, нефтепроводы, автострады. Новые власти переняли обязательства по договорам, потому что если бы они отказались от китайцев, неизвестно, где они смогли бы найти столько рабочих рук для завершения проектов. Кроме того китайцы прагматичны, они убеждены, что ливийцам нужны их юани и их инвестиции. А если нет, то они найдут для себя другие рынки.
- Т.е. Китай все еще заинтересован в инвестировании на ближневосточном рынке.
- Да. В особенности потому, что после революции из региона ушли многие западные компании. Они более осмотрительны, чем азиатский бизнес, и поэтому оставляют простор для экспансии агрессивным китайским компаниям, которые не боятся риска, оперируя не собственным капиталом, а деньгами китайских налогоплательщиков.
- Какие угрозы несет в себе инвестирование в стране, пережившей революцию?
- Очень высок политический риск. Нет уверенности, что руководство страны будет стабильным и защитит эти инвестиции, правовые нормы неясны или отсутствуют вообще, сложно также найти партнеров в местном бизнесе, которым можно доверять. С другой стороны, меньше конкуренция. И именно этим пользуется Китай.
- Кто в ком больше нуждается: Китай в Ближнем Востоке или наоборот?
- Определенно, второе. Шейхи в Саудовской Аравии или ОАЭ спят на нефтедолларах. То, что им нужно – это, в частности, новые технологии. Их предоставляет им Китай, но арабы точно также могут импортировать их из США или Европы. А Ближний Восток обладает столь необходимой Китаю нефтью. Государства этого региона очень сообразительны: они осознают, какую сильную позицию занимает Китай и знают, что его роль будет усиливаться, они хотят, чтобы в будущем азиатский рынок сбыта нефти стал для них своеобразной страховкой.
- Какое из государств региона сейчас наиболее привлекательно для Китая?
- Конечно же Ирак из-за его запасов нефти. Китай уже подписал с иракцами контракты на восстановление, в частности, ключевых объектов нефтяной инфраструктуры. Но пока они ждут, когда ситуация там окончательно прояснится. Ирак – гораздо более серьезный игрок на нефтяном рынке, чем, например, Ливия. Связи с Китаем важны для властей в Багдаде, ведь они хотят, чтобы в будущем азиатские рынки стали альтернативой для рынков Европы и США.