Рамон Фернандес родился восемьдесят с небольшим лет тому назад в автономной области Астурия (Asturias). Когда он был ребенком, его отец ушел сражаться на стороне республиканцев, но попал в плен к франкистам. Оставшись одна, мать посадила Рамона и двух его старших сестер на французский теплоход, доставивший их в Ленинград. «Прием, оказанный нам в СССР, был потрясающим. Мы были «детьми героического испанского народ». Стояло лето, и нам организовали торжественную встречу с духовыми оркестрами. Пришло очень много народа». Фернандеса разместили в интернате для испанских детей в нескольких километрах от Москвы. Он надеялся вернуться домой через несколько месяцев, как только силы республиканцев одержат победу. Но через некоторое время началась Великая Отечественная война. Их перевели в другой детский дом, расположенный в верховьях Волги, неподалеку от Саратова. подальше от линии фронта. В Испанию он вернулся лишь в 1971 году.
И вот сейчас, 70 лет спустя, он посмотрел кинофильм «Испанцы» режиссера Карлоса Иглесиаса (Carlos Iglesias), в котором рассказывается о первых годах, проведенных «детьми войны» в Советском Союзе. «Мне он очень понравился. Сама подача темы очень верная, хотя есть некоторые детали, которые я не очень хорошо понимаю. Они мне кажутся неправдоподобными», поясняет Фернандес.
«Первые годы, проведенные в Москве до того, как началась Отечественная война, были для нас счастливым временем. Советские люди проявляли о нас большую заботу. Мы были обеспечены едой, каждый год нам давали новую летнюю и зимнюю одежду, у нас были хорошие кровати, игрушки… В Испании у меня из игрушек, кроме обруча и деревянного волчка, ничего и не было. А русские, как только мы сели на корабль, сразу предложили нам выбрать по одной большой и одной маленькой игрушке каждому. Я взял себе ружье и машинку на веревочке и хранил их до окончания института. У каждого из нас была пара лыж и коньков. А в первое лето нас отвезли на отдых в Крым».
Испанские дети проживали в интернате вместе со взрослыми, приехавшими вместе с ними из Испании. «Тогда мы жили в очень замкнутом мире и общались только с испанцами. У нас бывали советские должностные лица, а советских детей мы не видели. Чиновники были строгими, но очень добрыми по отношению к нам. Будучи детьми, мы никогда не чувствовали ужасов сталинизма. Мы росли, убежденные в том, что Сталин – великий человек». Более того: «Всякие ограничения, если от кого-то и исходили, то скорее от функционеров Коммунистической партии Испании (КПИ), чем от КПСС. Когда встал вопрос о том, что мы можем вернуться во франкистскую Испанию, КПИ это заблокировала. Другое дело, что испанские коммунисты следовали инструкциям, которые получали из Москвы, хотя точно я не знаю…»
Все это продолжалось до тех пор, пока немцы не подошли совсем близко к Москве и нужно было эвакуировать испанских детей. В «Испанцах» этот эпизод представлен как сплошная неразбериха и паника, хотя в действительности русские все отлично организовали. Помню, как нас посадили в автобусы со всеми вещами, с подушками, одеждой, учебниками и повезли в порт. А оттуда на судах мы поплыли в то место, где проживали немцы Поволжья (это недалеко от границы с Казахстаном). Немцы, которые в действительности были потомками германоговорящих швейцарцев, пользовались весьма льготными условиями. Им даже разрешили забрать с собой урожай последних двух лет. Их посадили на какие-то суденышки, каждой семье разрешили взять с собой одну тонну продовольствия, а мы жили за счет того, что осталось. Именно поэтому в первый год мы жили очень хорошо. На второй год, когда потянулись беженцы из городов, действительно пришлось поголодать. Но даже тогда русские обращались с испанцами лучше, чем со своими».
В 40 километрах от Саратова испанцы расселились по домам, состоящим из двух комнат, в которых проживало от 25 до 30 детей. «В Москве мы жили в очень замкнутом мире. Нашими учителями были испанцы, а русский мы изучали всего лишь как второй язык. Уже незадолго до отъезда мы впервые стали общаться с советскими детьми. Мы играли с ними, вместе ходили на прогулки. Много чего не хватало, но не было беспорядка. «В картине показано, как потерялась одна группа испанских детей. В действительности подобный случай был всего один, это было исключение».
Несмотря на лишения, испанские дети находились в СССР в привилегированном положении. «До 17-летнего возраста мы все были счастливыми детьми. Тот, кто что-либо умел делать – петь, рисовать, обладал математическими способностями – имел в распоряжении все для развития своих наклонностей. С нас требовали, но при этом проявляли большую заботу». Затем пришло разочарование. «Настоящая жизнь началась с поступлением в учебные заведения. Наши привилегии закончились, начинались трудности».
«Я учился в техникуме на механика и получал государственную стипендию в 200 рублей, которой не хватало ни на что. Пока мне не удалось добиться от профсоюза прибавки еще 200 рублей, по ночам я ходил разгружать мешки с картофелем, чтобы как-то выжить. Мы тогда еще думали, что все это происходит по вине недругов СССР».
Фернандес закончил техникум, год проработал механиком, а затем поступил в институт, чтобы стать инженером. Он женился на русской, у них родился ребенок. После кубинской революции он отправился на остров Свободы. «Именно там у меня окончательно открылись глаза. На Кубе был огромный энтузиазм, люди имели большое желание работать. Но вскоре, убедившись, что к труженикам относились так же, как и к лодырям, все пошло вразнос. Летом я приезжал в СССР и видел, что там происходит то же самое. Вот тогда я и разочаровался в коммунизме. Хотя и капитализм мне не очень нравится, должен сказать».
«Знаете, что мне особенно понравилось в картине? Возвращение женщины [Esther Regina] в Испанию, когда с ней пытаются обращаться, как с прокаженной, а она говорит: «Я такая же испанка, как и ты и имею такое же право жить в Испании, как и ты». Дело в том, что я пережил нечто подобное». Фернандес, всегда мечтавший вернуться в Испанию, добился визы в 1971 году. «Люди относились ко мне прекрасно, однако полицейские буквально извели меня вопросами. Один допрос следовал за другим. Мое личное дело распухло донельзя. А когда я захотел подтвердить свой диплом инженера, меня заставили пройти переэкзаменовку по всем предметам. Я работал, но в течение долгих лет не мог подписывать проекты».
По прошествии ряда лет его сын, невестка и внучка (невестка русская; сын и внучка имеют испанское гражданство и испанские имена) пошли по стопам Фернандеса и обосновались в Мадриде. «Знаете, какие были первые русские слова, что я выучил?». «Товарищ, воды». Я их выучил на французском теплоходе, который доставил нас в Ленинград. Нам детям очень хотелось пить и мы все время бегали к баку с водой. Поскольку стоявший там русский нас не понимал, мы стали плакать. Вот так и выучили эту фразу».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Рамон Фернандес родился восемьдесят с небольшим лет тому назад в автономной области Астурия (Asturias). Когда он был ребенком, его отец ушел сражаться на стороне республиканцев, но попал в плен к франкистам. Оставшись одна, мать посадила Рамона и двух его старших сестер на французский теплоход, доставивший их в Ленинград.
