В прошлый четверг в эфире телеканала Polsat News 2 заместитель главы Министерства обороны Томаш Шатковский (Tomasz Szatkowski) на мой вопрос о том, имеет ли он в виду, говоря о сдерживании, возможное присоединение к программе Nuclear Sharing, ответил, что следует рассмотреть все существующие варианты. Эти слова вызвали в Польше небольшое землетрясение. Что это значит? Критики считают, что такой вариант рассматривать не следует? Или их просто интересует политическая борьба?
Польше угрожает российский реваншизм и милитаризм. Однако наша безопасность — это не только то, что произойдет, если начнется война. Это вопрос, сможем ли мы, будучи безопасным государством с прочной позицией на Западе, привлекать инвестиции и капитал, продолжая сокращать цивилизационную дистанцию, которая отделяет нас от партнеров из «старой Европы». Россия, к сожалению, вернулась к неоимперскому мышлению, пропитанному миазмами прошлого. Не стоит забывать, что на учениях «Запад» в 2009 и, по разным сообщениям, также в 2013 году Москва отрабатывала не только конвенциональную военную операцию против Польши, но даже ядерный удар по Варшаве. Польша в то же самое время (2009) реформировала подразделения, базирующиеся на восток от Вислы и предназначенные для защиты Варшавы, а также заявляла о политическом сближении с Москвой. Отрезвление пришло вместе с войной на Украине. Однако заниматься следует не публичным сравнением Владимира Путина с Адольфом Гитлером (делать этого нельзя, но этим занимались занимавшие важные посты польские политики, которые сначала поддерживали «перезагрузку», а потом пытались прикрыть резкой риторикой свои ошибки), а продумыванием конкретных шагов, которые позволят Польше продолжать свое развитие. Современного военного потенциала и гарантий безопасности, которые у нас есть, для этого недостаточно.
Чтобы убедить наших союзников предоставить нам более серьезные гарантии безопасности, нам нужно прежде всего начать воспринимать всерьез самих себя. Пора отказаться от затасканного лозунга о «размахивании шашкой», которым описывают любые решительные действия. Решительность — это отсутствие агрессии, а одновременно способность артикулировать собственные интересы. Это свойство зрелых наций, которые способны найти золотую середину между постколониальными комплексами, раздутым ура-патриотизмом и чувством, что им все позволено. В прошлом Польша обычно впадала в одну из этих крайностей. Первую символизирует сцена из картины «Летучая» (фильм Анджея Вайды 1959 года, — прим.пер.), в которой ряды кавалерии наступают на танки. Дело в том, что эта сцена искажает историю: польские кавалеристы использовали лошадей (как, впрочем, и Вермахт), но как средство передвижения, а не для атак против танков. Живучесть мифа о коннице — это, к сожалению, посмертная победа немецкой и коммунистической пропаганды: они хотели, чтобы поляки считали любое действие кроме «вывешивания белого флага» «размахиванием шашкой». Другой крайностью было бы стремление к обладанию собственным ядерным оружием. Но такой вариант Томаш Шатковский однозначно исключил.
Критики высказывания заместителя главы оборонного ведомства говорят, что раз сейчас шансов на то, что американцы решат хранить ядерное оружие в Польше, нет, то эту тему не следует и обсуждать. Это не так. По двум причинам. Во-первых, то, что невозможно сейчас, может стать возможным через 10 или 15 лет. Стоит напомнить, что в нашей стране резко критиковали президента Валенсу, когда тот требовал вывести из страны советские войска, а сторонников вступления Польши в НАТО называли безумцами. У нас есть традиция называть вещи, которые оказываются в итоге разумными, неразумными, а тех, кто их обсуждает — глупцами. Наши союзники действительно не хотят сейчас слышать о базах НАТО. Где же в этом всем найдется место для разговоров о ядерном оружии? Сегодня и завтра — нигде. Но кто знает, что станет реальным, если Россия развяжет очередную войну, а это, добавим, нельзя назвать невозможным. Михал Бранятовский (Michał Broniatowski) недавно писал: «Российские бомбардировки Грузии? Нет, такого не может быть. Аннексия Крыма и удары по гражданским самолетам? Да что вы, этот Путин должен был бы совсем сойти с ума. Обстрел Сирии ракетами из находящегося в 1000 километров Каспийского моря? Он не решится, да и вообще не попадет. Попал. Мы живем уже не в теплом коконе “конца истории” и не в иллюзиях перезагрузки с мирной Москвой. Следует признать, что Россия готова… И даже если она никогда не нападет, то всегда актуальным будет оставаться изречение “si vis pacem, para bellum”».
Вторая причина, по которой следует показать Западу наше желание серьезных гарантий безопасности, заключается в том, что дипломатия — это не что иное, как торговля. Кто знает, не решат ли наши союзники предоставить нам серьезные конвенциональные силы НАТО, если мы начнем громко заявлять о наших далеко идущих ожиданиях (или вышлем сигнал о них): «Лучше дать полякам эти две бригады, лишь бы они сидели тихо». Активные критики Томаша Шатковского, кажется, застряли в 90-х годах, когда российская угроза была чем-то весьма отдаленным. Они относятся к натовским союзникам без должного скепсиса, а в дипломатии видят миссию и место для столкновения идей и разных правд, а не игру и поле для согласования различных интересов. А в игре нужно иметь от чего отступать. Неважно, что решение о присоединении Польши к программе Nuclear Sharing и о размещении американского оружия в наших базах будем принимать не мы. В дипломатии ощущения, порой, стоят столько же, сколько реальные возможности. Ядерное оружие не пришлось использовать в течение всего периода холодной войны именно потому, что каждая сторона знала, что оно есть и у противника. Мир избежал военного столкновения Запада и восточного блока не вопреки, а благодаря ядерным вооружениям.
Польше, конечно, стоит постараться избежать обвинений в том, что у нас победил воинствующий милитаризм, и что какие бы мы ни получили гарантии, мы будем требовать все больше. Проблема заключается в том, что уже сейчас наши противники заявляют, будто Варшава руководствуется в своих действиях русофобией. С одной стороны, принимать во внимание неблагожелательный дискурс следует, но с другой, нельзя отказываться из-за него от действий, которые лежат в русле интересов нашей страны.
Есть ли у нас союзники в нашем деле? А были ли они у нас, когда мы впервые заявили, что хотим стать членом НАТО? Напомню, что если Шатковский лишь упомянул, что мы рассматриваем такую возможность, то бывший высокопоставленный чиновник Пентагона, а сейчас вице-президент Центра стратегических и бюджетных оценок (CSBA) Джим Томас (Jim Thomas) еще в начале 2014 года прямо написал в Wall Street Journal, что единственный способ сдержать Россию — разместить ядерные вооружения в новых странах-членах Альянса. И он был не первым: в сходном тоне высказывались также влиятельные конгрессмены. Здесь стоит отметить, что в положительном тоне о теме ядерного сдерживания говорил (не раз подвергавшийся критике со стороны партии «Право и справедливость») экс-глава Бюро национальной безопасности генерал Станислав Козей (Stanisław Koziej).
Наши отечественные пацифисты, которые считают лучшим методом обороны принцип «не высовываться», распространяющийся на народ и государство, по всей вероятности, делают так из искреннего убеждения в своей правоте. Я верю в их искренность и патриотизм. Но стоит напомнить, что их предшественники из Западной Европы, которые в 1980-е годы протестовали против американского ядерного оружия в Европе, а также против американских «Першингов», как оказалось, находились под влиянием или даже на содержании советской разведки КГБ.
Критики выдвигают два тезиса якобы «правового» свойства. Во-первых, они упоминают Договор о нераспространении ядерного оружия. Аргумент, что присоединение к программе нарушает режим нераспространения, не выдерживает критики. Ядерное оружие в рамках этой программы находится в руках США, а его потенциальная передача происходит только в случае войны, когда режим NPT в любом случае перестает действовать. В рамках программы ядерное оружие хранится в Турции, Италии, Германии, Бельгии и Голландии, то есть странах, к которым Россия не выдвигает никаких претензий.
Во-вторых, они говорят об обязательствах НАТО в отношении России, которые якобы были взяты в момент объединения Германии или содержатся в положениях Основополагающего акта Россия-НАТО 1997 года. Дело в том, что даже если Запад при объединении Германии давал России какие-то обещания в отношении Польши, то полякам пользоваться таким аргументом просто стыдно. Это бы означало согласие с тем, что Советский Союз имел право чего-то требовать по поводу нашего будущего, а Запад имел право ему это обещать. В свою очередь, Основополагающий акт столько раз нарушался Москвой, что считать его положения (между прочим, политические, а не правовые) преградой, тоже в высшей степени странно. Тем, кто говорит о трактатах, стоит напомнить, что ровно два дня назад была годовщина подписания Россией, США и Великобританией так называемого Будапештского меморандума, в котором эти государства гарантировали Украине нерушимость границ взамен за отказ от ядерного оружия. Оказался ли с точки зрения Киева отказ от ядерного оружия верным решением, вопрос риторический.
Следует ли говорить о программе Nuclear Sharing открыто? Да. Поскольку сам факт, что мы ее обсуждаем, как уже было сказано, несет свои выгоды. Да, так как это слишком важная тема, чтобы не обсуждать ее с поляками.
Споры вокруг высказывания заместителя главы оборонного ведомства забавны еще потому, что Шатковский не сказал ничего из того, что стало предметом вышеприведенного анализа. Будучи экспертом, он располагает необходимыми знаниями и мог бы ими поделиться. Он не сделал этого, проявив сдержанность. Он располагает знаниями, и тем лучше, что он занимает пост в министерстве обороны. Ведь о безопасности следует думать всерьез. А иногда и что-то о ней сказать.
