Визит в Москву вице-президента США Джо Байден вызвал оживление комментаторов, и это объяснимо. Во-первых, Байден является второй по значимости политической фигурой в Америке не только по должности, но и по существу. Во-вторых, он активно вовлечен в российскую проблематику. Именно вице-президент два года назад первым объявил о перезагрузке с трибуны Мюнхенской конференции по безопасности. Он же дал летом 2009 года нашумевшее интервью о том, что Россия – страна угасающая, ей все равно придется идти на уступки Западу и Америке из-за собственных внутренних проблем. Наконец, Байден, благодаря влиянию в Конгрессе, сыграл ключевую роль в ратификации Договора СНВ в минувшем декабре.
Поскольку намеченная весной 2009 года программа перезагрузки полностью выполнена, сейчас требуется новая повестка дня, и приезд вице-президента – первый шаг в этом направлении. Есть три группы вопросов, по которым предстоит искать взаимопонимание.
Первая – стратегическая. И с российской, и с американской стороны звучат туманно оптимистические высказывания о возможности договориться по совместной ПРО в Европе. Примерно с той же периодичностью делаются заявления о том, что консультации идут тяжело и шансы на согласие невелики.
Как раз накануне визита Байдена ракетный крейсер «Монтерей» взял курс на Средиземное море для того, чтобы встать на постоянное дежурство, а госсекретарь Хиллари Клинтон сообщила о намерении разместить в Польше авиабазу США и ракеты «Стандарт-3М». И боевой корабль, и орудия на польской территории станут элементами системы противоракетной обороны, о создании которой (взамен той, что планировал Буш) объявил в сентябре 2009 года Барак Обама. Москву насторожила не столько противоракетная инфраструктура (она на данном этапе не угрожает российским стратегическим ракетам), сколько перспектива появления авиабазы. Правда, смысл в ней больше политический – Варшава была обижена отказом Соединенных Штатов от подписанных ранее договоренностей по размещению противоракет шахтного базирования, и Вашингтону хотелось дать верному союзнику что-то взамен.
Это, впрочем, скорее частность в широкой палитре российско-американских стратегических контактов. Что касается их общего дизайна, то взаимопонимания по ПРО не видно. Москва делает масштабные предложения по совместной ответственности, которые действительно изменили бы характер отношений. Однако с их реализацией есть технические проблемы (преодолимые) и психологические, то есть отсутствие доверия (преодолимое теоретически). Правда, есть и промежуточный вариант, который, очевидно, и является практически достижимым и желательным. Углубление взаимодействия по обмену информацией и координации шагов, при сохранении автономности систем и, соответственно, ситуации взаимного сдерживания.
Вторая группа вопросов, которую можно назвать региональной, тесно примыкает к стратегической сфере. Из обнародованной недавно Оборонной доктрины США следует, что американские военные все меньше смотрят на Европу, зато их внимание приковано к Азии. Россия в этом документе упоминается всего однажды и тоже в азиатском контексте – как необходимый партнер по укреплению там стабильности и безопасности. Понятно, что речь идет об Иране и Афганистане, с одной стороны, и Восточной Азии – с другой. Последнее особенно примечательно, поскольку намечающееся обострение конкуренции между Вашингтоном и Пекином заставляет Соединенные Штаты по иному оценивать возможную роль России. Кстати, обсуждение совместной российско-американской ПРО имеет прямое отношение к этой теме – стратегическое сближение Москвы и Вашингтона не может не вызвать беспокойства Китая, соответственно, Россия не может это не учитывать.
Что же касается Ирана и Афганистана, то сценарии развития событий там теперь уже трудно отделить от бури, грохочущей над Ближним Востоком и Северной Африкой. Байден в Москве, без сомнения, прощупает, насколько Россия готова поддерживать акции принуждении Ливии – политические, экономические и военные. Поскольку никаких специальных обязательств перед режимом Каддафи Россия не имеет и ничем ему не обязана, Кремль, скорее всего, склонен к прагматическому торгу, если, конечно, США действительно хотят что-то делать в Ливии и готовы нечто за это предлагать.
Наконец, третья сфера – экономическая. Визит Джо Байдена в Сколково – это теперь обязательный туризм, ожидать практического эффекта от него не стоит. В отличие от Европы, где крупный бизнес довольно четко улавливает политические сигналы государства, в Америке администрация Белого дома корпорациями не командует. Более вероятен прогресс по ВТО – похоже, что Вашингтон действительно теперь заинтересован во вступлении России. Тот факт, что в эти же дни намечены консультации по этому вопросу России и Грузии, возможно, является совпадением. Но сам факт начала этого наиболее проблемного диалога свидетельствует, что процесс действительно вступает в финальную фазу.
В 2009 году Джо Байден предсказал будущее сужение возможностей Москвы – по причине демографического и экономического кризиса, а также в силу обострения проблем по периметру, на юге и на востоке. Объективные слабости России вице-президент обозначил верно, хотя и избрал для этого весьма пренебрежительную форму.
По этой причине либо по другой, но политика России с тех пор действительно стала более гибкой, Москва старается избегать ненужных обострений. Правда, и Америка столкнулась с нарастающими трудностями в международных делах, для преодоления которых ей нужны новые партнеры и другие подходы. Рост Китая, тупик в Афганистане, распространение влияния Ирана, хаотическое развитие событий на Ближнем Востоке, чреватое сломом всей устоявшейся системы, дефицит бюджета, который требует экономной внешней и военной политики – все это отрезвляюще действует на Вашингтон. Поэтому что бы Джо Байден ни думал о перспективах России, игнорировать ее ни ему, ни другим американским руководителям не удастся.