Выборная демократия в силу неких причин оказалась ценностью, к которой проявили стремление очень многие народы за пределами тех мест, где сложился этот политический строй. Можно полагать, что секуляризация как глобальный процесс резко сократила возможности для правителей легитимизировать свою власть через божественную санкцию (что обычно для монархий). Всеобщие выборы стали для любых претендентов на верховную власть в какой-либо стране лучшим или единственным средством легитимизации. Они же создают наибольший риск эту власть не получить или потерять. Ради этого многочисленные режимы идут на расходы и риски, связанные с проведением выборов, и не менее часто – на расходы и риски, связанные с нарушением их процедур и фальсификацией результатов.
В России государственность существовала достаточно давно. Но она имела форму самодержавного правления. Социальные группы, которые желали бы и могли ограничивать самодержавие, либо отсутствовали, либо были слабы и маргинальны. Борьба сильных групп за ресурсы, за власть велась в форме борьбы за влияние на самодержца. Механизм выборов был им не нужен. Революция, покончившая с самодержавием в феврале 1917 года, начала готовить страну к настоящим всеобщим выборам. России предстояло стать демократической республикой. Большевистский переворот в октябре 1917 года остановил этот процесс. Продержав страну десятилетие в условиях не скрываемой диктатуры, большевики стали изображать демократию и предложили декоративный парламент и выборы-ритуал для его депутатов. Советский строй в СССР стали все чаще называть демократией - с добавлением слова «социалистическая». После раздела мира между победителями во Второй мировой войне, в странах, попавших в зону интересов и влияния Советского Союза, был установлен примерно тот же режим, что и в СССР. И этот режим был назван «народной демократией».
Партий в принятом на Западе современном смысле этого слова ни в императорской России, ни в СССР и странах советского блока не было, но были партии в том смысле, который вкладывали в это слово в Европе во времена абсолютизма – партии двора. Как не раз приходилось отмечать, широко известные партии западников и славянофилов и их исторические прототипы и позднейшие аллоформы – это никак не политические партии либо общественные движения. Это, с одной стороны, дискурсы, привычные направления мысли, а с другой – постоянно существующие партии двора. Можно говорить об их попеременном влиянии на центральную власть в России, на ее курс. Но зачастую следует видеть: это сама российская центральная власть использует то тот, то этот идеологический ресурс по своему усмотрению. Самодержавная власть, как указывалось, может двигаться в этих двух, строго говоря, взаимоисключающих направлениях. Она может выступать с позиций «ястребов» или «голубей», может «закручивать гайки» или объявлять «оттепель». Но все это должны быть ее жесты, и всего лишь жесты. Сама власть при этом не является ни правой, ни левой, что бы о ней не думали ее обожатели и ее ненавистники. Власть сама себе на уме и выше этих направлений, хотя может, повторим, отождествлять себя то с одним, то с другим. Сегодняшний момент в российской политической истории отчасти принадлежит именно этому ряду. Но есть и несомненная специфика.
Путин, пытаясь одновременно соблюсти формальные требования конституции, запрещавшие ему находиться в президентском кресле более двух сроков подряд, взял местоблюстителем Медведева, чтобы гарантировать себе возвращение в это кресло после четырехлетней паузы. Рейтинг Путина, не дрогнувший от его перехода на запасное место премьера, показал, что народ понял и принял эту уловку. Приняли и Медведева как временную тень Путина. Рейтинги этих двух фигур совместно росли или колебались, всегда сохраняя принципиальную дистанцию. Все опрашиваемые нами социально-демографические группы, а значит, и все состоящее из них население от 18 лет и старше, непременно выражали одобрение Путину несколько интенсивнее, чем Медведеву. Разрыв между рейтингами составлял обычно 6-8 процентных пунктов, т.е. был статистически достоверным.
Рейтинг Медведева в этой связи имел подчиненное значение. Но по прошествии половины его президентского срока стали множиться сторонники его переизбрания в 2012 году. Разрыв между его и путинским рейтингом стал сокращаться. В марте 2011 года он уменьшился до 2,5 процентных пунктов. В число этих сторонников попадали самые разные группы, так или иначе теряющие интерес к продолжению путинской политической линии. В рамках описанного выше российского политического дуализма альтернатива Путину стала выглядеть как либеральная альтернатива авторитарному режиму. Стоит заметить, что первый повод видеть вещи таким образом подал сам Путин. На протяжении длительного срока он держал двух кандидатов в преемники – Иванова и Медведева. В этой паре общество в соответствии с опоминавшейся традицией приписало первому атрибуты ястреба и консерватора, второму – голубя и либерала. Подчеркнем, что вменение здесь было более значимым фактором, чем действия или хотя бы заявления этих лиц. Путин из этой пары выбрал «либерала» себе во временные заместители. Медведеву выпало провести несколько отнюдь не либеральных мер, в том числе удлинить срок президентства (начиная с 2012 года) до 6 лет. Но в глазах части публики он оставался «либеральным».
В середине срока эта почти искусственная фигура ожила и стала подавать сигналы в самом деле либеральные по характеру. Таковы были его программные статьи и речи, предвыборная платформа, сочиненная для него группой либерально настроенных экономистов. В обществе реакция на эти жесты оказалась сдержанной. Но, судя по косвенным признакам, консолидация некоторых элитных и субэлитных групп вокруг Медведева как символа альтернативы путинскому курсу продолжилась. Логика политического дуализма отодвигает Путина на более консервативные, фундаменталистские позиции.
Образуется совершенно обычный для многих западных демократий выбор вариантов развития общества, предлагаемых двумя политиками. Но из сказанного выше должно быть ясно, что такой выбор – абсолютно беспрецедентная ситуация для российского общества. Не власть выбирает, в каком обличье ей выступить, а народ должен решить, какую власть ему предпочесть.
Здесь мы подходим к затронутому в начале заметки вопросу о демократии, в частности – о выборах как инструменте и признаке демократии. В очередной короткий эпизод демократического развития России – в конце 1980-х –начале 1990-х годов страна с энтузиазмом участвовала в «настоящих» выборах. Именно через этот механизм произошло обновление российских элит, обновление российской политики. С середины 1990-х начались эксперименты по внешнему влиянию на электоральный процесс через подконтрольные одной из политических сил СМИ. Затем родившиеся на выборах низших уровней власти т.н. грязные технологии и техники фальсификаций стали подниматься выше. За последние годы для большего удобства при манипулировании выборами были внесены различные изменения в законы о выборах. Сложилась и превратилась в отработанную систему приемов практика подделки и переделки результатов на уровне местных избирательных комиссий. Эту школу прошли десятки тысяч человек, которые заняты в них на общественных началах, но под строжайшим контролем правящей партии. Иначе говоря, выборы снова превращены в средство демонстрации лояльности властям и лишены функций быть инструментом общественного выбора. И это в ситуации, когда выбор реально появился, и люди хотят, чтобы он был. Главный ответ на вопрос о том, кого хотели бы видеть кандидатом на выборах президента: 38% – обоих, тогда как только Путина 19%, только Медведева 12%, (сильна позиция «ни того, ни другого» -18%, но это иная линия общественных настроениях, о ней мы писали ранее). Как бы отвечая этим желаниям, и Медведев и Путин уже дали понять, что они будут участвовать в выборах.
Российское общество, таким образом, рискует оказаться в редкой для него ситуации реального выбора. Но оказаться при отсутствии инструментов выбора в виде нормальных (а не церемониальных) выборов.
Приученное к тому, что властители сами выбирают себе «преемников», далеко не все российское общество верит, что выбор совершит оно само. О том, кто будет президентом, договорятся меж собой Путин и Медведев – так видят свою «демократию» многие россияне.
Пока что относительное большинство граждан России по инерции выражают уверенность: как бы ни шло дело, президентом в 2012 году окажется Путин. Его рейтинг в апреле составил 71%, рейтинг Медведева на значимые 3.5% ниже – 68%. Но за месяцы, отделяющие нас от выборов 2012 года, возможны различные повороты этого процесса. Нельзя исключать того, что к выборам кандидаты подойдут с равными шансами в том, что касается готовности общества их поддерживать. По-другому скажем – с равными рейтингами. А электоральная машинерия запрограммирована на гарантированный успех только одного. Если общество не признает объявленный ею результат, тогда нас могут ожидать тревожные дни. За последние годы самые главные социальные потрясения, пережитые странами из числа бывших коммунистических и «некапиталистических», связаны с протестами населения или какой-то его части против искажения (или предполагаемого искажения) результатов выборов.