Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Как Запад неверно понял Россию. Часть 1: За что выступают нормативисты?

Как Россия и Запад расценивают друг друга? Каковы взгляды экспертов на конфронтацию между Россией и Западом? Как ученые объясняют российско-украинскую войну и гамбит России в Сирии? Каковы корни западной мифологии о России, и почему Запад оказался не в состоянии спрогнозировать и понять траекторию российского движения? Эти и другие вопросы будут рассмотрены в предлагаемом эссе и в последующей серии.

© Фотохост-агентство / Перейти в фотобанкСамоходная артиллерийская установка СУ-100 периода Великой Отечественной войны во время Парада Победы на Красной площади
Самоходная артиллерийская установка СУ-100 периода Великой Отечественной войны во время Парада Победы на Красной площади
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
События 2014-2015 годов рассеяли многие иллюзии, возникшие после распада Советского Союза. Возвращение России на мировую арену в качестве государства, истребовавшего себе право толковать правила игры (или подрывать их), разрушило появившиеся после холодной войны надежды на то, что мы начинаем новую, благоприятную и милосердную главу в истории.

События 2014-2015 годов рассеяли многие иллюзии, возникшие после распада Советского Союза. Возвращение России на мировую арену в качестве государства, истребовавшего себе право толковать правила игры (или подрывать их), разрушило появившиеся после холодной войны надежды на то, что мы начинаем новую, благоприятную и милосердную главу в истории. Международный кризис, спровоцированный российской аннексией Крыма, российско-украинской войной, а позднее вылазкой Кремля в Сирии, заставил мир осознать неприятную истину: международные институты слабы, либеральные демократии неработоспособны, а несвободный мир стремится заполнить возникший вакуум.

Похоже, пришло время подумать о том, что же произошло, поразмышлять, почему Россия как и в 1917 году вновь нарушила самоуспокоенность и благодушие мира, и понять, почему у мира нет ответа российской системе личной власти, которая ведет отчаянную борьбу за выживание на мировой арене.

Процесс осознания новых и путаных реалий неизбежно сопровождается неудачами и прозрениями. Неудачи на этом пути зачастую принимают форму тщетных попыток защитить иллюзии, сохранить старые и заезженные стереотипы. Именно такой интеллектуальный паралич поразил западное экспертное сообщество и руководящие круги, которые явно составили неправильное мнение о России и о траектории ее движения, что привело к колоссальным издержкам и потерям. Российские эксперты, особенно из сферы внешней политики, преуспели в этом ничуть не больше (в основном в силу своего конформизма или дефицита смелости).

Наша неспособность понять траекторию движения России и ее сдвиг в сторону антизападной модели во многом проистекает из нормативной дезориентации (а следовательно, из отсутствия объективных критериев для анализа), которая возобладала в России и на Западе после окончания холодной войны. Однако этот факт сам по себе не освобождает от ответственности нас, экспертов, и не дает нам права мириться с дезориентацией.

Давайте посмотрим, в чем мы ошиблись, давая свои экспертные оценки о развитии России. Какие качества мы недооценили? Какие знаки мы истолковали неверно? Лишь поняв свои ложные представления, мы сможем сформулировать адекватный ответ на те вызовы, которые Россия бросает миру. Сегодня вопрос стоит даже не о прошлых ошибках; главная проблема сейчас в том, что эксперты упорно отказываются признать свои заблуждения, а также в том, что они пытаются сформировать новую мифологию.

Часть 1. Нормативисты: за что они выступают?

Сегодня экспертное сообщество на Западе и в России повторяет тот путь, которым советологи шли в 1980-е годы, когда они оказались совершенно не готовы к дезинтеграции мировой социалистической системы, к революциям в Восточной Европе и к распаду Советского Союза. События 1989-1991 годов обернулись катастрофой для политологии и тех политиков, которые прислушивались к рекомендациям советологов. Как написал теоретик политологии Адам Пржеворски (Adam Przeworski), «период, названный „осенью народов“, стал полным провалом для политологии. В любом ретроспективном объяснении причин падения коммунизма необходимо не только показывать исторические события, но и выделять те теоретические ссылки, которые помешали нам спрогнозировать данные события».

В своей работе под названием «Предчувствие краха коммунизма» американский политический социолог Сеймур Мартин Липсет (Seymour Martin Lipset) и венгерский социолог Гиорги Бенс (Gyorgy Bence) анализируют те причины, по которым политологи не сумели спрогнозировать закат коммунизма. Они отмечают: «Ученые пытались объяснить, как работает эта система. Они как само собой разумеющееся воспринимали то, что СССР будет существовать долго. А поэтому ученые… искали институты и ценности, которые стабилизируют государство и общество». Между тем, им следовало «подчеркивать и выводить на передний план аспекты дисфункции, неработающие структуры и нерезультативные действия, способные вызвать кризис».

Экспертное сообщество не сделало никаких выводов из провалов советологов. Те, кто на протяжении многих лет предлагали ошибочный анализ и таким образом вводили (непреднамеренно) в заблуждение политиков и общество, вновь продемонстрировали свою некомпетентность в исследовании российских процессов и в прогнозировании дальнейших шагов России.

Давайте посмотрим, как специалисты по России объясняют российские политические реалии. Несмотря на разницу в подходах, они делятся на две категории: «нормативисты» и «прагматики». Нормативисты отдают предпочтение «ценностному» подходу к исследованию внутриполитических событий и внешней политики. Они также верят в нормы международного права и в договоры как основу международных отношений, но не в баланс сил и не в интересы. Более того, нормативисты полагают, что во многих отношениях Россия использует свою внешнюю политику в качестве инструмента сохранения в стране системы личной власти.

Прагматики, со своей стороны, не придают особого значения внутренней политике, считая ее никак не связанной с внешними событиями. Они верят в примат интересов во внешней политике, и обращают гораздо меньше внимания (если вообще обращают) на ценности. Прагматики считают баланс сил основой международных отношений.

Давайте взглянем на нормативистов, к лагерю которых я отношу себя. Оказались ли мы на высоте положения, поняли ли вызовы, возникшие после холодной войны? Давайте признаемся: не оказались и не поняли.

Мы, нормативисты, всегда критиковали российскую систему, и мы оказались правы по поводу вектора ее развития. Сегодня мы можем сказать: разве мы не предупреждали вас, что Россия идет к системе государственного управления, которая будет более репрессивной и враждебной по отношению к Западу? Разве мы не говорили, что это наверняка усилит ее внешнюю агрессивность? Но у нас нет оснований радоваться точности своих прогнозов. В конце концов, мы не сумели представить последовательный анализ упадка личной власти и его последствий. И наконец, критикуя непротивление Запада российской системе, мы не сумели предложить ему альтернативную внешнюю политику. Наши сетования и критические высказывания были эгоистичны и не имели серьезных политических последствий.

В чем причина слабости нормативистов? Подобно прагматикам, большинство нормативистов было сбито с толку распадом Советского Союза. Многие из нас поверили, что ельцинская Россия встала на путь демократических преобразований. Позднее такое убеждение помешало нормативистам в полной мере осознать авторитарную эволюцию России.

Деидеологизация, взявшая верх в рядах экспертов и политиков после краха коммунизма, стала даже более важным фактором. Идеология и ценности больше не имели никакого значения. Здесь свою роль сыграли и политические требования. Исходя из того, что Россия будет интегрироваться в Европу, западные лидеры начали требовать создания моделей, основанных на сотрудничестве с ней. В значительной мере характер диалога между Россией и либеральными демократиями стал формировать бизнес — а бизнес не выносит дискуссий о ценностях.

Нормативисты также столкнулись с целым рядом методологических проблем. Во-первых, они не сумели принять двухвекторный подход, который объединяет и интересы, и ценности. Нормативисты также надеялись, что если Россия начнет перенимать нормы и будет принята в состав западных институтов (Совет Европы, Группа восьми), она со временем станет воспринимать эти нормы всерьез, и они закрепятся. Кроме того, нормативисты сосредоточились на продвижении демократии в России, часто сводя его к сотрудничеству между западными институтами и все более авторитарным российским руководством, а также к финансированию Западом тех механизмов, которые имитировали демократию в стране (нормативисты часто стесняются признать этот факт). Нормативисты также не сумели разглядеть еще одно событие: российская система создала механизм лоббирования своих интересов на Западе, подорвав таким образом западные либеральные принципы изнутри. Иными словами, пока нормативисты пытались научить российское общество демократии, они упустили из виду тот факт, что западный мир стал безопасен для российского самовластия. Война в Ираке также нанесла удар по нормативистам, ведь в процессе войны их стали ассоциировать с политикой смены режимов. Это сочетание причин помогает объяснить то, почему нормативисты не сумели оказать экспертную поддержку западной внешней политике. Фактически их по сей день воспринимают как защитников прав человека, а их деятельность называют борьбой за гражданские права. В России нормативисты никогда не оказывали сколь-либо значимое влияние на внешнеполитические дебаты, не говоря уже о влиянии на саму внешнюю политику.

Лилия Шевцова — внештатный научный сотрудник Института Брукингса (Brookings Institution) и член редакционной коллегии The American Interest. Она благодарит Дэниела Кеннели (Daniel Kennelly) за помощь в редактировании этой серии статей.