Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Пранкеры — «социально близкие» XXI века

Героизация телефонных хулиганов в современной России — не аномалия, а закономерность. Сегодняшние пранкеры — это вчерашние «честные воры», помогавшие советской власти разоблачать шпионов.

© flickr.com / MicrosiervosМессенджеры в смартфоне
Мессенджеры в смартфоне
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
О режиме Владимира Путина принято говорить, что он пытается перенимать многие черты советской системы. Однако речь тут, как правило, идет о каких-то внешних проявлениях — декоративном парламенте, «Единой России» как реинкарнации КПСС, антизападной пропаганде, милитаризме. На самом же деле эти неосоветские черты имеют мало общего со страной, которая существовала до 1991 года. Путинская Россия — это какая угодно страна, но точно не социалистическая.

О режиме Владимира Путина принято говорить, что он пытается перенимать многие черты советской системы. Однако речь тут, как правило, идет о каких-то внешних проявлениях — декоративном парламенте, «Единой России» как реинкарнации КПСС, антизападной пропаганде, милитаризме. На самом же деле эти неосоветские черты имеют мало общего со страной, которая существовала до 1991 года. Путинская Россия — это какая угодно страна, но точно не социалистическая, и ее ностальгические декорации, как правило, маскируют что-то совсем не советское — коррупцию, олигархию, политтехнологии. Настоящего, сущностного советского наследия в России Путина гораздо меньше, чем может показаться. Одно из них — феномен «социальной близости», который вернулся к нам в лице телефонных хулиганов, или пранкеров.

Естественные союзники

О чем идет речь? Еще в первые годы советской власти, когда классовая сегрегация была закреплена законодательно, в советской России сложилась беспрецедентная иерархия врагов государства. Наибольшую нетерпимость советская власть демонстрировала к представителям дореволюционных элит — дворянам, священникам, предпринимателям, и к тем, кто, независимо от социальной принадлежности, не был лоялен советскому режиму (их тогда называли контрреволюционерами).

Эта нетерпимость была столь высока, что в итоге традиционные враги общества и государства — уголовные преступники, воры, убийцы, грабители — в рейтинге врагов советской власти оказались гораздо ниже, чем священники или казаки. Были даже попытки найти этому феномену идеологическое обоснование: мол, вор — он ведь у богатого ворует, а богатый сам по себе классовый враг, то есть вор, если можно так выразиться, классовый друг. На лагерном языке этот феномен начали называть «социально близкие», то есть преступники, остающиеся при этом лояльными советскими гражданами и союзниками власти в ее борьбе с «врагами народа».

О терроре «социально близких» по отношению к «политическим» много написано и у Солженицына, и у Варлама Шаламова, и вообще во всей гулаговской литературе, но и за пределами лагерей близость оставалась близостью. В советском масскульте сталинских времен среди обязательных героев всегда найдется честный вор, готовый сотрудничать с властями, когда речь идет о поимке какого-нибудь шпиона. Есть даже старая дворовая песня на эту тему — «Советская малина собралась на совет, советская малина врагу сказала «нет».

Тоталитарное государство — оно само по себе одно большое преступление против личности, и люди, совершающие маленькие преступления против личности, всегда будут естественными союзниками такого государства.

Государство размывает пределы допустимого

«Социально близкие» XXI века — телефонные хулиганы, которых принято называть пранкерами, мастера телефонных розыгрышей. Эта рискованная забава распространена во всем мире, но только в России на стороне хулиганов — как минимум вся мощь государственной пропаганды, а возможно и спецслужбы. Сами же пранкеры выбирают объекты для своих атак таким образом, чтобы следовать интересам государства.

Особенно ярко это проявилось во время украинского конфликта — люди, которых, показывая по телевидению, чаще представляют их хулиганскими кличками («Вован» и «Лексус»), звонили украинским и даже натовским военным и политикам, добиваясь от них таких ответов, которые с удовольствием цитировали российские государственные СМИ.

Вершиной пранкерского искусства во благо интересов России, очевидно, стоит считать историю с адвокатами Надежды Савченко, с которыми пранкеры переписывались от имени украинского президента Петра Порошенко, добившись прекращения голодовки Савченко. За такое в путинской системе ценностей можно и орден дать: украинская сторона выставлена идиотами, а Савченко прекратила свою драматическую и потенциально очень опасную для и без того не блестящей репутации российских властей голодовку. Телефонные хулиганы — снова герои программы «Время», аудитория которой готова ждать новых их подвигов.

Да, с точки зрения нормальных человеческих отношений эти люди делают нечто недопустимое, но российское государство отказывает тем, кого оно считает своими врагами, даже в намеке на нормальное человеческое отношение. Решая с помощью хулиганов свои текущие политические задачи, государство размывает пределы допустимого, снимает невосстановимые табу и делает российское общество еще более нездоровым, чем оно было до сих пор. Это не аномалия, это естественный процесс: когда иерархия врагов государства так причудлива, социально близкими государству всегда оказываются самые отпетые хулиганы.