Каждый значимый шаг Владимира Путина обычно вызывает в Америке несколько типовых реакций. Одна из них, как отмечает Марк Кац (Mark Katz), — это восхищение умом российского лидера. Еще одна — удивление. Когда в прошлом году Россия вмешалась в конфликт в Сирии, это многих удивило. Когда она в этом году заявила, что выведет из Сирии часть своих сил, те же самые люди снова выразили удивление. Неизвестно, застали ли врасплох эти события американских чиновников, занятых отслеживанием и анализом обстановки, однако, странно, что людей, не состоящих на государственной службе, удивляет и ввод войск, и их вывод. Есть в этом некая непоследовательность.
На деле, ничего удивительного в последних действиях России нет. Удивлять они могут, только если приписывать русским мотивы и идеи, которых у них нет — и у людей в принципе обычно не бывает. Объявленный уход демонстрирует, что Россия с самого начала не ставила перед собой в Сирии грандиозных задач. Речь шла о том, чтобы оказать режиму Асада поддержку, избежать его коллапса и обеспечить участие России в процессе определения будущего Сирии. Уход также показывает, что русские точно так же, как и все прочие люди, учитывают актуальные и потенциальные издержки — а не только выгоды и планы.
Кроме этого, действия России показывают, что Путин не придерживается в отношении Сирии подхода, характерного для многих американских критиков Обамы, склонных приравнивать активность (в особенности военную) к отстаиванию национальных интересов. Из этого подхода обычно проистекает убежденность в том, что российская военная активность не только всегда соответствует российским интересам, но и всегда вредит интересам Америки, а американская военная активность — наоборот. Между тем Путин, по-видимому, не мыслит в категориях игры с нулевой суммой, и нам тоже нет смысла это делать.
Идея о симметрии между сирийской активностью США и России, заставляет многих считать частичный вывод российских войск через несколько месяцев после начала операции доказательством того, что США тоже могли спокойно вмешиваться в конфликт, не рискуя надолго в нем увязнуть. Разумеется, это не так. Между тем, чего добились русские, и предполагаемыми результатами более масштабного американского вмешательства не существует никакой симметрии. Начнем с того, что Россия поддерживает правящий режим, а США пришлось бы вмешиваться на стороне повстанцев.
Сейчас главную проблему в Сирии представляет сама война как таковая, а не любой из ее возможных политических исходов. Именно война играет на руку экстремистам вроде ИГИЛ и способствует распространению нестабильности за пределы Сирии. Соответственно, главным приоритетом для нас должно быть мирное урегулирование конфликта — или, по крайней мере, той его части, в которой напрямую не задействованы ИГИЛ и прочие террористические группировки.
Чтобы такой конфликт мог разрешиться миром, необходима ситуация неудобного пата, при котором ни одна из сторон не будет считать возможной свою военную победу. В этом случае участники конфронтации начинают видеть в компромиссе и мирном урегулировании единственную альтернативу бесконечной дорогостоящей войне. Именно в этом контексте становится актуальной разница между российским вмешательством и возможными действиями Соединенных Штатов. Когда русские впервые вмешались, режим Асада выглядел неустойчивым. Казалось, что он вот-вот рухнет. В результате повстанцы были твердо настроены воевать, пока власть не будет насильственно свергнута. Во многом именно благодаря российской операции ситуация сильно изменилась. Теперь у оппозиционеров есть основания считать, что добиться военной победы у них не получится, и что они не смогут завершить войну без мирных переговоров с участием действующего режима. При этом Россия не стала оказывать режиму поддержку, которая дала бы ему возможность одержать победу военным путем. Частичный вывод российских войск подчеркивает, что Москва и в принципе не намерена предоставлять Асаду такую возможность.
Короче говоря, вся цепочка российских шагов — от начала операции до частичного вывода сил — помогает создать и поддерживать ту самую ситуацию неудобного для всех сторон пата, которая делает возможным мирное урегулирование. Напротив, более активное вмешательство Америки на фоне существовавшей в прошлом году обстановки только укрепило бы оппозицию в намерениях добиваться военной победы и еще сильнее отдалило бы разрешение конфликта.
Поведение России в целом — в особенности ее стремление к перемирию и к проведению переговоров при посредничестве ООН — показывает, что в настоящий момент Россия ставит целью мирное урегулирование сирийского конфликта. Если Путин действительно так умен, мы должны воспользоваться плодами этого, чтобы добиться мирного компромисса — что было бы в интересах и США, и России, и Сирии.
Пол Пиллар — пишущий редактор National Interest, внештатный старший научный сотрудник Института Брукингса и Центра по изучению проблем безопасности при Джорджтаунском университете.
