В тени Брексита, не привлекая особенного внимания СМИ, поглощенных референдумом в Великобритании, последняя июньская неделя в Азии прошла под знаком «евразийской интеграции». Это российский и китайский термин для геополитического сближения двух стран. В последнее время в противовес начинающейся дезинтеграции Европейского Союза российско-китайское сближение стремительно набирает обороты.
Явно символично, что на той же неделе, когда в Европе произошел Брексит, восточный интеграционный процесс ознаменовался сразу тремя важными саммитами подряд. Президенты России и Китая встретились на них несколько раз.
За последние три года Путин и Си официально встречались уже 15 раз. Они превращаются если не в неразлучных, то уж точно в постоянных собеседников.
Саммит, саммит, саммит
Сначала в предпоследние четверг и пятницу июня в узбекском Ташкенте состоялся саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), которая недавно отметила уже 15-ю годовщину своего существования. За это время воспринимавшееся прежде не слишком серьезно, несколько запятнанное объединение, которое создавалось для пограничного сотрудничества в сфере безопасности в Центральной Азии, сумело трансформироваться, возможно, в самый влиятельный международный форум по вопросам безопасности и развития в континентальной Азии. В текущем году эту трансформацию формально довершит принятие Индии и Пакистана, которое сделает ШОС поистине «евразийским» региональным объединением и важным противовесом двух других азиатских региональных блоков — СААРК в Южной и, главное, АСЕАН в Юго-Восточной Азии.
Еще в Ташкенте президенты Путин и Си приняли участие в другом саммите при участии их монгольского коллеги Цахиагийна Элбэгдоржа, бывшего демократического активиста, в 2011-2013 годах занимавшего пост председателя международного объединения демократических стран Community of Democracies. Когда-то он помогал формулировать политику «третьего соседа», заключавшуюся в поиске различных вариантов международных отношений, которые могли бы помочь Монголии выбраться из тисков двух своих огромных (и не демократических) соседей. Саммит с двумя евразийскими президентами убедительно подтвердил тот факт, что географическое положение иногда все же может стать судьбой, в особенности для малых народов.
Затем в субботу Путин и Си встретились на третьем саммите — на этот раз без участия кого-либо еще. Декларируемой целью этой встречи было, а как же иначе, углубление евразийской интеграции. Помимо ряда совместных проектов, неразлучные президенты подписали два интересных соглашения о сотрудничестве государственных СМИ двух стран и дружбе в хоккее на льду. СМИ и спорт явно занимают особенное место в евразийской интеграции и в современном китайском дипломатическом наступлении.
Шелковый путь Евразии
Наблюдатели связывают стремительное сближение России с Китаем в последние два года с геополитическим перераспределением сил после резкого ухудшения отношений между Россией и Западом из-за украинского кризиса и российской аннексии Крыма в 2014 году. По словам Дмитрия Тренина из Московского центра Карнеги, после размолвки с евроатлантическим сообществом Владимир Путин сменил план «большой Европы» от Лиссабона до Владивостока на запасную концепцию «большой Азии» от Шанхая до Санкт-Петербурга.
Идея о континентальной мощи Евразии как о противовесе «морским» евроатлантическим державам Запада занимает центральное место в политической мифологии двух стран, хотя понимание этого элемента веры в важных аспектах серьезно разнится.
Китай сформулировал свое понимание Евразии в виде стратегической инициативы «Один пояс и один путь» или «Новый шелковый путь». В ней Китай романтизирует древние торговые пути, проходившие через всю Евразию, слава которых закончилась после открытия экспедициями новых морских путей, когда начиналась эпоха господства современной Европы. Российское понимание Евразии получило название Евразийского экономического союза, а это во многих отношениях иной проект, характеризующийся, прежде всего, ностальгией по советским временам.
Скрытая договоренность в Центральной Азии
Со стратегической точки зрения Евразийский экономический союз (ЕАЭС) является, в первую очередь, попыткой Москвы хотя бы частично восстановить распавшуюся империю СССР. ЕАЭС объединяет лишь горстку стран из европейской и азиатской части бывшего Советского Союза, а именно: Россию, Белоруссию, Армению, Казахстан и Киргизию. По образцу Европейского Союза, а во многом и в ответ на него, ЕАЭС стремится к высокой степени интеграции в рамках закрытого сообщества нескольких стран.
По сравнению с этим китайская инициатива «Один пояс и один путь» («Новый шелковый путь») — это широкая и открытая форма политического и экономического сотрудничества, в которой на сегодняшней день, по крайней мере формально, участвуют 60 стран. Разный характер двух объединений отражает тот факт, что у России в «Евразии» есть традиционные союзники, а у Китая их нет. Китайский интеграционный потенциал определяется, главным образом, относительным избытком накопленного капитала и производственных мощностей. Россия же, напротив, может делать ставку на крепкие и близкие отношения с бывшими советскими республиками в Азии.
У двух стратегических инициатив есть плоскости для потенциальных трений, однако пока они отходят на второй план благодаря тому, что объединяет две державы, по крайней мере временно, в нерушимый союз — благодаря неприятию международного влияния Соединенных Штатов и Запада.
Китайский «Новый шелковый путь» ведет в Европу и на Ближний Восток через Центральную Азию, традиционную сферу влияния России. Российские стратеги сначала смотрели на китайскую инициативу с подозрением. По словам Александра Габуева, тоже сотрудника Центра Карнеги, в Москве аналитики в области безопасности и экономики вели на эту тему ожесточенные внутренние дискуссии. С китайской стороны тоже были опасения, что Путин будет не в восторге от китайского бизнеса у себя на заднем дворе в Центральной Азии.
Москва — более слабый партнер Пекина
Российское недоверие испарилось после санкций Запада, введенных в ответ на аннексию Крыма. Путь к «большой Европе» закрылся, и у Москвы не было других вариантов, кроме как примкнуть к Пекину. Геополитическую переориентацию закрепил московский саммит в мае 2015 года, на котором Путин и Си подписали «совместное заявление о сотрудничестве по сопряжению строительства Евразийского экономического союза и Экономического пояса Шелкового пути». После некоторых незначительных проволочек из-за непредсказуемой российской бюрократии эта политическая декларация дала старт эффективному сотрудничеству между двумя странами не только в Центральной Азии, но и в других регионах Евразии. В этом году оно так активизировалось, что Путин встречается с Си три раза в неделю.
По словам Марцина Качмарского из Варшавского университета, «евразийская интеграция» — это объединение двух изначально разных геополитических проектов, находящихся «на противоположных концах логического спектра». Тем не менее это соединение превратило Китай с российской помощью в «настоящую евразийскую державу». При поддержке Кремля Китай теперь может продвигать свои интересы на всем постсоветском пространстве.
В этом новом союзе Россия является явно более слабым партнером. По мнению московских аналитиков, РФ обеспечивает китайской экономической экспансии в Центральную Азию геополитические ноу-хау и безопасность, прежде всего посредством военного пакта Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ или «Ташкентский пакт»), который объединяет ряд постсоветских республик.
В Москве время от времени сетуют, что Россия превратилась в «охранное агентство» для защиты китайского бизнеса. Но вообще, по всей видимости, эта формула устраивает и обе стороны, и даже центральноазиатские «станы», которые приветствуют китайскую торговую активность, сохраняя при этом опасения в связи с ростом влияния Китая, которое отчасти ограничивает тесное военное сотрудничество с Россией.
Евразия продвигается на Запад
Если обернутся назад — в Европу, то становится ясно, что Брексит приведет к ослаблению евроатлантической архитектуры безопасности и к относительному укреплению зарождающейся «евразийской» оси Москва — Пекин. У нее будет больше пространства для постепенного расширения своего влияния через Восточную Европу на Запад.
В последние годы Пекин заметно активизировал свои действия в Восточной Европе. В 2012 году по его инициативе было создано объединение «16+1» как платформа для переговоров Китая с 16 восточноевропейскими и постсоветскими странами. С европейской точки зрения у этих стран нет почти ничего, кроме коммунистического прошлого, общего в культурном и политическом отношении. Однако с точки зрения Китая они представляют собой географическую перемычку между Евразией и Европой и удобный инструмент для подрыва и без того шаткого единства Европы.
Вместе с тем активизируется и двусторонняя дипломатия на высшем уровне. В этом году президент Си посещал Восточную Европу два раза. В первый раз это был памятный визит в Чехию на Рождество, а во второй раз он две недели провел в Сербии и Польше.
С точки зрения Москвы Восточная Европа, разумеется, одновременно является традиционной сферой российского влияния. Стоит ожидать, что китайское проникновение в эту область будет вызывать у Москвы такие же опасения, как и проникновение в Центральную Азию. Конечно, если только у Москвы и Китая насчет этого региона нет скрытой договоренности, как в случае постсоветских «станов» в Центральной Азии.
На мысль о наличии подобного соглашения наводит выбранный Китаем метод продвижения в Восточной Европе через традиционных союзников России, таких как Сербия. Со времен югославских войн Белград сблизился с Пекином настолько, что во время последнего визита Си Цзиньпина две недели назад Сербия без колебаний заявила о поддержке китайских территориальных претензий в Южно-Китайском море, то есть в регионе объективно крайне далеком от сербских интересов. Похоже, что сербско-китайская дружба уже превосходит и традиционную дружбу с Россией, и что большой славянский брат совершенно против этого не возражает.
И речь идет не только о государствах — китайские интересы в Восточной Европе зачастую продвигают те же лица и институты, которые являются носителями и российских интересов тоже. В качестве примера можно привести наш президентский аппарат, где бок о бок в качестве советников гаранта Конституции работают в согласии друг с другом представители российского Лукойла и китайского CEFC.
Восточная Европа, конечно, не Центральная Азия, хотя в последнее время они обретают общие черты. Принципиальное различие, помимо разной политической культуры, заключается, главным образом, в институциональной закрепленности Восточной Европы в евроатлантических структурах, прежде всего в Европейском Союза и в НАТО. Но Евросоюз погрузился в затяжной кризис, вернее в несколько кризисов одновременно. С уходом Великобритании ЕС еще больше ослабнет, в частности ограничится его нормативная роль при защите демократических институтов стран-членов от влияния извне.
Таким образом, в итоге Брексит приведет к расширению влияния «евразийской интеграции», то есть зарождающейся властной оси Москва — Пекин, на Западе. После опыта последних двух лет нетрудно себе представить момент, когда в условиях меняющегося распределения сил Чехия окажется перед принципиальным выбором. Даже страшно представить, насколько наша страна не готова к этому судьбоносному моменту.
Автор — китаист и востоковед, является директором Sinopsis (совместного проекта Института Дальнего Востока философского факультета Карлова университета Праги и AcaMedia).
