Российский проект сирийской Конституции содержит немало странностей и недостатков, но не стоит переоценивать их значение. Этот проект в планах Москвы выполняет служебную функцию, и для нее не так уж важно, будет он принят или нет. Куда важнее подтолкнуть процесс обсуждения будущего политического устройства Сирии, спровоцировав появление альтернативных проектов Конституций.
Очередной раунд сирийских переговоров, который проходил в январе в Казахстане, не принес прорывных результатов. Сирийские власти и та часть оппозиционных группировок, которая согласилась участвовать, отказались подписывать итоговое совместное заявление. Тем не менее совсем без новых инициатив переговоры в Астане все-таки не остались — Москва там выступила с проектом новой Конституции Сирии.
Зачем ждать
При всей своей неожиданности предложенная новая Конституция вполне вписывается в общую стратегию России в сирийском конфликте. Воспользовавшись переходным периодом в Вашингтоне, Москва решила перехватить инициативу на сирийском направлении и попытаться обозначить свои правила игры в качестве общепринятых. Именно на это была направлена встреча министров Ирана, Турции и России в Москве в декабре прошлого года, а также последовавшая за ней встреча в Астане. С точки зрения российского руководства и двух его ситуативных союзников, логичным продолжением этой локальной инициативы должна стать ее экстраполяция на общесирийский формат, то есть на переговоры в Женеве.
Именно на решение этой имиджевой и в какой-то степени стратегической для Москвы задачи и направлена российская конституционная инициатива. Ведь в ходе последних женевских переговоров сторонам так и не удалось перейти к обсуждению конституционной реформы в Сирии, как это было предусмотрено резолюцией № 2254.
Самый бесперспективный путь — это ждать, что Конституция будет написана внутрисирийскими силами. Недоверие между сторонниками и противниками режима такое, что стороны до сих пор не готовы участвовать в прямых переговорах. Поэтому нет никакого сомнения, что любой проект Конституции, предложенный сирийскими властями, будет безоговорочно отвергнут оппозицией и наоборот. Не говоря уже о том, что в оппозиционной среде популярно мнение, что Конституцию и вовсе не стоит писать до тех пор, пока не будет решен вопрос о будущем Башара Асада.
Если же написать новую Конституцию за пределами Сирии, то тут неизбежно возникнут как минимум две серьезные проблемы, с которыми уже столкнулась и российская инициатива. Во-первых, сильно мешает неудачный опыт соседнего Ирака, где Конституция писалась при непосредственном участии США. Об этом еще в Астане говорил представитель сирийской оппозиции Яхья аль-Ариди.
Вторая проблема заключается в том, что страны-посредники одновременно являются сторонами сирийского конфликта, что ставит под сомнение их непредвзятость. Для сирийской оппозиции Москва одновременно и судья, и противник, поэтому российский проект Конституции изначально вызывает у повстанцев отторжение, несмотря на его универсальность. Правда, аналогичная инициатива со стороны других внешних сил, скорее всего, вызвала бы схожую негативную реакцию у одной из сторон сирийского конфликта.
Без арабов и ислама
Вероятно, этим объясняется весьма универсальный характер предложенной Конституции, который представляет собой своеобразный российский манифест идеального сценария для Сирии. Это подтверждает и ее объем — российский проект почти вдвое короче ныне действующей Конституции — и весьма общие фразы, которыми изобилуют практически все статьи потенциального Основного закона. Москва явно старалась избежать провокационных формулировок, оставив за скобками самые противоречивые аспекты.
Яркий пример — пятая статья предложенной Конституции, которая описывает будущее политическое устройство Сирии. В ней говорится, что «политическая система основывается на принципе политического плюрализма и формирования органов государственной власти тайным путем». Очевидно, что в таком виде эта статья не добавляет понимания того, какой предстанет будущая политическая система страны, а такую формулировку можно легко предложить любой стране мира.
Однако при всей универсальности в российском варианте Конституции прослеживается несколько трендов, которые, по всей видимости, будут обсуждаться в Женеве.
Первое, что бросается в глаза, — это полный отказ от употребления слова «арабский». Это касается и нового названия — Сирийская Республика (сейчас — Сирийская Арабская Республика), и других статей, откуда исчезли такие термины, как «арабская нация», «арабская цивилизация» и так далее, хотя в Конституции 2012 года их в избытке. Этот шаг, конечно, можно посчитать уступкой баасистского режима, чей лозунг «Арабская нация едина, миссия ее священна» до сих пор остается неизменным, но уступка эта носит очень символический характер.
Еще одно в каком-то смысле революционное для арабского мира новшество заключается в том, что в российском варианте Конституции не упоминается не только арабская нация, но и ислам. Многие связали это с позицией делегации Башара аль-Джафари в Астане, настаивающей на том, что Сирия должна оставаться «светским и гражданским государством».
Сейчас третья статья сирийской Конституции гласит: «Религия президента — ислам, а шариат является основным источником законодательства». Такая запись — визитная карточка большинства арабских режимов, которые активно апеллируют к этой статье, чтобы легитимизировать свое правление в глазах мусульманского населения, а также ограничивать политические права и свободы оппонентов, ссылаясь на нарушение ими норм исламской морали.
Некоторые размытые формулировки российского варианта Конституции потенциально могут играть на руку режиму Асада. Например, уже упомянутая пятая статья, которая обязывает политические партии «уважать конституционный строй, демократические принципы, суверенитет и территориальную целостность». При такой формулировке любая оппозиционная партия может быть объявлена вне закона по обвинению, скажем, в попрании демократических ценностей.
Туманный импульс
Еще один важный аспект предложенного проекта — перераспределение власти между центром и регионами. Никакой конкретики в этом отношении не просматривается: статья 15 лишь деликатно выводит проблему «отношений между местными администрациями и центральной властью» из юрисдикции Конституции в ведение некоего закона, который еще нужно будет принять.
Единственная автономная единица, которая упоминается в Конституции, — Курдская культурная автономия, что, впрочем, сразу вызвало неодобрение со стороны самих курдов. На встрече с Сергеем Лавровым представитель курдской партии Демократический союз Халед Исса заявил, что само определение «курдская культурная автономия» некорректно и должно быть заменено на «автономия северной Сирии». Вопрос этот явно принципиальный: оба термина пока не имеют четкой географической привязки и несут в себе огромный конфликтный потенциал. Курдам, видимо, придется силой подкреплять свои притязания на желаемые территории.
Изменилась и законодательная власть в Сирии, которая по российскому проекту должна быть представлена двухпалатным парламентом. То есть в Сирии появится новый институт — Ассамблея территорий, которая должна «обеспечить участие представителей административных единиц в принятии законодательства и управлении государством». В ее функции входит назначение судей Верховного конституционного суда, а также «одобрение решения президента о введении чрезвычайного положения и об объявлении мобилизации».
Для «многонациональной и многоконфессиональной» Сирии такая идея кажется вполне логичной, но эффективность работы верхней палаты парламента все равно вызывает немало вопросов — российский проект не обозначает административные единицы, от которых будут выбираться представители в Ассамблею территорий.
Наконец, предложенная Конституция хоть и ограничивает полномочия президента по сравнению с действующей, все же сохраняет в Сирии существующую форму правления — президентскую республику. А это еще больше обостряет вопрос о возможном участии Башара Асада в ближайших президентских выборах.
Ответ на него можно найти в разделе «Заключительные и переходные положения». И этот ответ — явно шаг назад даже по сравнению с действующей Конституцией Сирии. Российский проект предоставляет Башару Асаду возможность вновь обнулить счетчик своих президентских сроков. Статья 82 гласит: «Срок полномочий действующего президента республики заканчивается по истечении семи лет с даты его присяги в качестве президента. Он имеет право вновь баллотироваться на пост президента республики. Нормы Конституции о сроке полномочий применяются к нему начиная со следующих президентских выборов». Иными словами, Башар Асад остается легитимным президентом до 2021 года, когда истекает срок его нынешних полномочий, после чего получит возможность продлить свое пребывание во главе государства еще на два семилетних срока.
Сама идея сохранения президентской республики в Сирии выглядит сомнительной. Внешние игроки все больше склоняются к тому, чтобы поделить страну на сферы влияния, а значит, Сирии придется перенимать ливанский опыт, что предполагает транзит в сторону парламентской республики. Правда, в таком сценарии тоже хватает рисков. Зафиксировав существующий сегодня статус-кво, нет никаких гарантий, что баланс сил вскоре не изменится и не спровоцирует очередной виток гражданского конфликта.
Однако переоценивать значимость тех или иных положений российского проекта Конституции тоже не стоит. По всей видимости, он выполняет в планах Москвы служебную функцию, и для нее не так уж важно, будет он принят или нет. Куда важнее подтолкнуть процесс обсуждения будущего политического устройства Сирии, спровоцировав появление альтернативных проектов Конституций.
