Поезд из Краматорска тормозит с режущим скрежетом. Фотограф Андерс Ханссон (Anders Hansson) и я, уже готовые, стоим у дверей и в первых рядах выползаем на перрон. Мы пробираемся по железнодорожному вокзалу в Киеве, отягощенные нашей пуленепробиваемой экипировкой, которую мы брали с собой в репортажную поездку на восток Украины.
Мы торопимся. Время одиннадцать, и ровно через полчаса у нас интервью в одном из отелей на Крещатике с летчиком-истребителем Надеждой Савченко. Половина двенадцатого ночи — это единственное время, когда она может дать интервью, так как уже на следующий день Савченко сама уезжает на фронт.
Война в восточной Украине идет третий год. Согласно Минским договоренностям, сейчас там должен действовать режим прекращения огня, но на практике стрельба ведется непрестанно. За это время мир успел заняться другими заботами — Трампом, брекситом и потоками беженцев в Европу.
Надежду Савченко называют многими разными именами. Некоторые называют ее украинской Жанной д’Арк. Другие — Трампом в юбке. Последний эпитет она, что неудивительно, получила от русского либерального интеллектуала по имени Николай Сванидзе.
На самом деле, он должен был бы быть с Савченко на одной стороне, так как у них обоих одинаково критическое отношение к Владимиру Путину. Но Савченко — человек, неудобный для всех: и для русских либералов, и для украинских националистов.
В 2004-2005 годах Надежда Савченко получила известность на Украине как единственный солдат-женщина в составе украинских миротворческих сил в Ираке. После этого она захотела стать летчиком-истребителем, а это образование недоступно для женщин. Савченко удалось добиться специального разрешения от министра обороны и стать пилотом боевого вертолета, что с ее точки зрения было неудачей. Сама она хотела быть пилотом истребителя — но этого министерство обороны не допустило.
У Савченко часто были проблемы с дисциплиной. Ее руководство называет ее строптивой и нестабильной. Ее два раза исключали из вуза, когда она училась в престижном Харьковском институте воздушных сил. Дважды ей удавалось вернуться.
В июне 2014 года уже идет полноценная война между украинской армией и сепаратистами восточной Украины, поддерживаемыми Россией. Лейтенант Надежда Савченко находится со своим воздушным полком у Львова, но на фронт ее не посылают. Тогда она оставляет свой полк и записывается добровольцем в батальон «Айдар».
17 июня 2014 у Луганска ее взяли в плен сепаратисты. Вскоре после этого сепаратисты выложили в интернет видео, на котором допрашивают раненую, худую и измученную Савченко, прикованную к газовой трубе.
В начале июля Россия внезапно сообщила, что Савченко добровольно пересекла границу России, переодетая беженкой. Там ее схватили и поместили в тюрьму в Воронеже. Россия начала суд над самым известным летчиком-истребителем Украины за убийство двух русских журналистов, которые погибли от взрыва гранаты под Луганском.
Все указывает на то, что сепаратисты передали Савченко России. Похищать граждан другой страны и судить запрещено. Когда начался судебный процесс против Савченко, это очень помогло украинской пропаганде — просто-напросто потому, что незаконность этого спектакля была уж слишком очевидна.
Тем не менее, Савченко далеко до идеального героя. Она не ведет себя как какой-то великодушный Нельсон Мандела. Во время суда лейтенант сидела, небрежно уперев ноги в прутья клетки, глазела на всех, как подросток, и показывала судье средний палец.
Несколько раз она устраивала голодовки, и когда ее вводили в клетку в зале суда, часто ее лицо было бледным и истощенным. Но взгляд всегда оставался тем же самым: полным холодного презрения к тому процессу, в центре которого она оказалась.
Когда ее освободили в рамках обмена пленными в мае 2016 года, и ее самолет приземлился в Киеве, в аэропорту собрались тысячи людей, чтобы встретить свою героиню. Савченко кричала на них, чтобы они не подходили близко — она так долго сидела в тюрьме, что «отвыкла от людей».
Днем позже она выступает в украинском парламенте — Раде, куда ее избрали в ее отсутствие. Босая, она произносит неистовую речь, где ругает на чем свет стоит весь украинский политический истеблишмент, называя их коррумпированными подонками. Через несколько месяцев она покидает свою партию, «Батькивщину».
То, что власть имущие коррумпированы — тезис, не вызывающий сомнений на Украине. Зато призыв к диалогу с врагом — то есть, с лидерами сепаратистов на Донбассе — как раз сомнения вызывает. А именно к этому и призывает Савченко. В Минске она лично встречалась с лидером Донецкой республики Александром Захарченко, чтобы обсудить обмен военнопленными. Беседовала она и с лидером Луганска Игорем Плотницким, который лично допрашивал ее, прикованную к трубе.
И теперь другая молва пошла по Украине. Те националистские круги, которые восхваляли Савченко, отвернулись от нее и стали называть предательницей. Они утверждают, что Савченко заключила соглашение с российскими властями, пока сидела в тюрьме.
Правда же состоит в том, что Надежда Савченко просто очень неудобный человек. Она никогда не играет навязанных ролей. Она этого не делала ни когда была солдатом или пилотом, ни в качестве пленной в России, ни став украинским политиком.
И я совершенно убеждена, что она не станет этого делать и в качестве объекта интервью. Я ждала, что она в последний момент откажется, или что она появится не раньше двух ночи. Я готовлюсь к тяжелому интервью, во время которого она, как это бывало в других интервью, которые я читала, заявит, что встречаться с журналистами бесполезно. Я знаю, что ее русский, как и у всех жителей Киева, идеален, но готова к тому, что она будет отвечать по-украински. Во всяком случае, она на это имеет полное право, хотя это и будет означать определенные практические трудности для меня.
Без двадцати минут двенадцать. Надежда Савченко стоит вместе со своей сестрой Верой внизу у рецепции отеля. Мы здороваемся, и я благодарю ее за то, что она согласилась дать интервью DN посреди ночи.
«Вы же с фронта приехали. Если вы взяли на себя труд съездить к фронту, я могу взять на себя труд встретиться с вами так поздно».
Ее голос низкий, сипловатый и красивый. Савченко курит сигареты одну за одной.
Кроме того, она прагматик, поэтому мы всё интервью разговариваем по-русски.
Анна-Лена Лаурен: Недавно вы назвали президента Украины Петра Порошенко врагом народа. Что вы имели в виду?
Надежда Савченко: Я имела в виду только то, что сказала. Порошенко не продал свои шоколадные фабрики (под маркой Roshen), и у него остается куча собственности в России. Это не только шоколадная фабрика в Липецке, но и все предприятия, которые занимаются ремонтом военных кораблей русского флота в Крыму. У нас война, а президент зарабатывает деньги с помощью врага. Это плохо.
Я спрашиваю Савченко, почему она решила встретиться со своими злейшими врагами, лидерами сепаратистов Александром Захарченко и Игорем Плотницким.
«Я готова пожать руку самому дьяволу, чтобы освободить наших военнопленных. В России и на сепаратистских территориях находится минимум 44 политических пленника и 50 подтвержденных военнопленных с Украины. Кроме того, очень много людей просто бесследно пропали. Это все наши сограждане, и мы несем за них ответственность».
Савченко говорит спокойно и очень отчетливо.
«Я встречалась и с Захарченко, и с Плотницким в Минске. Они разные. С Плотницким я познакомилась, когда оказалась в плену. Лукавый тип. У Захарченко больше характера, с ним можно говорить. Но проблема в том, что оба очень зависимы от России. Но это не значит, что не надо пытаться с ними договориться»
— Проблема, наверное, в том, что если они согласятся на что-то, то Россия немедленно их устранит и поставит другое руководство?
— Да, они могут их устранить и назначить новых. Но в таких ситуациях всегда есть большой элемент непредсказуемости. Все может внезапно и кардинальным образом измениться. Понимаете, жизнь вынудила меня начать доверять людям. Даже в самом плохом человеке можно найти что-то хорошее. И даже худшего в мире человека можно переубедить, если борешься за правое дело. Прийти к соглашению возможно, по крайней мере, в том, что касается военнопленных.
— Люди называют вас предательницей из-за такого мнения.
— Меня это не волнует. Я очень мало времени уделяю украинским политикам, потому что они обычные клоуны. Разумеется, многим украинским политикам невыгодно, чтобы я была героем. Чем чаще они меня называют предательницей, тем яснее, что они ужасно меня боятся.
Савченко, солдат, готовый пойти на смерть за Украину, она считает, что нужно проявлять понимание по отношению к людям на другой стороне фронта.
«На тех территориях живет наш народ. Они поверили в российский миропорядок, их обвели вокруг пальца. Но это не значит, что мы должны их бросить, мы должны поговорить с ними. Если ты налаживаешь контакт с врагом, это делает сильнее тебя самого. Поэтому все эти три года мы должны были разговаривать с этими людьми. Мы должны были сказать, что прислушиваемся к ним, что мы любим их, и что мы хотим, чтобы они вернулись в нашу семью. Что мы можем жить вместе. Если бы мы это делали, в нас летело бы гораздо меньше пулеметных очередей с их стороны».
Она считает, весь формат мирных переговоров надо поменять.
«Минская группа три года работала без результата. В таком случае надо хотя бы поменять переговорщиков, а возможно, и сам формат. В Минской группе должны быть люди, которые знают, о чем говорят. Там должны быть бывшие военнопленные, военные, родственники пленных. Это не должны быть одни политики, которые никогда ничем не рискуют».
— Вы были готовы потерять очень многое. Вас осудили на 22 года тюрьмы.
— Я бы никогда не отсидела все это время. Никогда в жизни. В этом случае я вернулась бы на Украину в гробу.
— Значит, вы были готовы продолжать голодовку до конца?
— Да! — Савченко говорит чуть ли не радостно. — Я уверена, что не просидела бы в тюрьме дольше, чем сама того захотела бы. Я знала, что вернусь на Украину живой или мертвой. Мне было неважно, как.
— Откуда у вас такая сила духа?
— Я не знаю. Возможно потому, что меня воспитывали в строгости. Наши родители пережили Вторую мировую войну. Они знали цену жизни, знали, что такое голод. Они знали, что никогда нельзя позволять себе больше, чем позволяешь другим, что нужно помогать людям. Вот так нас воспитывали. Это на меня повлияло. Когда я служила в армии, я справлялась лучше, чем многие мужчины.
— С чем, например?
— Я была выносливее, часто лучше справлялась с тяжелыми тренировками, которые у нас были. Я никогда не ныла, всегда была готова работать. Многим это не нравилось. Я всегда выбирала самый трудный путь и поэтому считалась тупой.
Когда Савченко говорит об этом, становится очевидным, что она привыкла к тому, что ее считают странной. Она даже не высказывает сожаления по этому поводу.
«Ведь все дело лишь в желании работать. Никто не работал так усердно, как я, и поэтому они обижались, когда я справлялась с вещами, с которыми они тоже могли справиться — если бы боролись. А еще многим не нравилось мое принципиальное отношение к справедливости. Я ненавижу несправедливость, я не могу молчать, когда вижу ее. Это очень не нравилось командованию».
— Кое-кто из командования назвал вас недисциплинированным солдатом.
Савченко сардонически смеется.
— Так они это называют, да. Они называют это дисциплиной. Но что на самом деле представляет собой дисциплина? Что ты хорошо делаешь то, что должен. В армии они пытались меня иногда заставить делать какую-то дрянь — просто для того, чтобы сломать. Чтобы я стала овцой в стаде, такой же, в каких российское руководство старается превратить своих граждан. Когда я протестовала, они называли это «плохой дисциплиной». Но я всегда начищала сапоги и натирала пряжки. Я стригла волосы. Я никогда не опаздывала. Меня не в чем было упрекнуть, что касается моего внешнего вида или выполнения обязанностей.
— Почему вы захотели стать пилотом?
— Мне нравится работать с техникой, а не с людьми, это гораздо проще, потому что с людьми все время какие-то проблемы. Я люблю высоту и скорость. Я люблю аэропорты. А в первую очередь я обожаю запах авиационного топлива!
И Надежда Савченко разочарована, что ей, женщине, так и не разрешили научиться управлять истребителем.
— Я могу управлять самолетом Як-52 и боевыми вертолетами Ми-26 и Ми-24. Водить истребитель, когда я была пилотом, женщинам было запрещено. Никаких оснований для такого запрета нет, во всяком случае, ни разумных, ни законодательных. У нас на Украине очень большие проблемы с дискриминацией, огромное неравноправие полов — особенно в армии. Всю мою жизнь мужчины говорили мне, что я могу, а что не могу, и мне приходилось им доказывать, что я могу на самом деле.
— Это правда, что вы готовы отдать Крымский полуостров на определенных условиях, как об этом пишут в новостях?
— Нет, это ложь. Они переврали то, что сказала. Вот как дело обстоит на самом деле: в 2014 году, когда Россия вторглась в Крым, я была летчиком-истребителем. Я ждала приказа вступить в бой, как и все другие в армии. Но по какой-то причине мы так и не получили такой команды. Мы должны были воевать тогда, когда у нас был шанс. Но наше правительство предпочло подарить Крым России — те самые люди, которые орут во всю глотку: «Мы не отдадим Крым!» Факт заключается в том, что они уже отдали Крым. Они кричат «Мы не отдадим Донбасс!» А я боюсь, что они как раз сделают это, с той политикой, которой они придерживались до этого. Если мы сегодня хотим вернуть Донбасс мирным путем, это можно сделать только ценой Крыма. Ведь это уже и так случилось — наши политики продали Крымский полуостров.
— Но ведь вы считаете, что нужно вести переговоры на Донбассе, что нужно наладить диалог?
— Это нужно было сделать еще три года назад. У нас есть еще на это время, но немного. Проблема в том, что Россия на практике вынуждает украинское правительство забрать Донбасс обратно на русских условиях. А это не мирный путь, это путь к войне. Потому что это будет означать не мир, а то, что война продолжится, что будет гражданская война, терзающая Донбасс, а мы, украинцы, продолжим грызться друг с другом.
В отличие от многих других, Савченко не считает, что Россия сильно заинтересована в аннексии Донбасса.
«Факт состоит в том, что России совсем не нужна эта территория. Она только создаст им трудности. Вся инфраструктура и коммуникации подключены к Украине. Если они аннексируют Донбасс, они будут вынуждены делать такие же масштабные вложения, как и в Крыму, строить все электросети и систему водоснабжения заново. Продолжать использование украинской инфраструктуры означало бы, что война будет вечной. А это России не нужно. Поэтому Украине просто угрожают: если вы не сделаете по нашему, мы аннексируем Донбасс и будет вам второй Крым. Проблема в том, что власть имущие не встречаются друг с другом и не обсуждают этот вопрос».
Савченко выступает за широкий политический диалог — с участием России и всех соседей по региону.
«Все страны, которые граничат с Россией, должны участвовать. Страны Прибалтики, Белоруссия, Молдавия, Румыния и даже Грузия и Турция. Когда нас будет много, а Россия одна, вероятно, удастся чего-то добиться. Российские коммуникации проходят через эти страны. И под, и над землей. Закройте коридоры в воздухе, перекройте газопроводы! Не покупайте русский газ. Тогда Россия будет более сговорчива».
Надежда Савченко считает, что западный мир слишком запаздывает со своими действиями против России.
«Западу следовало реагировать гораздо жестче и гораздо раньше. Показать силу, а не мягкую сдержанность, как сейчас. Следовало сразу же исключить Россию из системы SWIFT (что привело бы к невозможности проводить банковские транзакции между Россией и другими странами). Убедить Саудовскую Аравию снизить цену на нефть до 5 долларов на полгода. Это стало бы катастрофой для российского руководства, потому что они крадут из собственного бюджета. И это дало бы результат».
— Вы хотите ужесточить санкции, но при этом считаете, что с Россией нужно вести диалог?
— Да. Нужно использовать и кнут, и пряник. Таким образом, можно выдрессировать любого циркового зверя, в том числе медведя.
— Вы раньше говорили, что и многие русские поддерживали вас. Вы получали письма в тюрьме, в том числе, от известной русской актрисы Лии Ахеджаковой. Как вы сейчас относитесь к России?
— Плохих народов не бывает, бывают плохие люди. В России много разумных людей. Многие понимают, что на самом деле происходит между Россией и Украиной, многие стыдятся этого. К сожалению, они обычные люди, не боги, они не могут остановить войну. Есть много и таких, кто не боится рисковать и сидеть в тюрьме, например, Ильдар Дадин (русский политический заключенный, которого сейчас выпустили). Я очень им благодарна, тем русским, которые предпочли быть настоящими людьми. Остальных, тех, кто хочет быть скотами, мне просто жалко.
— Еще даже года не прошло с того момента, как вас освободили. Как вы привыкали к жизни на свободе, после почти двух лет в тюрьме?
— Мне было несложно вернуться к нормальной жизни. Единственное, что мне не нравится… Мне не очень приятно, что так много людей постоянно хотят быть рядом со мной. Мне никогда не нравился тесный контакт, я не люблю, когда люди хотят меня обнять, а после тюрьмы мне нравится это еще меньше. Поэтому я держу дистанцию. Но работать это не мешает.
Я спрашиваю Савченко, не проходила ли она какую-то терапию или, возможно, посещала психолога после времени, проведенного в тюрьме.
— Ой… Я всегда смеялась над психологами. В тюрьме они ко мне регулярно приходили. Когда я голодала, приходили священники и говорили мне, что самоубийство — это грех. Психологи сидели передо мной и размахивали руками. Мне все это было смешно. Однажды у меня был наглый психолог-мужчина, который сказал мне, что у меня много проблем с моей женской идентичностью. Я его поставила на место. С психологами не сложно справиться.
— Ваша семья много для вас значит?
— Моя семья — это моя мама и сестра. Это все, что у меня есть. Конечно, они много для меня значат. Моя сестра Вера — боец. Если бы не она, я, вероятно, никогда не вернулась бы из России.
— Почему вы решили поступить в армию?
— Мне нравятся профессии, которые многого требуют. Но когда я поступила туда, мне казалось, что и там все происходит слишком медленно. Все равно мне кажется, что это здорово, когда ты, вставая утром, можешь не размышлять о том, что на себя надеть. В армии нет ничего лишнего. Там есть только жизнь и смерть. Сейчас, когда я занимаюсь политикой, я купила шесть почти одинаковых костюмов, у них только цвет разный. Мне никогда не нужно тратить время на выбор одежды по утрам, я просто надеваю один из костюмов.
— Вы вынуждены больше думать о своей внешности, будучи политиком?
— Нет. Это та вещь, к которой украинцы должны изменить отношение. Мы восхищаемся вашей политической системой в Европе, но многие не понимают, почему она настолько впереди. А это потому, что ваши политики не считают, что они в шестьдесят лет должны выглядеть на тридцать. В Европе нет никакой катастрофы в том, что у женщины седые волосы. Женщины-политики не считают, что нужно так выряжаться, как это делают наши.
— Как вы относитесь к феминизму?
Немного посмеявшись, Савченко размышляет.
— В 18 и 19 веке женщин считали неразумными существами, потребовалось провести огромную работу, чтобы добраться до того, что есть сейчас. Той борьбе нужно отдать должное, она позволила нам сейчас жить как свободным гражданам. Но я гармоничная личность и не люблю перегибать палку. Я не люблю Femen и Pussy Riot, потому что бегать с голой грудью — это не феминизм, а дебилизм. В остальном я за феминизм!
Час ночи, и я возвращаюсь в свою комнату в отеле. Вдруг звонит телефон. На том конце я слышу твердый голос Савченко.
— Я забыла сказать одну вещь. Не могли бы вы передать всем читателям в вашей стране, что я благодарю их за то, что они поддерживали меня, пока я была в тюрьме, всех, кто продемонстрировал солидарность. Я такие вещи не забываю.
Савченко не говорит о том, что она будет делать на «фронте». Об этом я прочитала в «Новой газете» неделю спустя: Савченко поехала прямо в контролируемый сепаратистами Донецк, чтобы встретиться с украинскими военнопленными. В Инстаграме можно увидеть, как она, окруженная вооруженными сепаратистами в масках, в кромешной тьме идет к тюрьме Донецка. Толстые стальные двери открываются со скрежетом, и Савченко входит в камеру.
«Слава Украине!» — говорит она трем пленным.
Это популярное приветствие среди украинских националистов, которое часто использовали на Майдане. В Донецке сегодня мало кто отважился бы произнести его громко.
Затем она переходит к практическим вопросам.
«А тут не разрешаются кипятильники?»
Начальник тюрьмы, отвечает, что нет.
«В российских тюрьмах разрешено», — говорит Савченко.
«В российских дозволено, а здесь нет».
«Но это хорошо, что вы не в России. Может, все-таки подумаем насчет кипятильников?»
«Подумаем», — отвечает начальник тюрьмы.
В той же самой статье рассказывается о реакции советника украинского министра внутренних дел Зоряна Шкиряка. Он говорит, что Савченко следует судить за национальную измену из-за ее визита в Донецк, который он расценивает как «провокацию».
Мне не нужно звонить Савченко, чтобы попросить прокомментировать это. Я знаю, что она ответит.
Плевать она хотела на этого мужика.
Примечание: согласно сообщению концерна «Рошен» для прессы, опубликованного в январе, шоколадную фабрику в Липецке собираются закрывать.
