Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Думаю, ни Америка, ни Европа не собираются сползать в болото самовластия. Но как это ни парадоксально, и там, и там либеральный порядок могут лучше защитить те лидеры, у которых в некотором роде имперская точка зрения. Они осознают новую реалию: их общества сегодня настолько разнообразны, что требуют более беспристрастных и непредвзятых замыслов и представлений от своих лидеров.

Одной из непростых истин в гуманитарных делах является то, что этнокультурные различия и демократия не всегда сочетаются. Сегодня на Ближнем Востоке, как и в Европе в не столь отдаленном прошлом, переход от самовластия к народовластию сопряжен с этническими и религиозными чистками. Во всем мире есть множество образцов успешных демократических стран, которые по сути дела являются этническими государствами, построенными на базе чисток, раздела территорий или «блестящего одиночества», как называют доктрину отказа от длительных союзов. А на Западе массовая иммиграция и дробление культур в последние годы вернули к жизни авторитарные устремления.


Такие закономерности глубоко засели в истории рода человеческого. Экономисты Одед Галор (Oded Galor) и Марк Клемп (Marc Klemp) в своем новом исследовании нашли тесную связь между этнокультурным многообразием и автократией в доколониальных обществах. Последствия этой связи сохраняются и в сегодняшних институтах власти. Авторы утверждают, что авторитаризм возникает в результате восходящего и нисходящего давления. Разнообразное в этнокультурном плане общество стремится к созданию сильных централизованных органов власти в интересах сплоченности и продуктивности. А внутренние разногласия, расслоение общества и недоверие создают условия для господства влиятельной элиты.


У себя в США мы часто думаем, что являемся исключением из общего правила, и полагаем, что несмотря на печальную судьбу индейских племен и систему рабского труда, мы успешнее других воплотили в жизнь республиканское самоуправление в сочетании с расовым и религиозным многообразием.


Но в то же время, у нас уже нет того самоуправления, которое существовало в городах и поселках Новой Англии. Америка стала намного больше, разнообразнее, а в последнее время и раздробленнее, в связи с чем власть все больше сосредотачивается в Вашингтоне, а находящаяся в ее центре должность президента обретает повышенный авторитет. Стиль работы Дональда Трампа уникален сам по себе, но это также следствие тех тенденций, которые возникли много лет назад. У нас до сих пор действуют республиканские формы правления, но одновременно с этим мы получили своего рода избранного императора, который властвует над нашими многочисленными расами, не всегда ассимилирующимися иммигрантами, все более недоверчивыми сектами, племенами и классами.


У Евросоюза нет такого единоличного лидера, однако его правящий класс оказался в аналогичной ситуации, став блюстителем разнообразной империи. Он пытается править греками и немцами, скандинавами и сицилийцами, коренными христианами и мусульманами из числа иммигрантов, обладая полномочиями, которые отдалены от демократической подотчетности.


Осознавая те вызовы, которые брошены западному лидерству, мы должны задуматься о том, как авторитарные режимы в нашем мире относятся к этническому и религиозному многообразию: эксплуатируют его, управляют им, или и то, и другое.


В целом эволюционирующая авторитарная власть дает возможность абсолютному или относительному большинству населения удерживать бразды правления вопреки претензиям разнообразных меньшинств, а также навязывать некую форму единообразия более слабым этнорелигиозным группам. Очевидными примерами в этом отношении являются режим Эрдогана в Турции и суннистский авторитаризм саудовской монархии, а также ханьский шовинизм китайского политбюро, русский православный национализм Путина и так далее.


Есть и другая закономерность. Самовластный руководитель, который порой сам из меньшинства, представляет себя в качестве защитника этнокультурного многообразия и обещает защиту меньшинствам, которые окажутся в опасности, если верх возьмет популизм большинства. Так правит семья Асада в Сирии, пользующаяся поддержкой секты алавитов, сирийских христиан и других групп, опасающихся последствий правления суннитов. Египетский военный режим тоже обещает защищать городских жителей и христиан-коптов от исламистской власти, которую может принести с собой демократия.


Эти закономерности прослеживаются и в нашей собственной имперской… извините, президентской политике. Та коалиция, которую Барак Обама сколотил за два президентских срока, объединила группы меньшинств и интеллигенцию из высших слоев общества, пообещав отстаивать их разнообразные интересы от остатков белого христианского центра. Трамп отреагировал на это в манере Эрдогана и Путина, пообещав защитить главенствовавшее в прошлом большинство, восстановить его привилегии и устранить ощущение культурного упадка.


Между тем, в Европе зачастую кажется, что Евросоюзом к собственной выгоде заправляют немцы в центре и этнические меньшинства на периферии, которые отдают предпочтение сепаратистам и иммигрантам, а не старому национальному большинству. Нынешний рост популизма, в свою очередь, является попыткой сформировать иную динамику на континенте, чтобы у Германии было меньше власти, чтобы закрыть иммигрантам двери в Европу, и чтобы старые нации вновь утвердились в качестве центров влияния.


Я думаю, ни Америка, ни Европа не собираются в действительности сползать в болото самовластия. Но как это ни парадоксально, и там, и там либеральный порядок могут лучше защитить те лидеры, у которых в некотором роде имперская точка зрения. Не в том смысле, что они намерены навязывать свою политику огнем и мечом, а в том, что они осознают новую реалию: их общества сегодня настолько разнообразны, что требуют более беспристрастных и непредвзятых замыслов и представлений от своих лидеров.


Такой беспристрастный правитель (назовем его хорошим императором) будет успокаивать население и придавать ему уверенность, признавая то, что в разнообразном, фрагментированном и недоверчивом обществе любая правящая коалиция будет казаться опасной тем, кто в нее не входит. Если император вышел из традиционно доминантной группы и выступает от ее имени и в ее интересах, он должен делать все от него зависящее для успокоения меньшинств и вновь приехавших. Если же он формирует коалицию меньшинств, ему надо успокаивать прежнее большинство, заверяя его в том, что ему в этой стране в будущем найдется достойное место. Какова бы ни была основа его власти, император должен постоянно настраиваться на такую тональность, чтобы политический конфликт по причине этнокультурных различий, разногласий и недоверия казался как можно менее возможным.


Два наших предыдущих президента признавали, что должны прилагать усилия в этом направлении. Но здесь были и исключения, потому что Джордж Буш после 11 сентября и Обама во время своей кампании в 2008 году не добились особых успехов. Что касается Обамы, то Белый дом под его руководством не понял, насколько забытым и заброшенным чувствует себя белое население в глубинке, и какой кризис там назревает, создавая новый электоральный блок с новым самосознанием. Он также не понял, насколько опасным навязывание либеральных сексуальных норм со стороны государства показалось религиозным консерваторам, и насколько чужими они ощутили себя в собственной стране.


На волне этой отчужденности и страха возник Трамп, который даже не пытается никого успокаивать и заверять. Его национализм выглядит масштабнее, чем политика самоидентификации, чтобы опасающиеся его администрации группы населения поняли, что он думает о них и учитывает их обеспокоенность. Наверное, существует некая форма национализма, которая помогает связывать воедино разнообразное общество, но Трамп больше склонен сплачивать «истинно американское» экс-большинство в противостоянии всем прочим расовым, религиозным и прочим группам.


Его преемник, будь то либерал или консерватор, не должен брать пример с Асада, Эрдогана и Путина. Но он (или она) сможет кое-чему научиться у блюстителей разнообразных и раздробленных обществ из прежней эпохи, скажем, у монархии Габсбургов, которая старалась сдерживать и уравновешивать религиозные и этнические разногласия, препятствовать дезинтеграции и тоталитаризму. Она могла бы просуществовать намного дольше, если бы не безрассудство 1914 года.


Если мы хотим президента-императора, нам нужен такой президент, который мыслит не как партийный лидер, а как хороший император, который не разделяет и властвует, а пытается создать в своей империи такую атмосферу, чтобы ее разнообразные народы чувствовали себя в безопасности и как дома.