В Вильнюсе на проспекте Гедимина возвышается впечатляющее белое здание: это бывший штаб КГБ, в котором с 1941 по 1943 год располагалось гестапо. На фасаде выгравированы имена с датами рождения и смерти, причем почти все — с 1994 по начало 1950-х годов. Года сталинских репрессий. Сейчас в здании находится Музей жертв геноцида, посвященный пострадавшим среди литовских националистов и интеллигенции. Здесь эти преступления называют «геноцидом», что весьма далеко от юридического определения и исторического консенсуса. Несмотря на наши неоднократные просьбы, руководство музея отказалось отвечать на наши вопросы.
В Вильнюсе партизаны — это те, кто сражались с СССР
Первый зал на первом этаже посвящен пакту о ненападении Молотова-Риббентропа, по которому СССР вторгся в Литву в 1939 году, начал репрессии и депортации интеллигенции. Во втором и следующих залах представлены преступления коммунизма после того, как Красная армия выдворила нацистские силы: от ГУЛАГа и работы КГБ до обретения страной независимости в 1991 году. Славными «партизанами» тут называют тех, кто сражался с СССР, а не нацистской Германией. Музей жертв геноцида ставит в центр представленной им истории 21 500 литовцев, которые были убиты советской властью с 1940 по 1941 год и с 1944 по 1990 год, а также еще 50 000 жертв лагерей и депортаций, как следует из данных музея.
В то же время об уничтожении 200 тысяч евреев (96% еврейского населения страны) нацистами и литовскими коллаборационистами говорится лишь вскользь на табличке во втором зале. И только в подвалах музея одна из двух десятков камер КГБ была переоборудована (причем всего несколько лет назад и под международным давлением) в память о ликвидации евреев. Ответственность литовских коллаборационистов упоминается уклончиво: «Нацистам удалось вовлечь некоторых местных жителей…».
Неподалеку отсюда мы видим совершенно другую историю в Музее холокоста, который расположился в крошечном зеленом здании в конце аллеи. Изначально он был создан силами выживших и представляет в нескольких маленьких залах множество фотографий и свидетельств об уничтожении еврейского мира нацистами и их литовскими пособниками. Причем без намека на эвфемизмы, которые мы видели в Музее геноцида. На стене висит карта с обозначением массовых убийств по всей стране: Литва стала огромным еврейским кладбищем. «Это тема, о которой только начинают говорить», — отмечает Елена Почиене из Центра терпимости в Вильнюсе.
Рига — оккупация в единственном числе
В латышской столице Риге Музей оккупации находится во временном помещении на периферии старого города. Слово используется в единственном числе как намек на советскую оккупацию, хотя страна находилась под властью нацистов с 1941 по 1944 год. Тем не менее, немецкий период получил отражение в постоянной выставке: большая панель отражает работу Комиссии латышских историков, которые открыто взялись за преступления, как советского, так и нацистского режимов. Значительную часть бюджета музея предоставляют латышские иммигранты в США, тогда как государство полностью берет на себя финансирование его работы.
Директор музея Гунарс Нагелс, латыш австралийского происхождения, говорит о борьбе за его расширение и модернизацию. Тем не менее, на этом пути его поджидают политические препятствия. Власть в городе принадлежит политической партии «Центр Согласия», в которой широко представлено русское меньшинство (25,8% населения страны, причем в больших городах эта доля намного больше). «Для русских избавление от пяты нацизма было освобождением, а для латышей это означало лишь смену одной оккупации на другую», — объясняет Гунарс Нагелс. На одной из фотографий видно, с какой радостью толпа в Риге встречала немецких солдат в 1940 году в надежде вернуть обретенную только в 1919 году независимость.
«Многим русским не нравится, что музей напоминает о десятилетиях советской оккупации, а многим латышам не по душе, что он говорит о причастности некоторых из них к гибели 50 тысяч их еврейских сограждан».
Гунарс Нагелс ставит знак равенства между нацистскими и советскими преступлениями: «Если один убил 12 человек, а другой — 10, значит, второй лучше первого?» Такая точка зрения объясняется особенностями истории Прибалтики, которая идет в разрез с тем, что видела Западная Европа. В поддержку своей позиции директор выдает посетителям значок «черной ленты», которая с 2009 года символизирует отмечаемый 23 августа Европейский день памяти жертв сталинизма и нацизма.
Таллинн, Музей оккупаций… и свободы
В отличие от Вильнюса и Риги, таллиннский Музей оккупаций (на этот раз во множественном числе) не претендует на официальную истину. Он финансируется эстонскими иммигрантами в США и стремится быть музеем гражданского общества. Прошлое коллаборационизма с нацистской Германией тут не прикрывается, как в Вильнюсе. Фильмы и фотографии демонстрирует, как солдат III Рейха встречали как освободителей, и как эстонцы героически сражались в армии Вермахта в стремлении дать отпор Советам в 1943 году. Евреям тут досталось чуть меньше: 3 000 или 4 000 из них удалось выжить в Швеции и СССР.
В феврале 2016 года Музей объявил о планах по модернизации и переименованию в Музей свободы. На фоне сопротивления старшего поколения эстонцев, которые упорно держатся за статус жертв (тем более что проект мемориала в память о преступлениях коммунизма так и не был реализован), был найден компромиссный вариант: названием станет Музей оккупаций и свобод.
«Благодаря независимости таллиннский музей может быстро развиваться и менять свою линию в зависимости от принятого подхода, — рассказывает директор Мерилин Пиипуу. — Мы хотим смотреть в будущее и обратиться к молодежи, подняв вопрос свободы в том виде, в каком она существует сегодня в Эстонии. Какой бы выбор сделала современная молодежь в случае прошлых оккупаций? Какую цену она была бы готова заплатить за свободу?»
Призрак Крыма
Эти вопросы сейчас особенно актуальны для региона, где представления преступлений советского режима, а также признание зверств по отношению к евреям рассматриваются в свете современной геополитики. Три прибалтийских республики входят в НАТО и Евросоюз с 2004 года, однако сейчас они боятся повторить судьбу Крыма.
Кроме того, им приходится сталкиваться с серьезным противоречием: как примирить выстроенное на памяти о советских преступлениях национальное единство с существованием больших русских меньшинств? Вот, что говорит в этом свете директор таллиннского музея:
«Мы хотим связать вопрос трагедий прошлого с вопросом прав человека и свобод. Хрупкость этой свободы становится еще заметнее, если взглянуть на непредсказуемые действия наших российских соседей…»
