Wirtualna Polska: Как Россия до настоящего времени применяла «мягкую силу» в своей внешней политике?
Витольд Родкевич (Witold Rodkiewicz): Идея использования «мягкой силы» появилась у российского истеблишмента в период так называемых цветных революций на постсоветском пространстве. Российская элита через призму собственного менталитета и видения мира оценила орудия, которыми пользуется западный мир для влияния на другие центры влияния и цивилизации. Она решила, что если Россия хочет укреплять свою позицию в качестве мощной современной державы, ей следует учиться у лучших и добавить в свой арсенал «мягкую силу».
— Россия и западные страны используют «мягкую силу» по-разному?
— Понимание этой тактики российской элитой очень далеко от классического определения, согласно которому «мягкая сила» — это (порой непреднамеренное) воздействие через положительный пример и притягательность конкретного общества и политической системы. А для России — это конкретный инструмент воздействия: она представляет себе что-то вроде специальных сетевых операций, заключающихся в оказании влияния и манипулирования иностранными обществами. Москва хотела бы действовать так, как, ей кажется, действуют США и западные страны.
Читайте также: Комические выступления не помогут России найти новых друзей
— Как выглядит российская «мягкая сила» на практике?
— В первую очередь, активность направлена на постсоветское пространство, и уже во вторую — на все остальные регионы. Разумеется, в странах бывшего СССР Россия обладает более тонкими инструментами, там у нее больше возможностей. За пределами постсоветской сферы подобрать метод действий российских структур, официальных и неофициальных организаций, чтобы им действительно удавалось оказывать воздействие на общую атмосферу и решения иностранных руководящих органов, гораздо сложнее. Россияне предпринимают различные попытки: в Нью-Йорке и Париже появились специальные фонды, руководителями которых стали люди из пограничной сферы между политикой и интеллектуально-экспертными кругами. Идея заключается в том, что создается центр и сеть формальных и неформальных структур, при помощи которой можно манипулировать обществом другой страны. Это в большей степени мышление категориями советских специальных операций, чем та «мягкая сила», каноническое определение которой дает в своей книге Джозеф Най (Joseph Nye).
— Подключаются ли к этим действиям СМИ? Предпринимаются ли попытки втянуть в эту игру -например, при помощи провокаций - прессу тех стран, на которые направлены подобные операции?
— СМИ — это одно из основных орудий «мягкой силы», в том числе и в ее российской версии. В России возможностей контролировать медиасферу или манипулировать ею гораздо больше, чем на Западе. Это проявляется в совершенно конкретных шагах. Несколько лет назад был создан телеканал Russia Today, который стал таким средством влияния. Важным элементом стратегии «мягкой силы» для россиян являются деньги, которые не играли настолько важной роли в изначальной западной концепции. Для России это возможность «покупать» экспертов и нанимать профессионалов для продвижения тех идей, которые находятся в русле интересов российского руководства.
Также по теме: Россия ударила списком по списку
Одновременно это способ создания разных фондов, поддержки разных людей и кругов. Все вместе составляет целый сложный оркестр, на котором пытаются играть российские власти.
— Оправдывают ли себя эти методы на практике? Удалось ли России добиться каких-то успехов на поприще применения «мягкой силы»?
— На постсоветском пространстве такие успехи обнаружить можно, хотя они, возможно, не настолько эффектны, как хотелось бы высшему российскому руководству или группам интересов, которые сейчас управляют Россией. Хорошо известный нам пример — Молдавия. Там, в частности, при помощи «мягкой силы» и умелого воздействия на вопрос самоидентификации удалось добиться того, что большая часть молдавского общества заняла скептическую позицию по отношению к евроинтеграции, а одновременно стала воспринимать близкие отношения с Россией и возвращение в российскую сферу влияния если не с энтузиазмом, то как меньшее зло. Это как старая, обшарпанная, но родная квартира по сравнению с чем-то чужим, недоступным, а к тому же требующим больших денежных вложений.
— Центр восточных исследований не комментирует двусторонние польско-российские отношения, поэтому обратимся к примеру Франции: Жерар Депардье получил гражданство России, квартиру в Грозном и стал «почетным гражданином Чеченской республики».
— Это как раз действия в стиле «мягкой силы», и разыгрываются они в нескольких плоскостях. На уровне российского общества — это послание, что «восхваляемая европейская модель не так уж хороша, раз к нам переезжают такие люди, как Депардье. Посмотрите, какие они лицемеры: они говорят о свободах, а преследуют актера за то, что он богат и знаменит. Они учат нас капитализму, но настоящий капитализм — мужской, дарвиновский, без фальшивого социального пакета — есть только у нас». Вторая плоскость — это острый спор между Россией и ЕС на тему прав человека и ценностей. У Москвы появилась возможность продемонстрировать: «вы обвиняете нас в нарушении прав человека, а у нас такая прекрасная демократическая страна, у нас так хорошо живется, что такие люди, как Депардье, предпочитают Россию».
Читайте также: Меркель и Путин - гармоничная сцена, сложная встреча
— Представителей западных элит аналогичным образом использовали во времена Советского Союза.
— Появляются некоторые похожие сюжеты. Можно вспомнить, как в советские времена в Москву съезжались разные тузы европейской культуры и салонов. Их использовали точно также. Сейчас идеология, которую исповедует российская власть, противоречит той, что исповедуют широкие круги в Европе. Россияне видят это так, что европейцы предали истинные ценности европейской христианской культуры и поддались постмодернистскому вырождению. Россия же предстает как потенциальный бастион традиционных ценностей: это та лучшая Европа, которой нет на Западе. Такая ситуация напоминает первую половину XIX века, когда консервативная Россия Николая I считала, что она защищает европейскую цивилизацию от либералов, революционеров, радикалов и бонапартистов.
Из данного контекста исходят предпринимаемые уже не первый год попытки завязать контакты с маргинальными кругами в Европе, которые представляют крайне консервативные точки зрения. Это представители европейской интеллигенции, люди из узких политических группировок крайне левого и крайне правого фланга. Сейчас с темой сланцевого газа появляется еще экологическая тема. Это очень любопытные коалиции, и Россия пытается на них играть. Конечно, большинство этих людей думает в первую очередь о собственной политической сцене, но идеологическая созвучность Москве бывает им выгодна и они используют данный фактор.
— Если Россия ведет такую политику в отношении разных европейских государств, это касается и Польши?
— С точки зрения Кремля — Польша не слишком важная страна, хотя и она имеет свое значение. Несколько последних лет продемонстрировали, что Польша может играть определенную роль в стратегической и политической плоскости (в меньшей степени в исторической, потому что об этом в России помнят меньше), а ее голос в политическом хоре Европе невозможно полностью игнорировать.
