Владимир Путин заставил внешнеполитический истэблишмент США восторгаться собой. Один обозреватель восхищается той «решительностью», с которой российский президент занял «водительское место» на Ближнем Востоке. Ветеран дипломатии мрачно замечает: «Это низшая со времен Второй мировой войны точка отлива американского влияния и активности в регионе». А здравомыслящий ученый муж объявляет: «Никогда со времен окончания холодной войны четверть века тому назад Россия не проявляла такой напористости, а Вашингтон — такой уступчивости».
Действительно, прошла уже четверть века с тех пор, как Москва в последний раз осуществляла интервенцию за пределами своих границ. В последний раз она делала это в конце 1970-х и в 1980-е годы, когда вторглась в Афганистан и осуществляла вмешательство в ряде других стран. Тогда комментаторы точно так же приветствовали эти действия, называя их признаком того, что Москва побеждает в холодной войне. И что в итоге стало с Советским Союзом?
У вашингтонской внешнеполитической элиты сложился такой менталитет, при котором активность ошибочно воспринимается как достижение. Она полагает, что все кризисы в мире можно и нужно решать посредством энергичного утверждения американской власти, причем предпочтительно военными средствами. Если этого нет, значит, Америка пассивна, а следовательно - слаба. Если следовать такой логике, то Россия и Иран стали новыми хозяевами Ближнего Востока. И неважно, что эти страны отчаянно пытаются спасти тонущего союзника. Их сателлиты, сирийские алавиты, - это режим меньшинства, представляющий менее 15% населения страны — и ему противостоит смертоносное повстанческое движение, которое поддерживает значительная часть населения. Иран растрачивает в Сирии свои ресурсы. А если Россия и Иран каким-то образом вопреки всему победят, то они получат в Сирии не приз, а кипящий котел. Соединенные Штаты занимают «водительское место» в Афганистане уже 14 лет. Укрепило ли это Америку?
В 1870-х и 1880-х годах ведущие державы Европы отчаянно боролись за влияние в Африке, которая стала последней невостребованной землей на свете. Все, кроме Германии. Ее железный канцлер Отто фон Бисмарк считал, что такие интервенции ослабят немецкую мощь и влияние, и отвлекут ее от главных стратегических вызовов. Как-то раз канцлеру показали карту континента, чтобы соблазнить его. Посмотрев на нее, он ответил: «Ваша карта Африки - это очень хорошо, даже прекрасно, но моя карта Африки находится в Европе. Вот Россия, вот Франция, а мы посередине. Это моя карта Африки».
Представьте себе: интервенционисты добиваются своего, президент Обама наращивает силы, и режим Асада терпит крах. Какой будет итог? Вот некоторые подсказки. Вашингтон ликвидировал режим Саддама Хусейна в Ираке (это ближайший сосед Сирии, там живут те же самые племена, и существуют те же самые межконфессиональные разногласия). В Ираке он сделал гораздо больше, чем сегодня от него просят сделать в Сирии. США потратили почти два триллиона долларов и на пике кампании довели численность своей группировки в Ираке до 170 тысяч военнослужащих. Тем не менее, там произошла гуманитарная катастрофа — примерно четыре миллиона беженцев и 150 тысяч убитых. Вашингтон сместил режим Муаммара Каддафи в Ливии, но решил оставить вопросы государственного строительства на откуп местному населению. В результате там сегодня «истерзанная боями пустошь», как выразился журналист из New Yorker. В Йемене Соединенные Штаты поддержали смену режима и новые выборы. Результат - гражданская война, которая разрывает страну на части. Тем, кто с такой неподдельной уверенностью говорит, что следующая интервенция приведет к спасению жизней, было бы неплохо, по меньшей мере, сделать паузу и задуматься о гуманитарных последствиях последних трех вмешательств.
Читая умную и интересную книгу Найэла Фергюсона (Niall Ferguson) о раннем периоде жизни Генри Киссинджера, я был поражен тем, как сегодняшние настроения напоминают обстановку 1950-х годов. Нам сегодня кажется, что это десятилетие было высшей точкой Америки; однако в то время внешнеполитическая элита страны сокрушалась по поводу того, что Вашингтон пассивен и парализован перед лицом кипучей активности Советов. «Еще 15 лет такого ослабления наших позиций в мире, — написал Киссинджер в предисловии к своей книге The Necessity for Choice (Необходимость выбора), — и мы превратимся в крепость „Америка“ и будем совершенно несущественны для окружающего нас мира». А за несколько лет до этого он написал книгу Nuclear Weapons and Foreign Policy (Ядерное оружие и внешняя политика), которая положила начало его карьере. В ней он выступает за тактическое применение ядерного оружия, чтобы хоть как-то отреагировать на советскую активность. А ведь Киссинджер был одним из самых здравомыслящих и умных людей в этой компании.
В 1950-е годы было множество кажущихся сегодня опасными предложений, призванных продемонстрировать американскую силу и энергию, в том числе, о свержении египетского президента Гамаля Абдель Насера, о военной конфронтации в Венгрии и о применении ядерного оружия в тайванском конфликте. Ученые мужи были возмущены тем, что Северный Вьетнам и Куба стали коммунистическими, в то время как Соединенные Штаты пассивно наблюдали за этим, ничего не предпринимая.
И посреди всей этой шумихи с призывами действовать только один человек, Дуайт Эйзенхауэр, сохранял невозмутимость, хотя его рейтинги падали. (Администрация Кеннеди/Джонсона покончила с пассивностью на Кубе и во Вьетнаме, и результаты оказались катастрофическими.) На мой взгляд, по прошествии десятилетий мы будем радоваться тому, что Барак Обама предпочел путь Эйзенхауэра к глобальному влиянию, а не Путина.