У миграционной политики Ангелы Меркель есть много критиков, в первую очередь — в рядах ее собственной партии. По их словам, Германия в течение очень короткого времени приняла слишком много иностранцев, да к тому же еще и мусульман. У противников Меркель есть одна проблема: они не понимают, почему такое большое количество немцев с прошлого лета тратят так много времени и сил на заботу о беженцах. Все очень просто: у них есть «комплекс вины перед евреями». Консервативные наблюдатели, будь то в Вашингтоне, Лондоне или Берлине, едины во мнении, что помощь немцев беженцам является извращенной формой преодоления негативного наследия собственного прошлого.
Однако противники приема беженцев отвергают необходимость наличия «особой морали». Однако, собственно, почему?
Еще до печальных событий новогодней ночи в Кельне издатель Джордж Вайденфельд (George Weidenfeld) язвил по поводу гостеприимства немцев по отношению к беженцам, которые, по его словам, «надеются, что им тем самым удастся загладить вину дедов, искоренить воспоминания о Гитлере и показать всем, что немцы, наконец, стали хорошими». Это однако, является, по его словам, «невежеством». После событий в Кельне с точкой зрения Вайденфельда согласны все больше и больше немцев. Вашингтонский консерватор Росс Даузет (Ross Douthat), в свою очередь, предупреждает немцев, что им следовало бы «избавиться от дурацкой иллюзии, что Германия сможет проявлением безоглядной гуманности в настоящем искупить свои грехи в прошлом». А писатель Петер Шнайдер (Peter Schneider) из Берлина пишет: «Беженцы служат проекцией уроков прошлого, которые история якобы задала немцам».
Американец Даузет на удивление легко отвергает древний христианский принцип: «При покаянии действуй активно!» А немец Шнайдер на удивление легко говорит об уроках, которые история нам «якобы» задала — то есть, в действительности она их нам вроде как вовсе не задавала.
Однако разве не лозунг «Больше никогда!» стал главным элементом немецкой идентичности после войны — будь то на востоке или на западе? Неужели это были пустые слова?
Быть немцем — это не шутки
Нужно ли рассматривать Освенцим как конкретный обязывающий фактор с точки зрения настоящего? Вовсе нет. Историк Генрих-Август Винклер (Heinrich-August Winkler) писал еще прошлой осенью: «Частью немецкой ответственности является то, что мы должны отказаться от моральной переоценки самих себя, которую продемонстрировали всему миру „особо продвинутые“ немцы. Мысль о том, что мы обязаны нести добро, причем, если надо, делать это в одиночку, ошибочна». Любая попытка вывести из самой ужасной главы немецкой истории «особую немецкую мораль», по мнению Винклера, — «это заблуждение, которое обречено на провал».
Винклер, однако, лишь сформулировал этот «постулат», но не обосновал его. Равно как и другие люди, выступающие против беженцев — потому что тех слишком много, потому что они бедны, потому что они — мусульмане. Все это обусловлено тяжестью воспоминаний об Освенциме.
Немцам нелегко. С одной стороны, они хотят и должны быть такими же, как и другие народы. Это нормально. С другой стороны, не нужно и нельзя подводить окончательную черту под немецким прошлым. А вот оно было каким угодно, но только не нормальным. Быть немцем — это не шутки.
Нравится нам это или нет, федеральный президент Йоахим Гаук (Joachim Gauck) говорил от имени всех нас, когда сказал, что будет «всю жизнь страдать от того, что немецкая нация со своей замечательной культурой оказалась способной на преступления против человечества».
Особая ответственность Германии
Насколько велико было преступление, настолько же большой должна, однако, быть и ответственность за него. А наиболее правильным способом продемонстрировать осознание собственной ответственности является оказание действенной помощи людям, попавшим в беду. Таким образом, немецкое прошлое можно рассматривать в качестве хорошего аргумента в пользу оказания помощи беженцам.
Маловероятно, чтобы люди, тратящие время и силы на заботу о беженцах, были постоянно погружены именно в подобные мысли. Кто из них угощает сегодня беженцев супом только потому, что его дед сражался за Адольфа? Однако существует такая вещь, как коллективное сознание общественности. Иногда это сознание отыскивает кого-то одного, кто его представляет. Президент — репрезентант всей Германии — представляется хорошим выбором: на церемонии, посвященной 70-летней годовщине освобождения концлагеря Освенцим Красной армией, Гаук говорил о «ясном, как день, кредо», которое заключается в том, чтобы «противостоять любым формам дискриминации и насилия и предоставить надежное убежище людям, которые бежали к нам от преследования, войны и террора».
И в самом деле: если мы не можем извлечь из Освенцима такой урок, то какие же уроки мы вообще способны извлекать? И если именно сейчас Германия не возьмет на себя эту «особую ответственность», то когда же она сможет ее на себя взять?
