От цифр и масштабов грядущей работы голова идет кругом. 19 марта на берегу Сены на высоте в 37 метров (допустимый максимум по плану городской застройки) установят первый из пяти куполов будущего православного собора в Париже: 8 тонн, 12 метров в высоту и 11 метров в диаметре. Открытие здания намечено на октябрь этого года, а появление этого позолоченного мастодонта (производится бретонским предприятием Multiplast) становится своего рода напоминанием: многолетняя сага, в которой к архитектурным спорам примешивается геополитика, подходит к своему завершению, а Собор Святой Троицы обретает реальные очертания неподалеку от Эйфелевой башни. Там, на участке в 8 тысяч 400 квадратных метров, где некогда находилось здание Météo France, появится «русский духовно-культурный центр», который помимо церкви будет включать в себя языковую школу, приход и культурный центр.
У высоких заграждений и строительной техники Bouygues соберутся несколько официальных лиц, чтобы проследить за установкой и освящением. Францию будет представлять госсекретарь по связям с парламентом Жан-Мари Ле Ган (Jean-Marie Le Guen). Россию — посол Александр Орлов, епископ Нестор (он встанет во главе собора), вице-премьер Сергей Приходько и управляющий делами президента России Александр Колпаков.
Поддержка Саркози
Их присутствие является важным сигналом. С самого начала проекта Кремль не жалел сил, чтобы заполучить «свой» собор. Прежде всего, это касается денег: российское государство заплатило 170 миллионов евро. Однако преодолеть препятствия помогло в первую очередь вовлеченность политиков. С российской стороны утверждают, что мысль о строительстве новой церкви в Париже пришла в голову покойному патриарху Алексию II (скончался в 2008 году) во время визита во Францию осенью 2007 года, первого с момента церковного раскола 1054 года. Проект был «хорошо принят» президентом Николя Саркози, как утверждает епископ Нестор, самый высокопоставленный представитель Московского патриархата во Франции.
Хотя во время президентской кампании Саркози позволил себе ряд весьма жестких заявлений в адрес России, впоследствии он перешел в лагерь ее активных сторонников. «Проект курировали из Елисейского дворца, — вспоминает один французский дипломат. — Чувствовалось, что президенту очень хотелось угодить русским». «Это была реальная политика, та же самая, что подтолкнула Францию продать корабли "Мистраль" после войны в Грузии, — добавляет Жан де Буазю (Jean de Boishue), занимавший в то время пост советника премьера Франсуа Фийона (еще один убежденный русофил). — "За" были очень многие, в частности в правых и деловых кругах».
Рычаги влияния и лобби в Париже
Этот вопрос не раз выходил на первый план в отношениях Кремля с Елисейским дворцом. В Москве его реализацию поручили управляющему делами президента и его верному соратнику Владимиру Кожину. Российская сторона также воспользовалась рычагами влияния и лоббистами в Париже вроде компании ESL & Network и князя Александра Трубецкого, который позднее оказался вместе с Жаном де Буазю в жюри архитектурного конкурса. Наряду с поддержкой Елисейского дворца все это сыграло решающую роль в процессе получения земли на набережной Бранли, на которую также претендовали Саудовская Аравия и Канада. Окончательно все было решено в 2010 году по постановлению земельного ведомства.
Но почему же Россия так торопилась? Свою роль, разумеется, сыграла теснота Храма Трех Святителей на улице Петель в 15-м округе Парижа. Но главным стало стремление привлечь к себе внимание. «Этот комплекс должен стать символом исторической, культурной и духовной близости двух наших народов», — утверждает посол Александр Орлов, подчеркивая «многофункциональный» характер центра и в частности школу на 150 учеников.
По словам епископа Нестора, речь идет в первую очередь о «культурном» проекте. «Святая Русь» всегда использовалась как инструмент влияния за границей, — говорит философ Мишель Эльчанинофф (Michel Eltchaninoff), автор книги «В голове Владимира Путина». — Это исполненное влечения и силы послание. Послание государства, которое не боится заявить о приверженности своим христианским корням в столице светской страны, ослабленной, как считается, мультикультурализмом и духовной амнезией».
Кроме того, проект на набережной Бранли перекликается с малозаметной, но от этого не менее ожесточенной борьбой за храмы русских эмигрантов, которая развернулась во Франции с середины 2000-х годов. Несколько церквей потомков бежавших из России «белых», которые находились в ведомстве Константинопольского патриархата, вновь перешли к Московскому, либо по решению священников, либо юридическим путем. Так было с православным собором Ниццы, кладбище которого все еще остается предметом жарких баталий. В Париже попытка заполучить храм на улице Дарю натолкнулась на противодействие части верующих. Как отмечает Мишель Эльчанинофф, решение построить новый собор стало ответом и на этот «полупровал».
«Президент повел себя наивно или легкомысленно, — говорит занимавшийся вопросом дипломат. — В идее строительства новой церкви не было ничего абсурдного, однако всем хотелось избежать задних мыслей России до того, как дать карт-бланш на возведение центра, который неизбежно станет воплощением восстановления мощи России и символом Парижа».
Церковь «Святого Владимира»
Что удивительно, в другом вопросе французская сторона проявила необычайную бдительность. Центральное управление внутренней безопасности (DCRI) и Генеральное управление внешней безопасности (DGSE) сообщили в 2011 году в соответствующие министерства о возможной установке Россией аппаратуры по перехвату электромагнитных волн. Опасения были связаны с тем, что объект на набережной Бранли находится неподалеку от помещений генерального секретариата президента Франции, дипломатического советника президента и начальника его штаба. Спецслужбы рекомендовали установить в зоне системы создания помех, чтобы сохранить секретность связи. По нашим сведениям, их требования удовлетворили.
Казалось бы, все препятствия на пути церкви «Святого Владимира», как ее тогда иронично прозвал министр культуры Фредерик Миттеран, были сняты. Однако затем началась новая, архитектурная глава в саге культурного центра.
444 архитектора
Под здание была выделена территория из очерченного ЮНЕСКО периметра. И ему, без сомнения, суждено стать одной из местных достопримечательностей. Поэтому действовать нужно было осторожно. Через полгода после приобретения земли Россия запустила конкурс проектов. В техническом задании отмечалось, что здание должно не носить «карикатурный» или «намеренно несовременный» характер и соблюдать каноны «православной церкви с одним-пятью куполами, которые видно с Сены и ее правого берега».
На призыв откликнулись целых 444 архитектора. В конечном итоге были отобраны десять, в том числе французы Жан-Мишель Вильмотт (Jean-Michel Wilmotte), Фредерик Борель (Frédéric Borel) и Рюди Риксиотти (Rudy Ricciotti). В жюри вошли представители российской церкви и государства, а также французского правительства, парижской мэрии, архитектурных и градостроительных кругов. В том числе и ассоциации SOS Paris, которой удалось побороть не один современный проект в центре столицы, в частности «Самаритянку» Бернара Арно.
Решение жюри было вынесено в марте 2011 года. Победителем назвали проект испанца российского происхождения Мануэля Нуньеса-Яновского: церковь классического образца с огромным стеклянным ярусом под названием «Покров Богородицы».
Но ему было не суждено воплотиться в действительности. Незадолго до президентских выборов 2012 года мэр-социалист Бертран Деланоэ (Bertrand Delanoë) выразил «категорическое несогласие» с проектом и заявил, что его «пасторальная архитектура» тут совершенно не к месту. Лобовая атака принесла плоды. 28 сентября было принято сразу два решения «против»: главным французским архитектором и региональным управлением по вопросам культуры. 26 марта 2013 года российская сторона (как сообщает источник, она изначально опасалась подобных проблем) расторгла контракт. В итоге ей был выбран компромиссный вариант: занявший второе место на конкурсе знаток России Жан-Мишель Вильмотт стал ниспосланным свыше спасителем.
Тем временем на смену Николя Саркози пришел Франсуа Олланд. Еще в 2013 году президент заверил Владимира Путина в том, что проект будет продвигаться вперед без задержек. Была сформирована рабочая группа во главе с Владимиром Кожиным и заместителем госсекретаря Николя Ревелем. Она собиралась по меньшей мере трижды, чтобы сгладить последние шероховатости.
Жан-Мишель Вильмотт понял суть: «Нужна православная церковь в Париже, а не в Санкт-Петербурге. Поэтому ей захотели добавить "парижскости". Вильмотт предложил "монолитное и очень спокойное здание", которое перекликается с суровым на вид Успенским собором, шедевром московского зодчества, где традиционно короновали царей. Российская и французская сторона приветствовали "мудрое и подходящее всем решение".
Требование прекратить работы
То есть, сага собора на набережной Бранли получит гармоничное завершение? Не совсем. Над проектом все еще висит другая, на этот раз судебная угроза. В июне 2015 года французские правоохранительные органы "заморозили" участок в рамках дела российской нефтекомпании ЮКОС, которую расформировали после осуждения ее владельца Михаила Ходоровского. Гаагский суд обязал Россию выплатить бывшим акционерам 45 миллиардов евро. В ответ на нежелание Москвы платить они добились заморозки российского имущества в нескольких странах.
Акционеры ЮКОСа требуют остановить строительные работы. Слушания в парижском суде назначены на 17 марта. Хотя российской стороне беспокоиться не о чем. На набережной Бранли должна разместиться культурная служба посольства, что дает всему комплексу дипломатический иммунитет.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
19 марта на берегу Сены на высоте в 37 метров установят первый из пяти куполов будущего православного собора в Париже. Открытие здания намечено на октябрь этого года, а появление этого позолоченного мастодонта становится своего рода напоминанием: многолетняя сага, в которой к архитектурным спорам примешивается геополитика, подходит к своему завершению.
