Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Страны, где уровень доверия граждан к ключевым институтам низкий, зачастую охотно подчиняются сильному режиму. Такие авторитарные правители, как президент Путин, редко заботятся о том, чтобы наладить доверительные отношения: он способен управлять страной и другими методами, такими как, к примеру, разжигание неприязни по отношению к предполагаемым внешним врагам.

У многих американцев перехватывает дыхание, когда они видят, как Дональд Трамп с издевкой ставит слово «разведка» в кавычки, имея в виду американское разведывательное сообщество. Им кажется неприемлемым оспаривать мудрость и опыт институтов, обязанных защищать их безопасность и свободы. Будучи русским, я просто пожимаю плечами: я никогда не верил ни единому слову, исходящему от представителей разведывательных служб моей родины. Однако этот культурный разрыв сокращается. В западном обществе сейчас стремительно снижается уровень доверия, что постепенно приближает их к посткоммунистической, восточноевропейской модели.

Два десятилетия назад Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) — человек, который беспечно заявил о том, что история подходит к концу и что до либерально-демократического рая осталось рукой подать — обнаружил связь между уровнями доверия и процветания. Он отметил, что общества, члены которых испытывают больше доверия, такие как США, Япония и Германия, добиваются более высоких результатов по сравнению с обществами, где радиус доверия редко выходит за границы семьи, такими как Китай, Италия, Франция или Корея. Пока это утверждение не было однозначно подкреплено экономическими данными, но, по крайней мере, сейчас можно сказать, что чем больше доверия в обществе, тем комфортнее в нем жить — главным образом, потому что вам не приходится лезть из кожи вон, чтобы доказать чистоту своих намерений.  

Коммунизм уничтожил доверие во всех странах, к которым он прикасался. Контролирующее всех и вся и никому не доверяющее государство задавало тон социальным взаимодействиям и фактически подталкивало людей к тому, чтобы бороться и обманывать друг друга. Доверие устанавливалось между членами семьи и внутри маленьких сообществ, члены которых хорошо знали друг друга, но даже там зачастую находился доносчик. Последствия уничтоженного доверия пережили коммунизм. Многие исследователи, которые изучали этот феномен, пришли к выводу, что это сказалось и на экономическом развитии: если институты и межличностные отношения не приносят благополучия, они не заслуживают доверия. А если людям и институтам нельзя доверять, у них нет никаких стимулов стремиться к благополучию. «Возможно, существует сложный, вероятно, цикличный, самоусиливающийся причинный механизм взаимосвязи между уровнем экономического развития и общим уровнем межличностного и институционального доверия», — написали Золт Бода (Zsolt Boda) и Герго Медве-Балинт (Gergo Medve-Balint) в своей работе 2014 года, в которой они попытались выяснить, почему в Центральной и Восточной Европе уровень различных типов доверия ниже, чем в Западной Европе.

Часть бывшего советского пространства попала в этот порочный круг. Украина, где более половины населения доверяет только добровольческим организациям, армии и церкви, сталкивается с серьезными трудностями в процессе реформ, потому что большинство населения страны уверено, что правительство руководствуется исключительно своими корыстными интересами. Общества с низким уровнем доверия плохо подходят для развития демократии: все очень быстро скатывается к внутренней борьбе и параличу. И этот феномен встречается не только на посткоммунистическом пространстве: итальянцы и греки, чей уровень доверия правительству такой же или даже ниже среднего уровня по Восточной Европе, успели узнать это на собственном опыте.


В результате те страны, где уровень доверия низкий, зачастую охотно подчиняются сильному режиму. Такие авторитарные правители, как президент России Владимир Путин, редко заботятся о том, чтобы наладить доверительные отношения: он способен управлять страной и другими методами, такими как, к примеру, разжигание неприязни по отношению к предполагаемым внешним врагам. Вктор Орбан (Viktor Orban) в Венгрии и Ярослав Качиньский (Jaroslaw Kaczynski) в Польше тоже двигались по этому пути. Однако монополии во власти и расширение полномочий правительства приводят к чрезмерному контролю и коррупции, замедляют развитие экономики и воспитывают недоверие, как внутри правительств, так и среди народа.

Процесс разрушения доверия в бывших коммунистических  странах гораздо проще объяснить, чем процесс разрушения доверия в США. В 2014 году Джин Твенге (Jean Twenge) и двое ее коллег опубликовали исследование, в рамках которого они пришли к выводу, что уровень доверия к институтам и к людям в США достиг исторического минимума. В 1972-1974 годах 46% взрослых американцев были согласны с утверждением, что «большинству людей можно доверять», а в 2010-2012 годах процент таких людей снизился до 33%. Что касается доверия к институтам, те данные, которые стали доступными после публикации работы Твенге, доказывают, что его уровень почти не вырос после окончания финансового кризиса. Как и на Украине, американцы в значительной степени доверяют своей армии. Однако единственные два института, помимо армии, которым люди склонны верить в наибольшей степени — это малый бизнес и полиция. Уровень доверия к СМИ, системе образования, системе здравоохранения и судебной системе — не говоря уже о президенте и Конгрессе — достиг печально низких отметок. Сейчас в США уровень доверия людей к некоторым ключевым институтам даже ниже чем в России — одном из самых недоверчивых обществ в мире.

В России и в США менее 50% населения доверяют основным институтам.

Твенге и ее коллеги утверждают, что эта тенденция вполне соответствует более низкому уровню заботы о других и более низкому уровню гражданской активности, которые характерны для поколения родившихся в 2000-х годах. Однако в первую очередь такой недостаток доверия, по их мнению, связан с экономическими факторами. «Рост уровня неравенства доходов предвещает снижение уровня доверия, а рост уровня бедности предвещает снижение доверия к институтам», — пишут они.

По данным компании Edelman, которая занималась изучением уровня доверия с начала столетия, уровень доверия к институтам в США пока еще не настолько низкий, как в Восточной Европе, однако разрыв между ними достаточно небольшой. В среднем уровень доверия к неправительственным организациям, правительству, СМИ и бизнесу достигает 49% в США, 39% в России и 35% в Польше. В США получившие высшее образование американцы питают больше доверия к институтам своей страны, чем получившие высшее образование жители Восточной Европы. Это объясняет негодование образованных американцев по поводу недоверия, которое Трамп испытывает к разведывательному сообществу — и тот факт, что я не испытываю подобного негодования.

Edelman называет это «разрывом в доверии» между «информированной частью общества» и «массовым населением». Этот разрыв увеличивается в большинстве стран мира, а Франция, Соединенное Королевство и США стали теми тремя странами, где он увеличивается быстрее всего. Это помогает объяснить те удивительные политические перевороты, которые произошли в этих странах.

Можно считать увеличение разрыва в доверии следствием растущего экономического неравенства, однако я думаю, что множество совпадений между уровнями экономического благосостояния и доверия привели к тому, что ученые слишком упрощенно рассматривают эту проблему, утверждая, что уровень доверия можно повысить, снизив уровень неравенства. Люди — это не собаки Павлова, они не просто реагируют на экономические стимулы. Их доверие к институтам формируется на протяжении длительного периода, и нужно время, чтобы заслужить репутацию надежного института.

Успешной армии легко заручиться доверием общественности и завоевать авторитет. Между тем, ведущим СМИ, которые слишком стараются следовать линии правительства или слишком усиленно стараются оставаться политически корректными, а также разведывательному сообществу, которое слишком открыто реагирует на политические сигналы и допускает серьезные ошибки, как это произошло в Ираке, приходится очень нелегко. Теперь им нужно будет приложить немало усилий, чтобы вернуть доверие.

В то время как в Восточной Европе недоверие распространено повсеместно, и его результаты довольно несложно предугадать, на Западе относительное доверие к элите создает предпосылки для опасных неожиданностей. Трамп и сторонники выхода Соединенного Королевства из Евросоюза победили, потому что они не закатывали глаза перед недоверчивой массовой аудиторией: они научились мыслить, как эта аудитория, и видеть институты глазами этой аудитории.

Существует три возможных исхода. Один из них подразумевает появление фигуры, являющейся в той или иной мере вариацией Путина, Орбана или Качиньского: они проигнорируют недоверие к себе, будут реализовывать свою программу и держать народ под контролем. Возможно, Трамп намеревается пойти именно по такому пути, однако существующая в Америке система сдержек и противовесов нацелена на то, чтобы противостоять узурпаторам. Второй вариант исхода — это относительный хаос, который сторонники выхода Соединенного Королевства из Евросоюза спровоцировали в стране, чьи институты, казалось, были слишком сильны, чтобы допустить такое. Украина занимает более экстремальный участок на этой прямой. Пока ни одной стране не удалось успешно пройти по третьему, самому трудному пути — по пути, которым должен следовать Запад и который предполагает восстановление всеобщего доверия к основным институтам. Как отметил Фукуяма, доверие гораздо проще разрушить, чем восстановить.