Сегодня днем в Москве — минус 25. На выходе из метро «Динамо» продавщица разложила свой товар прямо на тротуаре: носки, колготки, варежки, шапки, шали, шарфы, фетровые стельки и другие теплые вещи. Такие уличные пункты продажи процветали в российской столице, пока ее мэр, сибиряк Сергей Собянин, не решил искоренить мелкий бизнес у станций метро и, таким образом, превратил в безжизненную тундру пространства, где москвичи запасались товарами, возвращаясь с работы. Взамен он поставил им качели на Триумфальной площади.
Закутанная, как луковица, в шарфы, платки и шубы, продавщица уже стояла на своем обычном месте, когда я шла на пресс-конференцию, и два с половиной часа спустя, когда я с нее возвращалась. Я спросила, нет ли у нее наколенников из собачьей шерсти, которые русские горячо рекомендуют для путешествий в экстремально холодные регионы. Наколенники были. Турецкие, 500 рублей. Продавщица рассказала, что она с Северного Кавказа, из Дагестана, и что все утро она мерзнет на холоде. И попросила меня посторожить товар, пока она сбегает в туалет. «Я быстро», — уверяет она.
«По лицу видно, что вы хороший человек», — заискивающе говорит она и, прежде чем я успеваю отреагировать, исчезает в подземном переходе — видимо, туалет находится на той стороне Ленинградского шоссе, одной из крупнейших артерий города. Пока ее нет, я пытаюсь найти подходящую дистанцию по отношению к разложенному товару — ни слишком близко, ни слишком далеко. Тем не менее, прохожие меня с ним явно ассоциируют. Какая-то женщина спрашивает про носки, еще один мужчина интересуется стельками. Я объясняю, что я совершенно посторонний человек, исполняющий гуманитарную миссию.
А если эти тюки с шарфами сейчас взорвутся? Дагестан по-прежнему очень нестабильная республика, где то и дело гремят взрывы и выстрелы.
Какой-то субъект пристально разглядывает меня. Может, это бандит, который «крышует» район и пришел получить с продавщицы свою долю, чтобы ее не трогала полиция?
Я звоню коллеге, чтобы рассказать ей об этой странной ситуации, в которой оказалась. «Уходи скорее оттуда. Может, эта тетка кофе пьет в соседней забегаловке», — предполагает коллега, дежурящая в Госдуме.
Меня так и подмывает сбежать, перепоручив торговлю какому-нибудь прохожему «с лицом хорошего человека». Я рассказываю о своих терзаниях какой-то женщине, которая спросила, не продаю ли я жевательные резинки. «Подождите еще немного», — говорит та, прежде чем стремительно запрыгнуть в подошедший автобус.
Время идет. Полиция не приехала, носки и варежки не взорвались, подозрительный прохожий прошел мимо. Наконец, возвращается улыбающаяся продавщица. «Очередь была большая», — как ни в чем не бывала объясняет она, демонстрируя пакет с едой. Я отвечаю ей, что у нее совести нет, а она, не переставая улыбаться, берет пару носков и вручает их мне: «Чтобы ты не жаловалась». Вот и все. 25 минут на улице при 25-градусном морозе. Наколенники из собачьей шерсти и носки в подарок.
