Cуббота 12 августа станет черным днем в истории Америки. Союз белых националистов попытался провести массовый слет в Шарлоттсвилле, штат Вирджиния. Молодые и пожилые американцы со свастикой. Целые отряды белых граждан в камуфляжной форме и оружием наперевес, взявшие на себя задачу обеспечить «защиту» демонстрантов. Разъяренные мужчины и женщины, выкрикивающие мерзкие расистские лозунги.
Беспорядки начались с выступления участников встречного протеста. Затем Джеймс Алекс Филдс-младший, 20-летний американец из Огайо, решил въехать на своей машине в мирную толпу протестующих против расистского действа. Хизер Хейер из Шарлоттсвилля погибла, по меньшей мере 19 человек получили ранения. Корнел Уэст, с группой духовенства присоединившийся к встречному протесту, был тому свидетелем и сказал мне: «Я еще никогда не видел такого разгула ненависти».
Если бы мы жили в нормальное время — пусть даже пресс-конференция кажется вам типичным американским расовым театром — следовало бы ожидать от президента Соединенных Штатов безоговорочного осуждения ненависти и фанатизма белых националистов, собравшихся в Шарлоттсвилле. Но мы с вами живем не в самое обычное время.
Вместо этого ответ Дональда Трампа прозвучал довольно уклончиво. «Мы самым решительным образом осуждаем это вопиющее проявление ненависти, фанатизма и насилия с разных сторон, с самых разных сторон».
Трамп не упомянул о превосходстве белой расы и не отметил отдельно белый национализм. Он лишь обобщенно выразил осуждение, основанное на ложном тождестве: о том, что произошедшее в Шарлоттсвилле — то же самое, что протесты в Калифорнийском университете, в Беркли или в Фергюсоне и Балтиморе. Как будто можно ставить знак равенства между тем, что доносилось из уст этих «белых головорезов», и принципами, которыми руководствовались те, кто осмелился дать им отпор.
На самом деле это старый ход. Риторический фокус с целью заманить в ловушку критиков и скрыть истинные намерения говорящего. Темнокожие люди поняли это с самого начала, когда мы обратили внимание на лицемерие, царящее в этой стране. В данном случае Трамп не хотел осуждать белых националистов из Шарлоттсвилля, потому что они на его стороне.
Именно эти люди, как напомнил президенту Дэвид Дюк, помогли его избранию. Стив Бэннон, Стивен Миллер, Себастьян Горка и Джефферсон Борегард Сешнс III — их яркие представители. И, если верить The Daily Stormer, изданию белых националистов, эти люди вполне удовлетворены тем, что сказал Трамп. «Он сказал, что всех нас любит… Никакого осуждения вообще. Правда, очень здорово. Да благословит его Бог».
Разумеется, многие политики и эксперты (включая меня) не преминули осудить Трампа. Бывший вице-президент Джо Байден написал в твиттере: «Есть только одна сторона. #charlottesville». Джо Скарборо в свою очередь призвал: «Господин президент, называйте вещи своими именами! Белый шовинистический терроризм — вот что это». Сенатор Джефф Флейк из Аризоны написал в твиттере: «#WhiteSupremacy в #Charlottesville не отражает ценностей Америки, которую знаю я. Ненависти и мракобесию нет места в этой стране». Твиты Иванки Трамп в конечном счете звучали схожим образом. Но мне все эти осуждающие заявления кажутся слишком неубедительными. Какими бы ни были их намерения, они отдают определенной сентиментальностью. Как отметил Джеймс Болдуин, сентиментальность есть «проявление нечестности… маска, за которой скрывается жестокость».
Легко осуждать Трампа и белых националистов, участвовавших в демонстрации — говорить, что они плохие люди. Но разве не мы сами создаем для них благоприятные условия? Как насчет расово закодированного языка, который спекулирует на страхах белых и вот уже несколько поколений определяет наш политический дискурс? Эти бешеные расисты выкрикивают свои нацистские лозунги, защищают памятники Конфедерации и заявляют, что Америка — белая нация, тогда как политики по обе стороны партийного водораздела активно распространяют миф о том, что избрание Трампа стало реакцией белого рабочего класса, будто бы то, что происходит с белыми рабочими, как-то отличается или имеет большее значение, чем то, что происходит с рабочими неевропеоидной расы. Как будто бы мы — причины, по которым жизнь белых рабочих в этой стране стала намного труднее.
Парадокс, конечно же, заключается в том, что этот так называемый бунт промышленного пояса не соответствует действительности. Более высокий процент избирателей Трампа по сравнению с избирателями Клинтон составили американцы из семей, годовой доход которых превышает сумму в сто тысяч долларов. Более того, ряд исследований показал, что избирателей Трампа волновали не столько экономические, сколько социальные проблемы. Люди, проголосовавшие за Трампа, были обеспокоены тем, что обесценивается американская культурная идеология. Когда политики среди демократов и республиканцев ссылаются на «восстание реднеков», это в меньшей степени говорит об экономическом упадке рабочих и в большей — о белой идентичности, в соответствии с которой чернокожие и мулаты вместе с иммигрантами оказываются козлами отпущения.
Эти белые националисты говорят, что хотят вернуть себе свою страну, в то время как члены Конгресса принимают драконовские меры в отношении иммигрантов, гарантирующие, что эта нация останется белой. Легко осуждать насилие этих белых шовинистов, когда политики обсуждают вопрос о возвращении к полицейскому режиму, разрушающему цветные сообщества, или же бросают вызов политике равных возможностей, потому что якобы темнокожие студенты отнимают вакантные места у белых учащихся, или пытаются лишить права голоса миллионы наших соотечественников под предлогом нарушений на выборах. Все они, похоже, на стороне Трампа.
Подобные взгляды льют воду на мельницу превосходства белых. И те же самые взгляды уже давно подпитывают американскую политику. Избрание Трампа воодушевило и придало смелости тем, кто их придерживается. Теперь нам нужно честно признать этот факт: белые националисты в Шарлоттсвилле и любом другом городе в такой же мере взращены американской почвой, как полынь и бизонова трава. Сегодня от белой Америки требуется нечто большее, нежели сентиментальное осуждение этого факта. Спросите себя сами: можете ли вы по-настоящему отказаться от идеи того, что это белая нация? Можете ли вы представить эту страну как действительно многорасовую демократию? Или вы готовы бросить этот уязвимый эксперимент в мусорный ящик истории, потому что отказываетесь от его осуществления каким-то другим способом?
