Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Прошло уже почти четыре года с начала протестов на киевском Майдане, а Украина все еще продолжает борьбу против пророссийских сепаратистов, а также против самой себя. Это происходит потому, что старый режим еще сохраняет силы. Свою задачу выполняют и инициативы гражданского общества. Однако поборники демократии и транспарентности не всегда могут рассчитывать на взаимность.

Холодный осенний вечер в городе Харькове, на северо-востоке Украины. Катерина Шуталова (Kateryna Shutalova) сидит в парке на скамейке и все плотнее кутается в пальто.

«Когда мы зимой были в Авдеевке, вот там, действительно, было холодно! Повсюду лежал снег. Мы распределяли помощь, и вдруг вокруг нас начали рваться снаряды. Вот тогда, действительно, было холодно!», — говорит она, улыбаясь.

Катерина Шуталова — молодой психолог, и работает она в некоммерческой организации «Украинские рубежи» (Ukrainian Frontiers). Она живет в Харькове, но часто находится вблизи так называемой линии соприкосновения. На частном автомобиле она, а также один или двое его коллег отправляются в тот район, где противостоят друг другу украинская армия и пророссийские сепаратисты. Там члены этой организации оказывают психологическую помощь людям, прежде всего детям.

Это опасная миссия — в феврале этого года Шуталова и ее команда оказались в том районе, где неожиданно вспыхнули бои. При выполнении своей работы она постоянно оказывается на линии соприкосновения. И сегодня на востоке Украины люди регулярно получают ранения и погибают. Чаще всего обстрелы и с той, и с другой стороны происходят ночью.

Харьков уже давно стал центром для приема внутренних беженцев

«Линия соприкосновения по-прежнему проходит около деревень, — говорит Шуталова. Одну деревню контролирует одна армия, а другую — другая. И они обстреливают друг друга, посылают снаряды в качестве подарков. А там повсюду живут люди — старики, дети. Многие до сих пор не покинули свои дома».

Около 10 тысяч детей живут в этой зоне, говорит Шуталова. Хотя занятия в школе проводятся, говорить о нормализации ситуации пока не приходится. Нередко жертвами обстрелов становятся мирные жители. Люди получают психологические травмы, утверждает Шуталова, психолог по профессии. Молодые девушки-подростки 14 и 15 лет занимаются проституцией.

«Часто это их собственный выбор — плохо все, что их окружает. Их собственные родители запуганы, беспомощны, и единственные люди, которые могут что-то сделать — это солдаты. Они большие и сильные! Эти девочки не ищут мужчин, они ищут сильных родителей и покупают их себе за секс!» — говорит Шуталова.

Местные власти, учителя и врачи, а также армейское руководство хранят молчание по поводу этой проблемы.

Но даже в тот момент, когда обстрелы вдоль линии ограничения носят ограниченный характер, война, тем не менее, затрагивает всю Украину. Она затрагивает, например, Харьков, второй по величине город в стране — он расположен недалеко от конфликтного региона и поэтому давно уже стал центром размещения для внутренних беженцев. Около 10% жителей этого города, по данным организации по оказанию помощи " Station Charkiw", являются выходцами из населенных пунктов, расположенных вблизи линии фронта.

В городской среде они уже ничем не выделяются. Большинство из них находятся здесь уже почти три года, и они более или менее приспособились. Многие из них страдают от посттравматического синдрома, говорит Шуталова. Однако судьба людей из этой группы складывается по-разному.

«Некоторые находят здесь свою новую жизнь и не хотят возвращаться назад, — говорит Шуталова. — Речь идет об успешных людях. Другие, напротив, хотят вернуться. У этих людей нет никакой радости в жизни, никаких праздников, у них нет отпусков, они просто ждут и задают вопрос: «Когда же мы сможем вернуться в свои дома?» Они не живут в настоящем, они говорят: «Я начну вновь жить, когда смогу вернуться в свой дом».

Анастасия приняла решение в пользу жизни здесь и сейчас. «Меня зовут Стейси. Я менеджер по маркетингу. Я живу в Полтаве, но родом я из Донецка», — говорит она.


На самом деле Стейси — это Анастасия Шепитько, и она приняла решение жить здесь и сейчас. Эта 23-летняя женщина едет поездом из Полтавы в Киев, где она собирается принять участие в работе конференции. Эта общительная молодая женщина еще три года назад жила в Донецке — до начала лета 2014 года, когда на ее родине началась война.

«В тот день я как раз сдавала экзамен по немецкому языку в университете. Мы должны были переводить тексты на компьютере, и я помню, как в это обычно очень тихое помещении входили преподаватели и озабоченно смотрели в окна. Позднее причина их беспокойства стала понятна — военные самолеты летели в сторону аэропорта, поскольку там что-то началось. Мне кажется, что именно в тот момент начались вооруженные столкновения».

Затем последовали налеты авиации и артиллерийские обстрелы — в том числе и в том квартале, где жила Шепитько — там сепаратисты штурмовали важные в стратегическом отношении здания.

«В течение многих недель мы просыпались от звуков разрывающихся снарядов и выстрелов. Решение переехать в Полтаву было принято в тот момент, когда мы узнали, что город Славянск, расположенный рядом с Донецком, был освобожден солдатами украинской армии и все террористы бежали в Донецк».

У нее есть работа — в отличие от многих других внутренних беженцев. Сегодня Шепитько говорит, что она находится в привилегированном положении. В Полтаве она живет в квартире своих бабушки и дедушки. Она, ее брат и, в конечном итоге, ее родители смогли найти себе работу. У многих из примерно 1,6 миллиона внутренних беженцев ситуация значительно хуже. Они живут в центрах временного размещения, они зависят от помощи со стороны государства или родственников и вынуждены выполнять работу, не соответствующую их квалификации.

У Шепитько все обстоит совершенно иначе, поскольку она нашла работу в одной многонациональной компании. Контакты со своей старой родиной Шепитько почти полностью оборвала. За поступающими новостями о ситуации в Донецке она почти не следит.

«Возможно, это наивно, но я верю в то, что когда-нибудь смогу вернуться, и Донецк вновь будет нашим, — говорит она. — Одновременно мне кажется, что город так пострадал, что я уже не смогу воспринимать его так, как раньше. В последнее время я не просматриваю фото и видеоматериалы из Донецка и не читаю о нем статей. Я стараюсь также не вспоминать об определенных вещах. Просто этот город нам больше не принадлежит. Это очень печально».

«Вся страна принимает участие в этой войне»

«Естественно, что о каких-то вещах вспоминать не хочется, поскольку этот конфликт продолжается уже больше трех лет, но, на мой взгляд, это все еще, так сказать, незаживающая рана».

Андреас Умланд (Andreas Umland) — политолог, он является сотрудником расположенного в Киеве Института евроатлантического сотрудничества.

«Хотя эта война и происходит на небольшой части территории Украины, ее влияние, тем не менее, ощущается в любом, даже в самом маленьком населенном пункте, — говорит он. — Таким образом, вся страна в той или иной форме принимает участие в этой войне. Люди отправляют вещи на фронт, солдаты там погибают или получают ранения. Пока все происходящее ежедневно оказывает воздействие на людей, а еще существует, естественно, механизм психологического вытеснения, поскольку в противном случае вообще сложно как-то функционировать. Однако нельзя сказать, что люди с этим смирились», — говорит он.

И, тем не менее, война неизбежно стала частью нормального состояния, она стала частью обыденной жизни. При этом конца войны на востоке страны пока не видно. «Конечно, для нынешнего политического руководства Украины было бы большим триумфом, если бы здесь, по крайней мере, можно было бы сказать, что этот конфликт уже заморожен. Даже это было бы уже значительным шагом вперед, и то же самое можно было бы сказать о возвращении этих районов под контроль Украины», — подчеркивает Андреас Умланд.

Коррупция — это отдельный театр военных действий

Однако в настоящее время ничто на это не указывает. При этом успехи такого рода не помешали бы украинскому руководству — в 2019 году в стране будут проходить парламентские и президентские выборы. По инициативе президента Петра Порошенко на Украине с большой помпой было отмечено предоставление украинцам в середине июня этого года права безвизового въезда в страны Евросоюза.

Однако до сих пор Украина зависит от кредитов и западной помощи. Но эта поддержка связана с некоторыми условиями. И поэтому на проходившем в минувшую пятницу в Брюсселе саммите Евросоюза, посвященном программе «Восточное партнерство», речь, в конечном итоге, шла о том, насколько Украина готова к проведению реформ.

Неудачи и застой в определенных областях правительство Украины охотно объясняет сложной военной ситуацией на востоке страны. Вот что говорит по этому поводу Мириам Космель (Miriam Kosmehl), которая уже много лет руководит Фондом Фридриха Наумана (Friedrich-Naumann-Stiftung) в Киеве, а также является экспертом по Восточной Европе Фонда Бертельсмана (Bertelsmann-Stiftung): «Не имеет никакого смысла постоянно говорить о том, какое влияние оказывает война на востоке страны. Это просто отговорка. Разумеется, Украина находится в крайне сложном положении из-за проводимой русскими гибридной войны. Однако для украинской внутренней политики война на востоке страны должна послужить поводом для того, чтобы сделать Украину страной, свободной от коррупции ».

Борьба с коррупцией на Украине — это отдельный театр военных действий, исход которых имеет решающее значение. Из-за критичной оценки со стороны Запада, а также из-за отношения самих украинцев. Ведь многие люди рассматривают Евромайдан, так называемую «революцию достоинства» 2014 года, прежде всего как протест против повсеместной коррупции. Нужно покончить с такими явлениями как кумовство и непотизм во многих областях — в политике, в здравоохранении, в оборонной промышленности, в распределении государственных заказов, в строительстве.

«Типичный случай — слияние государственных структур и бизнеса»

Евгения Губкина, архитектор из Харькова, недовольна сложившейся ситуацией, в том числе в ее родном Харькове.

«Наше городское правительство раздает земельные участки людям и говорит, что это все частные лица, которые объединяются между собой и строят для себя новые дома, — говорит она. — Но это были городские земли, то есть общественная собственность, это были наши строительные участки! Позднее выяснилось, что это были не частные лица, а представители одного монополиста из Харькова, местной строительной фирмы. Все эти земельные участки перешли в собственность этой фирмы. Затем там начали строить эти ужасные здания. Все это типично для Украины — государственные управленческие структуры и бизнес сливаются друг с другом».

Харьковское НКО «Антикоррупционный центр» обратилось в суд по этому делу. Хотя следствие еще не закончено, строительство на этом участке продолжается. Дмитрий Булах является руководителем этого НКО. Он представляет либеральную партию «Самопомощь» в региональном совете Харькова. Вот что он говорит: «Общество теряет общественные ресурсы из-за злоупотреблений в области расходования бюджетных средств. Проведенные недавно опросы общественного мнения показывают, что борьбе с коррупцией придается все большее значение. Борьба с коррупцией становится главной темой по всей стране. Многие люди будут голосовать на следующих выборах, руководствуясь именно этим критерием».

Организация Transparency International в своем коррупционном индексе ставит Украину на 131 место. Тогда как Грузия занимает там 44 место. Грузия намного меньше Украины, однако она тоже находится в процессе трансформации, и ее часто сравнивают с Украиной.

«Есть много стран, которые находились в подобной ситуации, — говорит Дмитрий Булах. — Если присутствует политическая воля, то можно всего добиться. Это видно на примере Грузии. Однако у нас, к сожалению, такой воли нет. Президент Украины победил в первом туре выборов, он обладает значительной легитимацией, однако он практически ничего не сделал. Проблема в том, что в нашей стране у руля находится старая политическая элита».

Молодой политик Булах подвергает резкой критике руководство своей страны. По его мнению, коррумпированные группировки периода правления Януковича можно было бы разрушить сразу после Евромайдана, если бы было желание.

«Это было бы как чудо, если бы все менялось быстрее»

Эксперт по Восточной Европе Мириам Космель оценивает ситуацию не так резко. «Это было бы чудо, если бы все менялось быстрее, — говорит она. — Как раз мы, немцы, знаем, что для изменений, для устойчивых изменений, требуется много времени, и поэтому разочарование со стороны западных партнеров является неуместным. Поскольку у украинского общества все в порядке с демократическими инстинктами. В отличие от других стран на постсоветском пространстве, украинцы не пытаются добиться мнимой стабильности с помощью единовластного правителя или псевдодемократического авторитаризма. То есть, они выступают с совершенно иных позиций».

Таким образом, Космель просит западных партнеров Украины проявлять терпение. Одновременно, по ее мнению, партнеры не должны ослаблять давление на Киев.

«Евросоюз должен оказывать более сильное давление»

После отмены визового режима и вступления в силу Соглашения об ассоциации с Евросоюзом перестали действовать стимулы, имевшие важное значение для проведения реформ.

«Я убежден в том, что Евросоюз должен оказывать значительно большее давление, — говорит политик Дмитрий Булах. — Евросоюз предоставляет нам кредиты и деньги по определенной программе. Я могу назвать некоторые примеры того, как разворовывались предоставленные денежные средства, а затем писались фиктивные отчеты. Сообщалось о том, что проект реализован, но так было только на бумаге. Поэтому нужно оказывать больше давления, а деньги следует давать только тогда, когда будут достигнуты определенные промежуточные цели. То есть: сначала работа, а потом деньги. А не наоборот. В этом случае деньги будут предоставлены, а затем они просто исчезнут».

Национальное антикоррупционное бюро Украины (НАБУ), если судить по рекламному ролику, проводит успешную работу, что, в конечном итоге, объясняется давлением со стороны международных кредиторов. Это созданное примерно два года назад ведомство считается независимым и активным, однако, по мнению юриста Космель, его полномочия ограничены.

«С 2016 года в суд было направлено 70 или 80 дел по обвинению в коррупции, однако лишь по трети из них были проведены расследования. И в этом проблема — несмотря на наличие антикоррупционного бюро, то есть НАБУ, а также особой прокуратуры, правосудие не осуществляется», — отмечает Космель.

При существующей системе дела до суда не доходят

При существующей судебной системе, как считают многие, дела против коррупмированных политиков, чиновников и предпринимателей теряются в судебной волоките. Поэтому украинские НКО, организация Transparency International, а также Венецианская комиссия Совета Европы уже давно требуют создания специального антикоррупционного суда.

Поначалу президент Порошенко выступал против. Он считал, что достаточно будет создать новые палаты в уже существующих судах, и так будет быстрее. В последнее время Порошенко, кажется, готов уступить по данному вопросу, однако предстоит еще упорная борьба. Вот что говорит Андреас Умланд:

«Здесь мы видим борьбу, так сказать, между представителями старого режима и представителями общества, которые, в отличие от оранжевой революции 2004 года, не собираются ослаблять мобилизацию после победы революции 2014 года и продолжают настаивать на проведении до конца объявленных реформ. В настоящее время здесь существует значительная напряженность в политической системе, и, возможно, следует ожидать новой политической дестабилизации».

В октябре были организованы новые протесты на Майдане

В октябре, к примеру, все выглядело так, как будто вскоре произойдет новый Майдан. Собравшиеся перед Верховной Радой, украинским парламентом, демонстранты требовали, в частности, отмены депутатской неприкосновенности, реформы избирательного законодательства, а также более эффективной борьбы с коррупцией.

Эти протесты были инициированы бывшим президентом Грузии и бывшим губернатором Одесской области Михаилом Саакашвили, который в настоящее время ведет борьбу с президентом Порошенко. Однако Мириам Космель критически относится к Саакашвили.

«Я сомневаюсь в том, что он, на самом деле, конструктивно настроен теперь в отношении перемен. В конечном итоге, мы не знаем, кто его финансирует, и откуда он получает деньги. Кроме того, не следует забывать, что с помощью денег, полученных из теневой экономики и других олигархов, ведется только такая борьба, которая, в конечном итоге, не имеет ничего общего с истинными демократическими отношениями», — подчеркивает она.

Деятельность НКО строго регламентируется

Но даже находящиеся вне подозрений игроки из гражданского общества, выступающие против коррупции, испытывают масштабное и систематическое давление со стороны руководства страны. И это происходит, к примеру, с помощью законов, на основании которых неправительственные организации подлежат строгому финансовому контролю, а также с помощью целенаправленных кампаний по дискредитации. И поэтому спустя более трех лет после «революции достоинства» есть еще много людей, которые выступают за создание современной, демократической и правовой Украины и которые многое для этого делают. Но существует также разочарование по поводу того, насколько неподатливыми все еще являются старые структуры. По мнению многих людей в стране, современное руководство Украины, составлено, в основном, из тех политиков, которые пытаются сохранить старые порядки и стремятся к собственному обогащению.

«Я считаю, что государство меня совершенно не поддерживает»

Катерина, молодой психолог, которая во время поездок к детям на востоке Украины постоянно рискует своей жизнью, больше не рассчитывает на государство. Ее работа финансируется, прежде всего, Unicef, а также другими международными организациями.

«Я не чувствую абсолютно никакой поддержки со стороны украинского государства. Я не верю в это правительство. Я очень благодарна тем европейским и зарубежным организациям, которые нас поддерживают. А еще я благодарна украинцам! Их поддержку я ощущаю. Однако на Украине правительстве — это одно, а люди — это другое. Мы просто не находим общего языка».