Почти 60 лет назад, ранней весной 1958 года молодой человек из Калифорнии по имени Дариус шел по улицам Варшавы. Он дрожал от холода — погода все еще была зимней, и снег забивался в трещины от пуль, оставшиеся в стенах зданий — суровое напоминание о том, что Вторая мировая война завершилась всего 10 лет назад. Польша оказалась частью сферы влияния России, и Дариус приехал туда в рамках миссии, организованной Госдепартаментом. В его задачи входило приобщиться к культурам других государств и не создавать проблем.
Этот эпизод стал частью нового эксперимента в рамках так называемой культурной дипломатии. Дариус оказался участником той миссии благодаря своему отцу, известному пианисту Дейву Брубеку (Dave Brubeck), который стал «джазовым послом».
Госдепартамент надеялся, что концерты популярной американской музыки по всему миру позволят не только познакомить жителей разных стран с американской культурой, но и переманить их на свою сторону, сделав их страны идеологическими союзниками США в холодной войне. 12 концертов квартета Брубека в Польше стали одними из первых в его долгом турне, которое проходило в основном внутри периметра влияния Советского Союза. Они выступали в странах Восточной Европы, Ближнего Востока, Центральной Азии и Индостана. В рамках турне других джазовых легенд, таких как Луи Армстронг (Louis Armstrong) и Диззи Гиллеспи (Dizzy Gillespie), американские ценности транслировались в недавно деколонизированных государствах Африки и Азии. Цель всегда была одна и та же: держать коммунизм под контролем любыми доступными средствами.
Реакция на первый концерт Брубека, состоявшийся в городе Щецин на границе между Польшей и Восточной Германией, была восторженной. «Это внушало надежду и разбивало сердце одновременно, — рассказал Дариус Брубек (Darius Brubeck), которому сейчас уже за 70. — Целая эпоха пропаганды и демонизации испарилась всего за несколько секунд».
Его отец, которого глубоко тронула преданность польских поклонников джаза, часто обращался к своей аудитории на концертах. «Никакая диктатура не станет терпеть джаз, — сказал он. — Это первый признак возвращения к свободе».
Госдепартамент впервые задумался о потенциале джаза в качестве оружия в холодной войне за три года до того, как семья Брубеков оказалась в Польше. «В то время США и СССР считали себя моделями для развивающихся стран, — говорит Пенни фон Эшен (Penny Von Eschen), профессор Корнеллского университета и эксперт по программе джазовых послов. — Они отчаянно боролись друг с другом за умы и сердца всего мира». Адам Клейтон Пауэлл (Adam Clayton Powell), конгрессмен, поддерживавший тесные связи с джазовым сообществом, впервые предложил отправить джазовых музыкантов в спонсируемые государством турне по всему миру в 1955 году. Госдепартамент не стал терять время, и к 1956 году первый джазовый посол Диззи Гиллепси уже выступал на Балканах и Ближнем Востоке. «Секретное оружие Америки — это блюзовая нота в миноре», — написало тогда издание New York Times.
Первое турне Гиллеспи оказалось невероятно успешным, став прообразом множества подобных турне, состоявшихся в течение следующих десятилетий. Джазовые оркестры уже долгое время ездили за границу самостоятельно, но поддержка Госдепартамента позволила джазу достичь геополитически важных стран и регионов.
Джаз, в основе которого лежит импровизация в рамках заранее оговоренных границ, был идеальной метафорой Америки в глазах Госдепартамента. Это была музыка демократии и свободы. То, как джазовые группы выглядели, тоже имело большое значение. «Тогда весь мир знал о том, что в США распространены расизм и насилие, — говорит фон Эшен. — Это было позором для президента Эйзенхауэра и его госсекретаря Джона Фостера Даллеса (John Foster Dulles)». Отправляя в турне по всему миру джазовые группы, в которых вместе играли чернокожие и белые музыканты, Госдепартамент создавал образ межрасовой гармонии, игравший роль противовеса негативным сообщениям прессы.
«В конце 1950-х годов, когда в стране сформировалось движение за гражданские права, уровень насилия вырос», — говорит Хьюго Беркли (Hugo Berkeley), режиссер нового фильма «Джазовые послы» (Jazz Ambassadors), премьера которого состоится весной на канале PBS. В этом фильме показано, как в 1957 году в знак протеста против кризиса вокруг девятки из Литл-Рока Луи Армстронг отменил свое турне по Советскому Союзу, организованное Госдепартаментом. Только в 1961 году, когда правозащитное движение добилось существенного прогресса, Армстронг изменил свое решение и согласился на турне по Африке. «Тогда у многих возникло ощущение, что мы перевернули страницу в политических дискуссиях по вопросу расы», — говорит Беркли.
В своем фильме Беркли хотел найти ответ на вопрос, почему чернокожие музыканты согласились сотрудничать с Госдепартаментом в реализации его миссии, цель которой состояла в том, чтобы представить Америку величайшей страной в мире. «Этот вопрос, несомненно, представляет собой парадокс, — говорит Беркли. — Их просили это сделать, но им очень не нравилось то, как страна относилась к афроамериканцам. Вопрос заключается в том, как, несмотря на такое отношение к чернокожим, они решились пропагандировать положительный образ своей страны».
Первым джазовым послом стал Гиллеспи — чернокожий парень, который вырос на юге и у которого не было никаких иллюзий относительно ироничности ситуации, что ему приходилось продвигать американскую идею свободы за рубежом, оставаясь при этом второсортным гражданином у себя на родине. Он отказался от инструктажа в Госдепартаменте перед началом турне. «У меня за плечами 300 лет инструктажа, — сказал он. — Я знаю, что они с нами сделали, и я не собираюсь оправдываться».
Этот мюзикл должен был «продемонстрировать абсурдность узаконенного политического расизма в США», как сказал Дариус Брубек, размышляя об этом спустя несколько десятилетий. «Он должен был заставить спросить себя, как мы можем читать миру проповеди о демократии, если на нашем юге од сих пор сохраняется расовая сегрегация?» В 20 веке этот мюзикл был показан всего один раз, на джазовом фестивале в Монтерее в 1962 году, а затем о нем почти забыли. Но в последнее время интерес к нему снова стал расти. Его постановки в Нью-Йорке и интерес со стороны режиссеров документального кино, таких как Беркли, указывают на то, что джазовые послы могут снова оказаться в центре внимания.
В конце концов, вряд ли будет большим преувеличением сказать, что джазовые послы, возможно, спасли мир. «Холодная война была военизированным конфликтом, разбавить который позволял культурный обмен, — говорит Беркли. — Поскольку, если бы не было культурного обмена, этот военизированный конфликт мог выйти из-под контроля».
Спустя 30 лет после своих концертов в Польше, в 1988 году, Дейв Брубек получил предложение выступить на переговорах по вопросу ядерного разоружения между Рейганом и Горбачевым в России. «Это действительно сработало — позволило растопить лед между делегациями, — говорит Дариус. — У них появилось нечто, на чем они смогли сосредоточиться, от чего они смогли просто получить удовольствие и почувствовать себя обычными людьми». Вскоре после этого страны подписали Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, что существенно уменьшило вероятность начала катастрофической ядерной войны.
Дух программы джазовых послов до сих пор остается достаточно сильным, хотя государственное финансирование почти иссякло. Сегодня ряд разнообразных инициатив позволяет продолжать реализацию идеи культурной дипломатии — среди них программа Фулбрайта и Институт культурной дипломатии. И Дариус Брубек остается активным сторонником культурной дипломатии, продолжая дело своего отца, который скончался в 2012 году.
Хотя Госдепартамент запретил Дариусу, его брату Майку и их матери Айоле сопровождать квартет его отца в турне через Турцию, он запомнил ту поездку на всю жизнь.
«Многие говорят, что в этом присутствовал элемент культурного империализма, но на самом деле все было пронизано готовностью делиться», — говорит он. Дариус стал профессиональным пианистом, и несколько лет назад он поехал на гастроли в Польшу, где на его концерты пришли некоторых из тех, кто был на концертах его отца в 1958 году. Многим из этих людей было за 90.
«Дело было не в том, что они хотели послушать меня, — говорит он. — Они просто хотели показать, что концерты моего отца значили для них тогда».
