Егору Жукову всего 22 года, но он уже является видным представителем российской оппозиции. В интервью нашему изданию он высказался по поводу протестов в Белоруссии и рассказал о том, как недавно стал в Москве жертвой жестокого избиения.
У Егора Жукова, пришедшего на интервью в московский офис Spiegel, все еще оставался кровоподтек под левым глазом. 22-летний молодой человек приехал на автомобиле с водителем — он вынужден соблюдать осторожность после того, как три недели назад его у подъезда подкараулили двое мужчин, сбили с ног и избили, нанеся, в частности, несколько ударов ногами по голове.
Летом 2019 года, ознаменовавшимся массовыми протестами в Москве, Жуков стал символической фигурой, олицетворяющей российскую молодежь, выступающую против режима Владимира Путина. Он говорил быстро и энергично, рассказал о своих планах стать президентом России, о новом характере нападений на оппозиционеров вроде Алексея Навального.
Spiegel: Как вы себя чувствуете после нападения?
Егор Жуков: К счастью, все обошлось без серьезных последствий. Мозг не пострадал, голова чувствует себя уже лучше. Все остальное — чисто косметические эффекты, пара шрамов останется.
- Вам что-то известно о нападавших?
— Нет, ничего. После того, как представители полиции опросили меня, они больше не объявлялись. Это было уже второе реальное нападение на меня. В конце июля меня также поджидали два каких-то человека. Один из них попытался ударить меня, но мне удалось бежать. В этот раз они сразу ударили меня по голове сзади. Я упал и постоянно пытался встать, и это, пожалуй, было ошибкой. Они пинали меня по голове, как по футбольному мячу. При этом они ничего не говорили — ни о том, от кого они, ни о том, кто мне хотел таким образом что-то «передать». Я абсолютно уверен, что нападение связано с моей политической деятельностью. Это сделали люди, приближенные к руководству страны. Но кто это был, я точно не знаю.
- У вас есть надежда, что заказчиков удастся найти?
— Пока у власти режим Путина, нет.
- Вы сказали, что чисто физически чувствуете себя хорошо. А морально?
«Возможно, они чувствуют, что им не удалось запугать меня»
— (Сначала рассмеялся, но потом посерьезнел) В принципе, я чувствую себя вполне нормально. Но теперь начались другие истории: когда я через пару дней после нападения вернулся домой со дня рождения одного товарища в три часа ночи, прямо у моего подъезда стояла машина с включенными фарами. Я приехал на такси в сопровождении друзей, и когда человек за рулем увидел, что я не один, он сразу же уехал. По вечерам мне кто-то звонит на домашний телефон, а когда я отвечаю, на том конце тут же кладут трубку. Похоже, кто-то проверяет, дома ли я.
Через несколько дней после нападения я опубликовал новое видео на Ютубе (там Жуков показал свое разбитое лицо и сказал, что продолжит свою активистскую деятельность — прим. ред.). Возможно, они чувствуют, что им не удалось запугать меня, и считают, что надо довести дело до конца. В принципе, для меня это новая ситуация. Я понимаю, что вынужден опасаться за свою жизнь.
- Что вы делаете для своей защиты?
- Такие нападения случались перед выборами и в прошлом.
— Изменился характер этих нападений. Обычно они бывали двух видов: активистов и политиков обливали «зеленкой» или осыпали мукой — и это были просто неприятные мелочи. Еще произошло убийство Бориса Немцова и — теперь — покушение на Навального. Но давно уже не было такого, чтобы активистов избивали.
- Вы уже упомянули Навального. Как вы думаете, почему его сейчас отравили?
— Трудно сказать. Мы не знаем, что у этих людей в головах, кто точно это был, имеет ли к этому отношение Путин или кто-то из его окружения. Алексей Навальный — лидер оппозиции: все думали, что он такой большой и важный, и что его не тронут. Но они взяли и тронули, причем демонстративно: они использовали яд, о котором знает весь мир, о котором известно, откуда он берется, и о том, что доступ к нему имеют, в принципе, только российские спецслужбы.
- Вас избили вскоре после вашего исключения из Высшей школы экономики, которая вообще-то считается довольно либеральным заведением. Вы собирались учиться в магистратуре по специальности «искусство кино». Видите ли вы взаимосвязь между вашим исключением и этим нападением?
— Нет, прямой связи я не вижу, но оба эти факта связаны с моей политической деятельностью.
- Ректор университета отрицает это.
— Конечно, отрицает. Но у меня есть свои источники в ВШЭ, в том числе в приемной комиссии, и они говорили, что им звонили и велели не допускать меня до учебы. Кроме того, кто-то из руководства университета сказал мне, цитирую: «Ректор хочет остаться на своем посту, так что тебя не допустили».
- И что вы теперь будете делать?
— Уехать за рубеж я не могу, потому что имею судимость, и мне запрещено покидать Россию. Ко мне уже обращались люди, занимающиеся документалистикой. Они обещали мне помочь.
- Навальный известен своими видео на Ютубе о политической ситуации в стране и коррупции. Почему вы тоже хотите снимать видеоролики?
— Навальный — я не хочу его здесь критиковать — больше апеллирует к разуму людей. Все его фильмы основаны, в общем-то, на документах и цифрах, которые подтверждают коррупцию. Но я считаю, что это не лучший способ для того, чтобы заниматься политикой. Чтобы воодушевлять людей, эмоционально заинтересовать их, нужны конкретные примеры, нужно показать, каковы последствия коррупции.
- Вас называют молодым Навальным…
— Да, мне это не особо нравится. Во-первых, Алексей Навальный жив, я ему желаю скорейшего выздоровления. Во-вторых, это не особо уважительно, я Егор Жуков, у меня есть собственные идеи. Наши политические взгляды различаются: я либертарианец, Навальный, тем временем, ушел влево, ранее он был националистом. Можно сказать, что он вывесил свой флаг по ветру. Он говорит, что он левый либерал. Что было бы, будь он президентом? Неизвестно. Но его расследования о коррупции среди элиты очень хороши.
- Какое влияние протесты в Белоруссии оказывают на ситуацию здесь, в России?
— Все, что происходит в Белоруссии, мы проецируем на наше будущее в России. Все в моем окружении внимательно следят за происходящим. То, что мы там видим, когда-то произойдет и здесь. Я считаю, демонстрации в Белоруссии победят. Я уверен, что современный мирный протест, если выражаться по-военному, сродни не блицкригу, а осаде. Это долгий процесс, направленный на то, чтобы постепенно сократить ресурсы диктатора. Нужно найти слабые места диктатуры, например, организовать забастовки на государственных предприятиях.
- Рабочие в Белоруссии находятся под большим давлением со стороны властей, после первых забастовок многие предприятия снова начали работать.
— Если не получится национальная забастовка, протест пойдет на спад. Я вижу в забастовках единственный шанс оказать давление на Лукашенко. Все зависит от экономического положения. Режиму необходимы деньги.
— Путин помогает Лукашенко при помощи кредита.
— Это действительно очень важно для него. Но я не уверен, что белорусские элиты хотят еще больше российского вмешательства. Чем больше влияния у Москвы, тем меньше они становятся хозяевами в собственном доме. Лукашенко пока что гарантирует им бизнес, недвижимость, имущество. Но если он превратится в пешку на шахматной доске, он ничего не сможет для них сделать.
- Путин его действительно «разжалует»?
— Путин, несомненно, хочет не допустить демократии в Белоруссии. Если Путин будет продолжать поддерживать режим Лукашенко, Белоруссия станет второй Венесуэлой. Если Лукашенко будет под полной поддержкой и на обеспечении России, в какой-то момент его функционеры частично перейдут на сторону оппозиции, страна расколется на два лагеря.
Чего я не могу понять, так это то, почему Путин не сменит белорусское руководство. Другой пророссийский кандидат мог бы выступить на новых выборах, прийти к власти. Это также стало бы поводом для ЕС переосмыслить санкции против Москвы. Но пока что все идет по привычной модели — один диктатор поддерживает другого.
- Вам всего 22 года, вы уже сказали, что хотите стать президентом.
— Да, но мне придется подождать как минимум 13 лет (он смеется — прим. ред. — на президентские выборы можно идти только с 35 лет). У меня действительно есть такие амбиции. Я знаю, что из-за моего возраста многие не воспринимают меня всерьез как политика, но они запомнят, что я хочу выдвигаться.
- А пока что?
— Я сосредоточусь на социальных вопросах. В апреле во время карантина из-за коронавируса мы организовали в интернете акцию помощи, прежде всего, для жителей Москвы. Мы хотели показать, что государство не поддерживает людей, и мы можем им помочь. 250 волонтеров покупали продукты, финансировали это за счет пожертвований. Мы собрали десять миллионов рублей, почти 110 тыс. евро.
«Авторитарные режимы нужны людям, которые так сказать атомизированы, не доверяют друг другу»
Самое важное в обществе, что у людей друг с другом есть контакт. Речь идет о доверии, без него люди не могут начать совместные действия. Для меня важны обычные люди, которые до этого не интересовались политикой. Авторитарные режимы нужны людям, которые так сказать атомизированы, не доверяют друг другу.
- Перед оглашением приговора в декабре в последнем слове вы сказали, что продолжите смотреть в будущее с улыбкой. Это так и сейчас, после угроз?
— Ну, скажем так, если я получу стопроцентное подтверждение, что меня должны убить, тогда я отреагирую, предприму тактические шаги. Но одно я могу сказать уже сейчас — я продолжу свою политическую работу.