Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Что случилось с украинской аристократией?

© Фото : Владимир АносовКазаки
Казаки
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В разговоре с генеалогом Евгением Чернецким «День» пытается выяснить, что произошло с украинской аристократией и казацкой элитой, и много ли среди нас ее потомков

Рубрика «Семейный альбом Украины» — одна из самых живучих в нашей газете. Она постоянно пополняется новыми семейными историями, пожелтевшими фотографиями и бесценными свидетельствами и воспоминаниями. Это закономерно. Расчлененность украинской истории, в частности ХХ века, часто не оставляет шансов на ее правдивое воссоздание — кроме как на уровне истории семьи и рода.

Есть те, кто занимается историей семьи профессионально и использует для ее исследования научные подходы. Среди них — украинский краевед, геральдист, кандидат исторических наук Евгений Чернецкий. В свое время нас познакомила известная «культурная» журналистка Леся Сакада, которая, между прочим, также активно интересуется собственной родословной и всячески пропагандирует это полезное — для души и ума — дело среди других.

Библиография генеалога Евгения Чернецкого уже пересекла отметку «500». Теме шляхты посвящены 13 подготовленных им книг. Научный работник живет и работает в Белой Церкви (преимущественно — насколько это позволяет ему его призвание — ведь архивы, по которым он изучает историю украинских родов, разбросаны по всему миру). Называет себя пан Евгений белоцерковским патриотом. И подтверждает это — еженедельно в одной из местных газет публикует сведения о том или ином роде, имевшем или имеющем причастность к Белой Церкви.

С паном Евгением мы говорили о духовном значении исследований собственной родословной, о том, как формировалась украинская шляхта, а также о том, с чего нужно начинать исследование собственного генеалогического древа.

 «В Речи Посполитой был один из самых больших в мире процентов шляхты»

— Вы регулярно публикуете свои генеалогические исследования в белоцерковской прессе. Как думаете, для общества эта тема интересна? Ведь многие из медиавладельцев считают, что только «желтухой» можно людей заинтересовать.

— «Желтуху» можно из чего угодно сделать. В каждой семье, в том числе благородной, есть и грязное белье, и страницы, которыми можно гордиться. Все зависит от акцентов. А историческая наука исследует прошлое в комплексе, системно. В прошлом есть все.

— Почему вас интересует именно шляхта?

— Потому что я — Чернецкий.

— Вы, кстати, свою собственную генеалогию до какого колена изучили?

— Однозначного ответа дать не могу. У каждого человека очень много предков, придется исследовать разные роды. Некоторые из них я проследил до второй половины ХІХ ст., некоторые — до первой половины ХVII. То есть мой собственный рекорд — 13 колено. Лучше, конечно, знать до Адама.

— А до какого колена украинцы в среднем знают свою родословную?

— И на Украине, и в Европе, как правило, знают 3—4 поколения. Это 100 лет.

— Можно ли сказать, что интерес к собственному роду свидетельствует об определенном уровне цивилизованности?

— Бесспорно. Если человек исследует свою родословную, значит, он ищет ответ на большие, вечные вопросы.

— По-видимому, именно поэтому в советское время такие исследования не поощрялись...

— Это распространенное мнение. Но не совсем правдивое. Во-первых, после кровавой волны сталинизма очень многие люди сами предпочитали забыть прошлое — ради выживания. Никто не приказывал: скрывайте или жгите документы. Люди сами понимали, что та или другая бумажка может привести к пуле в затылок. И этот страх имеет определенный отголосок и сегодня. Бытует мнение, что ничего не сохранилось, все уничтожено, никто ничего в семье рассказать не может и вообще ничего особенного никогда не существовало. Такое внушение вызывает ощущение безопасности, особенно у старшего поколения, у которого страх за свое прошлое живет на уровне подсознания.

Во-вторых, для многих в советские времена было выгодно скрывать те или другие подробности и факты относительно своего рода, ведь от этого зависела карьера. Между прочим, очень много было случаев, когда даже работники КГБ с удивлением узнавали, что их родители имели определенные «сомнительные» эпизоды в биографии, что, по факту, должно было бы перечеркнуть им дорогу в КГБ. Если бы об этом вовремя узнали...

Следовательно, утверждение, что в советское время исследовать свой род было запрещено — ошибочное. На специальных листах в метрических книгах, где каждый исследователь, просматривавший книгу, указывает свою фамилию, дату, тему исследования, я встречал примечания «исследования родословной» за 60—70-е годы.

Кроме того, в советское время понемногу продвигался процесс и на уровне научной генеалогии. Исследовали родословную Тараса Шевченко. В тогдашних профессиональных архивных изданиях я встречал также статьи, посвященные родословным опришков, народных предводителей каких-то восстаний и т.д.

Исследование родословной имеет большое духовное значение

— Генеалогия существует в разных качествах. Есть научные студии, исследующие далекие века, княжеские, монаршие роды. На первый взгляд, они не касаются большинства. Хотя это только на первый взгляд. Учитывая то, сколько каждый из нас имеет предков... Возможно, только что мимо нас прошел потомок Рюрика или Гедимина... Насколько научная генеалогия подкреплена потребностью общества — сказать сложно. По крайней мере литература на эту тематику издается редко, небольшими тиражами и спроса на нее почти нет.

Есть также генеалогия-заработок (или практическая генеалогия). Она никоим образом не влияет на генеалогию научную. Просто кто-то платит деньги — а кто-то ищет документы. Правда, когда заказчик не прячет находки в ящике, а превращает их во что-то тиражируемое (например, какую-то брошюрку) и таким образом обнародует документы — это уже результат. Но таких примеров — единицы. Если промониторить Интернет, можно убедиться, что заработком в этой отрасли занимаются не так много людей, возможно, несколько сотен.

Для общества распространение генеалогии, безусловно, очень важно. Особенно для Украины. В постсоветских странах после развала Советского Союза произошел взрыв интереса к изучению собственной родословной: массово переиздавалась литература, выходившая еще до советских времен, появилась новая, возникли общества, которые объединяют людей, интересующихся собственной родословной. Это происходило в Польше, в меньшей степени в России, а вот в Украине такого бума не было. Я объясняю это тем, что мы не имеем собственной национальной аристократии. Она — потеряна. В России где-то кто-то уцелел (Голицыны, например). В Польше аристократическая прослойка фрагментарно сохранилась — в конце концов, там не было кровавых 30-х, значительно большему количеству аристократов удалось остаться в живых, выехать, потом вернуться (можно вспомнить, скажем, Ежи Гедройца, имевшего аристократическое происхождение). Плюс, выразительный мотив — в Польше была создана специальная законодательная база для возвращения утраченной аристократией собственности их потомкам. В Украине всего этого не было.

Существенный момент: в Польше существуют большие сети генеалогических обществ без акцентирования на благородность. Кто-то гордится своим высоким происхождением, а те, кто исследуют своих предков-крестьян, также гордятся своими корнями. Вот что важно!

Исследование родословной в принципе имеет большое духовное значение, оно может существенно «корректировать» человека. Это еще и преодоление исторических мифов: более давних, советских, новейших украинских... Нет лучшего средства борьбы с мифами, чем архив. Хотя в любом источнике попадаются ошибки, но само по себе изучение документов той или другой эпохи позволяет человеку постепенно приходить к определенным выводам, которые, возможно, диссонируют с привычными ему историческими картинами.

— Исследование родословной — кропотливый труд. Что вы посоветуете тем, кто за это взялся? С чего нужно начинать?

— В первую очередь нужно тщательно и долго записывать воспоминания живых, чтобы зафиксировать тот минимум информации, который позволит исследовать письменные источники в будущем. Если эта информация останется не просто на бумажках, а будет оформлена во что-то более весомое, скажем, альбом с фотографиями и комментариями, брошюрку в нескольких экземплярах, можно сказать, что человек сделал крайне важное дело.

— Дальше — архивы?

— Можно посоветовать Интернет, где сегодня есть немало полезной информации. Например, об участниках и погибших во время Второй мировой войны. Есть страны, которые демонстрируют очень высокий уровень обнародования архивных документов. Например, в Латвии и Эстонии в сети «вывешены» даже метрические книги. То есть можно сидеть дома за компьютером с чашечкой кофе и исследовать своих предков... Это, можно сказать, — революция.

Немало публикуется также книжек, в том числе археографических изданий, которые содержат большое количество документов XIX — начала XX ст. Впрочем, в настоящий момент бывает так, что даже в библиотеках иногда нет того или другого комплекта документов — а в Интернете он есть.

— Должно ли развитие генеалогии стать одним из направлений государственной политики, с вашей точки зрения?

— Несомненно. Более того. Мне известно, что родословная нашего предыдущего президента исследовалась очень активно. Почему Виктор Ющенко не сделал соответствующий акцент в своей политике — это уже вопрос к нему...

В Речи Посполитой был один из самых больших в мире процентов шляхты

— На территории стран, объединение которых в свое время называлось Речью Посполитой (а это, напомню, Польша, Украина, Белоруссия и Литва), был один из самых больших в мире процентов шляхты — 8—10%. Подобную картину можем найти только в Испании. В отличие от России, где дворянство предоставлялось за службу монарху, за наличие крепостных, имений, в пределах Речи Посполитой критерием принадлежности к шляхте было происхождение. Родители шляхтичи — значит, ребенок тоже. Хотя и среди шляхты Речи Посполитой был небольшой процент тех, кто получил так называемые нобилитации — привилегии, которые предоставлял сейм определенным лицам за их заслуги перед государством. Например, за храбрость на поле боя.

Была в Речи Посполитой также мелкая шляхта, ее эквивалент на Левобережье — рядовое казачество. Потомков мелкой шляхты среди нас очень много. Точно сказать сложно, ведь в советское время в результате — в том числе — активной урбанизации грань между шляхтой и «мужиками», то есть крестьянами, почти стерлась. Могу сказать только, что тех, кто вообще не имеет предков из шляхты, — очень мало. Немного и тех, у которых сугубо благородные корни или сугубо крестьянские.

Немало семей в рамках Австро-Венгерской и Прусской монархий, а кое-где и Российской, получили какие-то титулы. Что касается Австро-Венгрии и Пруссии, достаточно было иметь в роду, скажем, сенатора XV—XVI ст. и доказать свою с ним связь, чтобы император предоставил графский или — в других обстоятельствах — баронский титул. Например, есть огромный род Лосей герба Долэнга. Потомков этого рода сегодня очень много — и у всех этих людей среди предков есть сенатор времен Польского королевства. Одна из ветвей, что поселилась на Галичине, согласно законодательству, получила в ХІХ ст. графский титул, была состоятельной, имела собственные архивы и достаточно средств, чтобы проводить поиски в государственных архивах и архивах монастырей. Часть рода Лосей осела на Волыни, которая находилась на территории Российской империи. Эта часть рода была менее богатой, никаких титулов им никто не предоставлял и своей родословной они преимущественно не знали. Хотя кое-где тот, кто знал, что через поле такой же Лось, как и он графом пишется, и себе графом писал, не имея для этого формальных оснований. А с Волыни Лоси расселились по всей Украине. Следовательно, многие могут отыскать среди своих предков аристократов.

— Почему на территории Речи Посполитой было столько шляхты?

— Причины разные. Прежде всего потому, что пограничная территория требовала значительных военных усилий для обороны границ государства. Чем больше военная угроза, тем больше людей должны нести военную службу. А человеку, который готов был защищать государство, предоставлялись земли, но в то же время военнослужащий подпадал под пристальное наблюдение: насколько он отвечает требованиям, хороший ли у него конь, нормальное ли вооружение, способна ли вообще эта семья нести такую важную службу... Это было присуще временам Великого княжества Литовского. Что же касается Речи Посполитой, то времена были уже другие, менее опасные. В то время была выработана европейская политика относительно шляхты: эта прослойка освобождалась от всех обязанностей, от которых только можно было освободиться. Установление налогов осуществляла сама шляхта через голосование на региональных сеймиках и общегосударственных сеймах.

Появление на карте государства Речи Посполитой недаром почти совпадает с появлением казачества как сословия: дело в том, что польское законодательство не признавало так называемых переходных групп — бояр, замковых слуг и т.д. (полурыцарей или на треть рыцарей), к которым относились казаки, и видело в этих людях только крестьян. Тогда, собственно говоря, и начинается история казачества именно как — подчеркиваю — сословия. Ведь, обратите внимание, что, как правило, требовало казачество? Не денег, а именно предоставления привилегий. И само происхождение казачества из переходных групп (которые не владели заметной собственностью и, соответственно, не попадали в документы того времени) объясняет, почему до сих пор мы толком не знаем ни родословной Хмельницкого (нам неизвестны даже основные биографические вехи его отца!), ни большинства других казацких предводителей.

— Какой была украинская аристократия? К чему этот статус обязывал?

— Каждому времени присуща своя культура и свои образцы поведения, о какой бы прослойке общества не шла речь. Аристократия была разной. Особенно на Украине — на цивилизационном приграничье. Например, один из рода Потоцких, человек второй половины XVIII века, каневский староста, очень любил посидеть с крестьянами, вроде бы даже с чумаками за солью ходил. Он воплощал первые ростки того, что во второй половине ХІХ века оформилось в хлопоманство. Хотя были и те, кто издевался над крестьянами. В любой социальной группе можно найти как героев, так и мерзавцев.

— А как относительно казацких родов?

— Особенностью казачества является то, что концентрация власти и имений в этой среде происходила очень быстрыми темпами. Они не имели времени на то, чтобы становиться аристократами. Если польские аристократы или князья волынские рождались с большими состояниями и дворцами, то у казаков это все появлялось буквально на глазах, в течение 1—2 поколений. В свое время «Киевская старина» опубликовала весьма интересные документы: свод правил на тему «Чего нельзя делать на благородном собрании», которое составили на Левобережье. Там такой перечень, что даже неудобно это все озвучивать. Настоящий документ является свидетельством уровня личной культуры того времени. Хотя речь шла не о ком-нибудь, а о местной уездной элите — и сотниках, и полковниках. Украина — это приграничье, здесь жизнь всегда была жесткой, а поэтому — гораздо меньше куртуазности и политеса. Только в последнюю четверть XVIII—ХІХ ст. старшина начинает давать массовый тип действительно украинского аристократа, с хорошим образованием и манерами. Хотя такие фигуры были и раньше — например, Мазепа и Орлик. Но их можно назвать исключениями. Кстати, с этой точки зрения понятно, почему Мазепа получил так мало поддержки среди казачества. Меценат, человек зажиточный и очень культурный, он, вероятно, выделялся на фоне других, которые могли подумать, дескать, вот имеет большие деньги и короткий путь к Богу... Думаю, тогдашний культурный фон может быть едва ли не самым простым объяснением того, почему за Мазепой не пошла вся старшина, а следовательно, и казачество.

Генеалогия — это история под микроскопом

— Какие из собственных находок последних лет вы считаете самыми сенсационными?

— Всего сразу и не вспомнить. Недавно попались мне очень интересные документы о родословной знаменитого гетманского, впоследствии аристократического рода Дорошенко. Особенно интересными оказались данные об их гербе, что полностью противоречат распространенным сегодня взглядам на этот вопрос. Достаточно неожиданными оказались находки биографического характера о членах семьи Павла Скоропадского. Такими же стали для меня найденные записи в метрических книгах, связанные со знаменитым учителем Михаила Грушевского — Владимиром Антоновичем.

Немало нового и интересного, надеюсь, читатели найдут в публикациях о родословных знаменитых украинцев, над которыми уже давно работаю. Помимо того, чрезвычайно интересными являются находки, связанные с малоизвестными или практически неизвестными общественности родами. В этом отношении хотелось бы отметить как «Браницких» (книжка была издана в конце прошлого года), так и «Федкевичей», которую заканчиваю. Последняя будет посвящена небольшому роду из с. Рожки Таращанского района. В начале ХХ ст. они были уже крестьянами. Кто бы мог догадаться, что в их прошлом есть величественные фигуры, связанные со многими ключевыми событиями истории Украины?

Собственно, именно поэтому исследование родословной является таким магнитом для тех, кто попробовал и нашел первые неизвестные для себя данные. Дальше уже трудно отбросить эти поиски, ведь в них раскрываются настоящие тайны — сведения, о которых уже не знает ни один из наших современников.

— Кто еще вас интересует?

— Меня интересуют все. Я помню, как удивлялся, когда нашел некоторые документы, касающиеся Рыльских. Попробуйте найти в опубликованных биографиях Максима Рыльского, что в 1915 году он был официально признан во дворянстве и это решение было утверждено в Санкт-Петербурге... А этот факт — задокументирован! 1915-й год. М. Рыльский лично подает документы на признание за ним прав наследственного дворянина. Но уже через несколько лет дворянство стало неактуальным, а позже — даже опасным. Между тем, отец М. Рыльского Тадей, которого мы знаем как этнографа, хлопомана, до конца своей жизни был римо-католиком и подписывался тремя именами, которыми его назвали при крещении: Тадеуш-Томаш-Збигнев.

Генеалогия — это история под микроскопом, а в микроскоп можно увидеть много такого, чего не увидишь с первого взгляда. Следовательно, когда удается работать с реальными документами, которые не редактировались Компартией, над которыми не работал советский институт истории, то открывается очень много всего, что принципиально меняет взгляд на те или другие события или личности.

— Каков потенциал тех документов, которые пылятся в украинских архивах и еще не изучены историками?

— Фантастически мощный. Представьте: в Киеве есть Центральный исторический архив, Центральный архив высших органов власти, Государственный архив Киевской области, Государственный архив города Киева и еще очень много архивов. В каждом из них лежит миллион-другой дел. А сколько листов... Вот вам и материал для исследований. И это только Киев. А еще же в каждой области — по архиву. Изо всего этого, заверяю вас, проработано и введено в научный оборот только несколько процентов в лучшем случае.

Конечно, не все архивы сохранились одинаково хорошо. Например, архив Днепропетровщины сгорел во время Второй мировой. Довольно много было потерь в Полтаве, Каменце-Подольском. Это усложняет задачу исследователя, но никоим образом не перечеркивает ее. В этом смысле безнадежных ситуаций, по-видимому, не существуют вообще. Придется, возможно, ехать за источниками в Москву или Петербург. Документы, которые могут рассказать о нашей истории, разбросаны по всему миру, за ними можно ехать во Францию, Британию, Канаду, США — куда угодно...

— Какие самые большие проблемы в украинской генеалогии — научной и массовой?

— Их много. Дело в том, что государство очень мало внимания уделяет архивной системе и сохранению архивного фонда. Должна быть разработана и воплощена специальная государственная программа. Но ее нет. И вряд ли она скоро появится.

Когда наконец заработают украинские фонды, которые будут тратить деньги, в частности, на генеалогические исследования, — неизвестно. А в Польше, например, еще с ХІХ века существует касса им. Мяновского, которая оказывает материальную помощь научным работникам. В создание многих библиотек и архивов вкладывала деньги именно аристократия. В Польше вообще сформирован культ архивного исследователя. А что в Украине думают о людях, которые сидят в архивах? Вероятно, ничего особенно хорошего.

— Кто из исследователей-генеалогов самый заметный?

— Можно говорить о Владимире Владимировиче Кривошее, авторе большой серии книжек о генеалогии украинского казачества. Многие исследователи объединены вокруг Украинского геральдического общества с центром во Львове. В генеалогических записках, которые издает это общество, печатаются десятки студий разных исследователей как по отдельным родам, так и по родам определенных территорий. В целом можно сказать, что в современной Украине научных генеалогов-ученых — несколько десятков.

— Вы говорили о генеалогии как заработке. С другой стороны, существуют псевдошляхетские движения. Как их существование отражается на генеалогии?

— На это вообще можно не реагировать. Псевдошляхетские движения существовали всегда и везде. Это обычный обман. Не знаю, какой смысл в том, что вы получаете от какого-то проходимца никчемную бумажку. Если так хочется писаться графом или бароном, то платите нормальные деньги и получайте от действующего монарха нормальную бумажку, которая в Европе на законодательном уровне признается нематериальной собственностью, которая признается в мире и которую можно передать по наследству. Вы же, в конце концов, не ездите на соломенных Мерседесах.

Аристократ знал свой род до двадцатого колена, а крестьянин — те же три-четыре, которые знаем мы

— Нет на Украине аристократии — но по крайней мере латифундистов мы уже имеем... Дальше — дело за эволюцией. Меня даже больше сегодня беспокоит то, чтобы как можно больше украинцев бралось за исследование своих родословных. Неважно — благородные они или крестьянские. Ведь чем отличалась аристократия ХІХ века от своих крепостных? Аристократ знал свой род до 10, а то и до 20 колена, а крестьянин знал те же 3—4, которые знает сегодня большинство из нас. Соответственно человек и позиционирует себя в мире. Что дальше? Заверяю вас, отношение к своей родословной отражается даже на выборах: как человек определяет свои вкусы, на какие призывы реагирует... Не знаю, можно ли исследовать и доказать такую зависимость, но, с моей точки зрения, связь существует. Ответственность перед обществом, принадлежность к активному обществу — все эти черты современного гражданина должны на что-то опираться... Могут ли они опираться на прошедшее столетие, которое не было самым счастливым в украинской истории? Вряд ли, поэтому надо копать глубже.

Исследуя свою родословную, начинаешь осознавать себя в значительно более широком контексте. Возможно, это идеалистическая позиция, но, думаю, люди и общество, которое всерьез взялось бы за изучение своих корней, стали бы лучше.

А свою задачу я вижу в том, чтобы издать как можно больше книжек с генеалогическими исследованиями, то есть создавать определенную массу знаний, энергия которых, возможно, когда-то сработает.

Евгений Чернецкий — украинский краевед, геральдист, кандидат исторических наук. Заведующий отделом информационно-краеведческой работы Белоцерковской городской публичной библиотеки; по совместительству — старший научный сотрудник Мемориального музея-усадьбы И.С. Козловского в Марьяновке. Окончил философский факультет КНУ имени Тараса Шевченко. Основными направлениями научных интересов является генеалогия, демография, социальная история правобережной шляхты и дворянства Российской империи. Автор ряда книг, многих научных и научно-популярных публикаций, а также герба и флага Володарского района и символики сел Киевщины и Слобожанщины.

Был стипендиатом Фонда королевы Ядвиги для студентов и научных работников из Центрально-Восточной Европы Ягеллонского университета. Член ряда общественных и научных организаций, в частности Украинского общества охраны достопримечательностей истории и культуры, Общества охраны старожитностей Киевщины, Украинского геральдического общества, Научного общества имени братьев Вацлава и Эдварда Руликовских, Белоцерковского рыцарского круга, Национального союза краеведов Украины, сообщает «Википедия».