Полковник Джеймс Кетчам (James S. Ketchum) мечтал о войне без убийств. Он начал службу в армии в 1956 году и ушел в отставку в 1976, но за время своей службы он не воевал во Вьетнаме, не участвовал в операции в заливе Свиней, не патрулировал Западную Европу на танках и не строил ядерные пусковые комплексы в арктических льдах. Вместо этого он стал ведущим экспертом вооруженных сил в секретном эксперименте времен холодной войны, целью которого было поражение сил врага облаком психотропных веществ, которые на некоторое время выводят из строя человеческое сознание, вызывая, как однажды выразился один высокопоставленный офицер, «выборочный сбой человеческой машины». В течение почти целого десятилетия Кетчам, будучи психиатром по профессии, занимался своей работой, искренне полагая, что химические вещества представляют собой гораздо более гуманный инструмент ведения боя, чем пули и шрапнель – по крайней мере, он очень старался себя в этом убедить. Чтобы достичь своей цели, он без устали трудился в изолированном исследовательском центре вооруженных сил, тестируя химическое оружие на сотнях здоровых солдат и веря в то, что он приносит человечеству пользу.
Сейчас Кетчаму 81 год, и исследовательский центр, где он прежде работал, Арсенал в Эджвуде (Edgewood Arsenal), превратился в скопление разваливающихся зданий недалеко от военного испытательного полигона в Чесапик-Бей (Chesapeake Bay). Все записи это исследовательского центра были упакованы в коробки, которые сейчас пылятся в Национальных архивах. Военные доктора, которые помогали в проведении экспериментов, уже давным-давно переехали или ушли из жизни, а солдаты, участвовавшие в испытаниях – это почти 5 тысяч человек – разбросаны по всей стране, если они вообще еще живы. В вооруженных силах и в мире медицинских исследований секретные клинические испытания превратились в смутное воспоминание. Однако для некоторых оставшихся в живых подопытных и для докторов, которые обследовали их, события, происходившие в Эджвуде, навсегда останутся в памяти. Были ли эти эксперименты аналогом ужасов Дахау или их необходимость была продиктована научным прогрессом? Теперь, когда ветераны этих испытаний все чаще о них рассказывают, их оставшиеся без ответа вопросы стали медленно превращаться в своего рода историческое донное противотечение, с которым Кетчам не в силах бороться. В 2006 году он издал свои мемуары под названием «Химическая война: почти забытые секреты» (Chemical Warfare: Secrets Almost Forgotten), в которых он сделал попытку отстоять свое исследование. В следующем году групповой иск, поданный бывшими подопытными солдатами против федерального правительства, будет передан в суд, и Кетчаму предстоит стать на этом процессе ключевым свидетелем.
Суть этого иска в целом является отражением массовой критики деятельности вооруженных сил в Эджвуде: по причине ли военной безотлагательности или из научного интереса, но вооруженные силы опрометчиво подвергали опасности жизни своих солдат – наивных молодых людей, которых обманом или силой заставляли принимать участие в рискованных экспериментах. Химические вещества, которые испытывались на солдатах, варьировались от слезоточивого газа и ЛСД и до смертельно опасных отравляющих веществ нервно-паралитического действия, таких как вещество VX, разработанное в Эджвуде и позже попавшее в руки Саддама Хуссейна. Кетчам специализировался на изучении семейства молекул, которые блокируют ключевые нейромедиаторы, вызывая нарушение сознания. Эти вещества были в основном известны по своим кодовым названиям, а их формулы были засекречены. Солдатам никогда не говорили, что именно на них испытывают и каковы будут последствия этих испытаний, и вооруженные силы никогда не пытались проследить дальнейшую судьбу этих людей. Самые ярые критики Эджвуда говорят о причинении массового вреда здоровью, называя это скрытой американской трагедией.
Кетчам, неисправимый сторонник химического оружия, считает, что люди, испытывающие перед газовым оружием больший страх, чем перед минометами, мыслят нерационально. Он с одобрением приводит в пример решение российского правительства пустить в московский театр сильнодействующий газ, когда чеченские боевики захватили здание и взяли в заложники 800 зрителей театра. Применение этого газа позволило обезвредить террористов, после чего сотрудники сил специального назначения проникли в здание и убили их. Но тогда погибло множество невинных людей. «Некоторые скептики считают это в некотором роде трагедией, - сказал Кетчам. – Они говорят, «послушайте, погибло 130 человек». А я думаю, что 130 это лучше, чем 800, и лучше, чем взорванное здание театра».
Не так давно во время спора с критиками Эджвуда на одном из радиоканалов Кетчам заявил, что те испытания стали разумным ответом на угрозы холодной войны: «Мы находились в состоянии очень напряженной конфронтации с Советским Союзом, и к нам поступала информация – порой проверенная, порой нет – что русские имеют огромные запасы ЛСД, которые они могут использовать в том числе и в военных целях». Тогда же он добавил, что в то время их эксперименты могли повлечь за собой не больше проблем, чем испытания медицинских препаратов.
Однако Кетчам остается непредсказуемым апологетом. Его основной инстинкт – это инстинкт беспристрастного ученого, который пытается разрешить некую упрямую аномалию, по чистой случайности оказавшуюся работой всей его жизни. Он внимательно выслушивает критиков Эджвуда и признает, что существует некая вероятность того, что он рассматривает те эксперименты через призму благодушной забывчивости. В то же время, будучи единственным защитником Эджвуда, он должен воскрешать историю под лучом беспощадного прожектора. К Кетчаму часто обращаются пожилые подопытные солдаты, которые пытаются найти информацию о том, какой вред нанесла им армия. «Я должен знать все, что со мной тогда произошло, потому что это меня успокоит и избавит от ночных кошмаров», - написал ему один из ветеранов. В таких случаях Кетчам отвечает им с сочувствием, при этом пытаясь отстоять свою точку зрения. «Майк, - написал он другому ветерану, - видимо, некоторые люди находят утешение в том, чтобы оглядываться назад и осуждать то, что доктора совершили полвека назад, особенно если их истории можно сравнить с сюжетами популярных блокбастеров или если это может помочь им получать пенсию по инвалидности». Многие из его бывших коллег по Эджвуду в отличие от Кетчама испытывают муки совести. Один из них признался мне: «Я бы очень хотел, чтобы такое никогда больше не повторилось». Однако Кетчам часто одерживает победу над скептиками. После того, как они обменялись множеством электронных писем, Майк наконец признал: «Я уверен, что вы делали эту работу по той же самой причине, по которой мы вызвались участвовать в опытах. Это просто нужно было сделать».
Будучи пенсионером и живя в Калифорнии, Кетчам подружился со многими пионерами в области испытаний психоделических веществ, которым сейчас приходится бороться с последствиями их работы: с неудачными трипами, с деформацией личности, вызванной приемом наркотиков. В 2007 году Кетчам отправился на фестиваль «Горящий человек» (Burning Man) вместе со своим другом Александром Шульгиным, который в прошлом способствовал распространению экстази. До их знакомства Шульгин полагал, что исследовательские методы Кетчама безнравственны. «Подвергать человека такого рода психологической атаке, не подготовив его к тому, что может случиться, а после окончания эксперимента отправить его восвояси, никак не объяснив ему пережитое им состояние, свидетельствует о полном пренебрежении к ценности этого человека», - сказал он однажды. Однако, очевидно, Кетчам убедил его, что эти эксперименты принесли огромную пользу: в предисловии к мемуарам Кетчама Шульгин написал: «Большое удовольствие иметь возможность стать частью этой истории».
Ранее в этом году я ездил к Кетчаму в Санта-Роза, где он живет со своей пятой женой Джуди-Энн Кетчам (Judy Ann Ketchum) в скромном одноэтажном доме в тихом пригороде. Кетчам открыл мне дверь в бежевом спортивном костюме. У него подтянутая фигура пожилого спортсмена, довольно высокий рост, манеры открытого человека и пытливый взгляд. Джуди, медсестра на пенсии, сейчас занимается фотографией и пишет картины. В гостиной один из ее проектов - манекен с платиновыми волосами, одетый в костюм из пайеток – стоит рядом с пианино, на котором играет Кетчам. Большие фотографии цветов крупным планом, которые она любит фотографировать, висят в каждой комнате дома. Семья Кетчамов – это своего рода политический гибрид: правоцентристская, но не богемная, религиозная, но не догматичная, консервативная, но не выступающая против употребления наркотиков.
Мы направились в небольшой кабинет, чтобы поговорить. При личной встрече Кетчам производит впечатление человека, настолько заблудившегося в абстракциях, что его легко можно одурачить. Когда мы сели, он сказал: «Я даю деньги в долг людям, которые никогда их не возвращают». Однажды он дал 20 тысяч долларов учителю немецкого языка, который заявил, что он хочет открыть благотворительную организацию, после чего тот исчез: «Он потратил все на женщину, с которой он пил четыре дня. С тех пор я так и не получил эти деньги обратно». Еще один мошенник выманил у Кетчама деньги, сказав, что потратит их на благотворительность в Аргентине, чего он так и не сделал. «Я не задумываюсь об этом», - признался Кетчам.
В кабинете было огромное множество папок, представляющих собой его личный архив. Его сокровище – в том числе сотни страниц секретных правительственных документов – было своего рода медицинским оборудованием, которое Кетчам использовал для защиты достижений арсенала в Эджвуде от забвения или дурной репутации – или для того, чтобы вызвать некоторые неприятности. Юристы пытались отсудить у него эти документы, ЦРУ пыталось силой заставить его передать их ему. Он оглядел свои папки. «В них содержится масса данных - имена, дозы, графики, - заметил он. – Определенно, правительство не хочет, чтобы эта информация подверглась огласке». Когда Кетчам покинул арсенал, этот архив покинул его вместе с ним. «Его могли уничтожить, - добавил он. – Его могли спрятать».
Мне казалось, что его коллекция – это некое живое существо, переживавшее метаморфозы в процессе того, как Кетчам систематизировал ее. Я взял в руки одну из папок и обнаружил в ней описание того, как он собирал свой архив: «Сначала эти папки стояли рядами, но вскоре они перестали помещаться в архивном шкафу, и, в конце концов, спустя много лет они перестали помещаться в двух больших огнеупорных сейфах, поэтому несортированные материалы я упаковал в коробки и отправил их на чердак, в гараж и в камеру хранения». Временами Кетчам воспринимал свой архив как инструмент самоанализа, однако в те моменты, когда его охватывал пессимизм, он вспоминал Джейкоба Марли (Jacob Marley) – призрака из сказки Диккенса, обреченного на муки за то, что он причинил много зла людям и не раскаялся в этом – и думал, что, возможно, его архив «в итоге станет похож на цепи Марли, влачащиеся за ним, подобно грохочущим змеям».
Когда четыре года назад в федеральный суд поступил групповой иск, к Кетчаму приехал адвокат из юридической фирмы Morrison & Foerster из Сан-Франциско. Он спросил Кетчама, сохранил ли тот первоначальные источники. Кетчам перевернул весь архив. «Будьте открытым с человеком, и он отплатит вам добром», - сказал он мне позже. Во время дачи показаний в течение 15 часов, Кетчам свободно отвечал на вопросы, зачастую не обращая внимания на возражения своего адвоката. Казалось, он был готов давать показания – готов к повышенному вниманию, которое достается ключевому свидетелю, готов ответить на все вопросы об экспериментах.
Перед тем, как я ушел, Кетчам пообещал выслать мне полную цифровую копию своего архива. Примерно через неделю в мой офис привезли толстую папку, украшенную фотографией нас двоих, которую сделала Джуди. Кетчам составил подробный каталог материалов: там были технические отчеты, и научные таблицы, списки солдат и данные, полученные в ходе экспериментов, по каждому из них. Там были служебные записки и письма. Там были личные вещи: карточки участников соревнований по гольфу, семейные фотографии, школьные сочинения, данные о продаже дома. «Я записывал все свои действия в зеленый блокнот, который я всегда носил при себе, - рассказал мне Кетчам.- Я составлял список всех лекарств, которые я принимал». Десятки тысяч страниц отсканированных материалов стали постепенно заполнять мой жесткий диск. «Это я, - Кетчам, казалось, говорил мне. – Это то, что я делал. Вы будете моим судьей».
